Секунда. Две.

И он оборачивается. И легкая улыбка трогает его губы. И мое сердце взрывается на части.

— А вот и ты.

— Чем это вы тут занимались? — вместо приветствия я насмешливо кидаю взгляд на его алые губы. Щеки Астории вспыхивают ярким румянцем. Она начинает что-то смущенно лепетать заинтересованной Пэнси. В глазах Малфоя играет усмешка, он нагло ухмыляется. Он доволен тем, что я заметил.

— Постыдились бы, среди бела дня! — Пенси забавляется смущением Астории, восклицая слишком наиграно.

— Нет в этом ничего такого! Вас же не было.

Пока они обмениваются понимающими улыбками, я подхожу к дивану и присаживаюсь на спинку, внимательно наблюдая за Малфоем. Тот какое-то время разглядывает меня из-под белесых ресниц, а затем вновь ложится на спину. На нем молочная сорочка с широкими рукавами, спущенными плечами и манжетами воланами, которые задрались, когда он запрокинул руки за голову. И я замечаю тонкие, почти девичьи запястья с синими паутинками венок, виднеющиеся из-под хлопковой ткани.

Я скольжу взглядом по его лицу. Отмечаю про себя, как порозовели его щеки, делая его моложе на несколько лет. Как блестят его серые глаза с темным ободком вокруг радужки, особенно ярко выделяющиеся на узком лице. Как его язык медленно облизывает раскрасневшиеся от поцелуев губы. И ощущаю, что он точно так же внимательно рассматривает мое лицо, мое тело.… И точно так же, ловит каждый мой вдох.

— Веселишься? — усмехаюсь.

— Просто развлекаюсь. Ты же знаешь, как меня выматывает долгое ожидание.

Да, Драко действительно ненавидит ждать, особенно когда дело касается его собственного удовольствия. Именно поэтому он так откровенно дразнил меня сейчас. Все эти загадочные улыбки, лукавые взгляды, откровенные позы — все это своеобразная месть за мою задержку. Прекрасно изучив меня за эти годы, он прекрасно знает, как следует воздействовать. И вот сейчас весь этот маленький спектакль, лишь для того чтобы разжечь огонь ревности. Ее след он и пытается отыскать на моем лице. Как наивно.

— Да, но не похоже, что ты все это время скучал.

— Мне не оставили выбора.

Наигранная невинность в его голосе, раззадорила меня. Нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, утопив самого себя во внезапном порыве нежности. Я оглянулся на увлеченно переговаривавшихся особ, которые в данный момент времени не обращали на нас никакого внимания. Моя рука соскальзывает со спинки дивана и уверенно ложится на бедро mi amor (исп. моей любви). Губы Драко расползаются в самодовольной ухмылке, он разводит ноги в стороны, спустив одну из них с дивана, полностью расслабляясь. Я вглядываюсь в его глаза, силясь прочитать плескающиеся там эмоции. И замечаю лишь небольшую заинтересованность, возникшую, когда моя рука начинает медленно скользить вверх по грубой ткани брюк. Мы, не отрываясь, смотрим в глаза друг друга, и гадаем, кто же первым разорвет зрительный контакт. Я ощутимо впиваюсь пальцами в податливое тело, проходя по внутренней стороне бедра, из-за чего Малфой картинно прикусывает нижнюю губу. И это еще сильней заводит меня. Возбуждение медленно разливается по телу. Хочется поскорей дойти своими прикосновениями до его паха, и, прижавшись широкой ладонью, ощутить, как под ее давлением затвердевает плоть. Но я затеял эту игру только для того, чтобы немного позабавиться. Эти тягучие, растянутые секунды ожидания, возбуждают не хуже любого афродизиака, опьяняют предстоящим предвкушением. Я ловлю его рваный вздох и понимаю, что он ощущает то же самое. Бинго!

— Мы пойдем, встретим Тео, — когда я оглядываюсь, Пэнси уже стоит в дверях. Благо, все мои действия скрыты за спинкой дивана. Но я все же нарочно медленно отвожу руку, чтобы не вызвать недоуменного взгляда девушек. – Мальчики, прикажите домовикам, достать белого вина из погреба.

— Лучше всего Шато Шеваль Блан 83 года (3), — вторила ей Астория, сидя на стуле и застегивая свои босоножки.

— Откуда такие познания в вине, у четырнадцатилетней bebé (исп. малышки)? — я усмехаюсь, видя с каким укором, она смотрит на меня.

— Я уже не ребенок!

Действительно. А я уже и забыл себя в четырнадцать лет.

****

Я сосредоточено прицеливаюсь, сжимая в руках клюшку с железной головкой. Невыносимая жара давит прямо на голову, и я корю себя за то, что не надел свою любимую шляпу канотье (4). Я нанес удар по мячу перед собой, отправляя его в полет в сторону лунки. Лучи солнца ослепили мои глаза, поэтому буквально на секунду я потерял его из вида. Закрыв их ладонью от невыносимо яркого света, я вижу, как мяч благополучно приземлился в песчаную зону. Вот же гадство. Я разочарованно вздыхаю, тем не менее, приготавливая еще один мяч для удара. Столь низкий результат вполне можно оправдать тем, что я уже год как не играл в гольф. Но, сам великий Мерлин знает, как же я ненавижу проигрывать! Особенно, когда есть свидетели моей неудачи.

Драко, пошатываясь, держит в руках полупустой бокал. На дне плескается, оставшееся Шато д’Икем (5), которое мы распили на десерт. В его желто-янтарном цвете плавают подтаявшие кубики льда. Привычная картина для тех, кто достаточно хорошо знает привычки Малфоя. Я же считаю, что разбавлять водой вина — настоящее кощунство. Но не думаю, что для него так важно мое мнение на этот счет.

— Неплохой удар, Блейзи.

Я ненавижу, когда Драко коверкает мое имя и, разумеется, он прекрасно осведомлен об этом. А эти его издевательские нотки, которые прослеживаются в манерном голосе, нарочно растягивающие гласные, сразу заставляют перенестись в коридоры Хогвартса, очутившись на месте Золотого Трио. Ведь именно эта троица всегда была удостоена такого снисходительно насмешливого тона Малфоя. И на секунду мне даже становится жаль их.

Мы стоим слишком близко друг к другу. До моего носа доносился классический аромат с восточными оттенками в его парфюме, который довольно тяжеловат для лета. Его рука слишком часто скользит по моему предплечью.

— Только не начинай.

Я раздраженно бью по мячу, пытаясь абстрагироваться от его пытливого взгляда. И только когда мяч приземляется на гладкое поле, я позволяю себе легко улыбнуться и отпустить недавний негатив.

— Видишь, я знал, что ты можешь лучше, — он ухмыляется, отпивая из бокала. Я наблюдаю за тем, как движется его кадык.

— Да уж, твоя поддержка была неоценима, — иронизирую я.

— Не за что.

Иногда, он очень сильно раздражает меня, особенно в такие моменты. Бесконечные насмешки уже стали частью его личности, и когда по близости не было его врагов, их объектом становились его друзья. Другие не считали это чем-то зазорным, ведь у каждого человека есть свои недостатки. Но конкретно в моем случае, мне было тяжело с этим смириться.

Раньше, мне не часто приходилось видеть его настоящим. Бывало, что кто-то сбивал с него спесь, и передо мной представал ранимый трусливый мальчишка, одинокий в своем мнимом превосходстве над остальными. Тот, кто отчаянно прячется за замком сдерживаемых эмоций, подавляемый его строгой семьей. И этот мальчишка импонирует мне гораздо больше, чем его надуманный образ. И когда весь его эмоциональный поток выливается наружу, я прекрасно понимаю, что его настоящая сущность потерпела существенные корректировки, и не совсем положительные. Определенный метод воспитания, который не позволяет ему быть тем, кем он является на самом деле, ломает его истинную натуру. И получается что-то вроде неудачного гибрида, которого бросает из крайности в крайность, в попытке угнаться за родовыми идеалами, про которые нам втирают с самого детства, движимым страхом перед гневом семьи. Иногда я забываю, что на нем висит намного больше обязательств, чем на мне.

— Твои родители сегодня будут на приеме? — решаю просто сменить тему, чтобы не наступать на одни и те же грабли уже в сотый раз.

— Только maman (фр. мама). Père (фр. отец) говорил, что сегодня задержится в Министерстве, — он кинул на меня какой-то странный взгляд прежде чем задать встречный вопрос. — Что насчет Леди Забини и ее Лорда?