Послушные нукеры в одно мгновение сменили скатерть на ковре музыкантов, поставили перед Амангельды уже «раздутый» кальян со свежим табаком. Второй музыкант, Ашир-Клыч, игравший на персидской кеманче, отложил в сторону инструмент и смычок, принялся за плов.

– Скажи, поэт, песня досталась тебе в наследство или это стон твоей собственной души? – Карасакал поудобнее расположился поближе к музыкантам.

– Вы правы, уважаемый…

– Карасакал-Сардар, просто Карасакал-ага!

– Да, эта песня о моей несчастной судьбе!

– Дорогой мой поэт! Вам известны счастливые судьбы иных поэтов?!

– Уважаемый Карасакал-Сардар! Я вижу – вы настоящий воин и вождь воинов. Вам нет необходимости ни хвалить самого себя, ни доказывать что бы то ни было кому бы то ни было. Я только прошу, не смейтесь надо мною.

– Я не смеюсь над чужой печалью. Ты сегодня пел много песен о славе предков. Тебе известно, как джигиты в прошлом добывали серебро и золото, шелк и оружие, коней и девушек?

– Да, уважаемый, я готов. Я владею не только дутаром. Возьмите меня к себе нукером, Сардар!

– Мои нукеры – не мальчишки, а настоящие львы! Для начала привези мне двух-трех рабынь, лучше из Дагестана, будет тебе и ахалтекинец, и новый халат, и калым за твою ненаглядную Алтын-Сай! Теперь пой, бахши, весели народ! Известны ли тебе такие стихи Махтумкули-Фраги:

Амангельды ударил по струнам дутара и продолжил песней:

Карасакал вернулся на свое место рядом с хозяином дома.

– Уважаемый Балкан-Байрам-бай! Я не глух и не слеп, я не могу не скорбеть о несчастной судьбе нашего великого народа, разделенного межплеменной враждой, угнетаемого слугами Белого Падишаха. Разве не пришла пора объединения всех туркменских племен, которым Всевышний дал один язык? Самое сильное и гордое племя туркмен – текинцы – никогда не простят русским своей крови, пролитой в Геок-Тепе. Сегодня и они правильно понимают стихи великого поэта Махтумкули! Текинцы готовы к союзу всех туркменских племен. Лично я готов говорить от имени туркменских ханов иранских племен. Если не сегодня, то когда?! Если не мы, то кто?! Уважаемый Балкан-Байрам-бай! Вам, конечно, известно, что многие туркменские ханы не просто связаны общетуркменскими договоренностями с Россией, они связаны военным чином. Но мало кто по-настоящему считает Белого Падишаха родным отцом, а его шахиню – матерью. Мне известно, что во имя великой цели – объединения всех туркмен – наши майоры и полковники, наиболее мудрые, получают жалованье не только от Белого Падишаха. Я имею полномочия заключить с вами соглашение от имени британской короны и предложить вам звание колонеля-полковника королевской гвардии. В этом пакете – золотые эполеты, королевский офицерский диплом и деньги – жалованье полковника за год вперед золотом!

Балкан-Байрам-бай молчал. Долго молчал. Казалось, он весь был погружен в звуки музыки. Только когда Амангельды закончил шестую песню, отложил дутар и потянулся к чайнику с чаем, Байрам-бай повернулся лицом к Карасакалу:

– Высокая, очень высокая честь полуграмотному туркменскому старшине стать английским полковником! Думаю, в самой Англии золотые эполеты с неба на плечи кому попало не падают. Я принял бы и оказанную честь, и чин, и деньги, если бы знал, что смогу сполна расплатиться за это. Дорогое седло не для старой клячи. Я знаю – русский полковник имеет под своим началом тысячу подчиненных. В моем ауле не найдется столько джигитов. Я подумаю. Мы вернемся к разговору, когда я буду готов к сделке, не раньше!

Ночь прошла. Угасли костры. Гости неспеша расходились. Балкан-Байрам-бай двумя руками пожимал руку своего почетного гостя – Карасакал-Сардара, уже сидевшего на вороном ахалтекинце.

Амангельды-бахши и его друг Ашир седлали своих серых ослов, когда к ним подошел джигит из свиты Карасакала, ведя за собой в поводу узбекского жеребца-карабаира.

– Держите коня! Вы оба на службе у Карасакал-Сардара! Срок – месяц, если вернетесь с удачей – получите по ахалтекинцу! – в голосе говорившего джигита звучала сталь. Джигит бросил, а Амангельды поймал саблю в потертых кожаных ножнах. К говорившим подъехали всадники. Не дожидаясь ответа, джигит повернулся и вскочил в седло подведенного к нему гнедого ахалтекинца.

Истинные ахалтекинцы не только по внешности, но и по характеру отличны от коней иных пород. Арабские скакуны, карабаиры, английские, донские, по команде наездника, поданной голосом либо плетью или шпорами, способны взять в галоп с места. Ахалтекинец не потерпит насилия даже от своего любимого хозяина. Конь берет с места играючим шагом, как бы потягиваясь и разминаясь, ускоряя шаг и переходя на галоп, в котором он не знает себе равных. Пустое дело – заставить ахалтекинца идти рысью либо пытаться сделать из него иноходца.

Весь аул вышел полюбоваться на коней и джигитов Карасакала. Амангельды-бахши и Ашир-Клыч не могли оторвать глаз от ахалтекинцев, быстрым шагом поднимающихся по серпантину Высокого Копет-Дага.

– Истинно говорят: небесные кони! – прошептал Амангельды.

– Ур! Ур!

Отдохнувшие кони резво перешли в галоп. Впереди своего отряда красным беркутом летел на вороном коне Карасакал-Сардар. На своих новых нукеров он не бросил даже взгляда.

«Копет-Даг» в переводе с тюркского означает «много гор». По высоте вершин ему не сравняться ни с Памиром, носящим гордое имя «крыши мира», ни с Ала-Тау – «горами бога». Он не так известен, как Альпы, Кавказ или Гималаи, но тот, кто хоть раз прошелся по его серпантинам и козьим тропам, на всю жизнь запомнит и полюбит его изысканную красоту.

Всадникам отряда Карасакала не до горных красот. Они вышли в горы не на праздную прогулку. Их путь не назовешь легким.

Когда-то, тысячи лет назад, подземные силы надкололи в этом месте гигантский каменный хребет.

Вступая со стороны Каракумов в лабиринт ущелья, поднимаясь по серым гранитным ступеням, поросшим кустами боярышника и дикой ежевики, ежеминутно форсируя безымянную речушку, стремительно несущую вниз свои хрустальные воды, до последнего мгновения пребываешь в уверенности, что вот-вот, за следующим поворотом, ущелье расступится, и пред тобою откроется неоглядный простор…