– Так обратно к нам дружинники Засекина присоединятся, – предположил княжич.
– Думаешь, рассчитывали, что Алексей Григорьевич, не дождавшись нас, один казну повезёт? И тогда на него напасть? Вроде как поодиночке перебить? Что-то не сходится здесь… И не пойму, что… – всё больше хмурясь, покачал головой воин. – Да ладно, торопиться надо. Неспокойно у меня на душе.
Закончив осмотр раненных, Евсей обтёр оружие и подошёл к Таяне.
– Я же сказал, сиди под телегой! – вспомнив бой, осерчал княжич. – А кабы я не поспел?
– Он хотел тебя убить, – кивнула девочка на распластанного неподалёку лучника.
– Выходит, ты спасла меня, птаха? – взглянув на тело убитого, чуть улыбнулся воин.
– А ты меня, – захлопала ресницами Таяна. – А можно я его лук себе заберу?
– А стрелять умеешь?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Думаю, умею. А не умею, так научусь…
– Ну, давай попробуем, – предложил княжич и подал девочке лук. Пока дружинники перевязывали раны, собирали оружие и освобождали дорогу от разбойничьей телеги, Евсей обучал девчонку стрельбе из лука. – Всё поняла? – спросил воин, и она подтвердила. – Ну, тогда стреляй. Вон в то дерево, – указал он.
Таяна подняла лук и, с трудом натянув тугую тетиву, наконец выстрелила. Стрела угодила точно в дерево. Княжич удивлённо вскинул брови.
– Ай да птаха! Похоже, тебя до меня стрелять учили. А кто, не помнишь?
– Батюшка или браться, наверное… – пожала она плечами и довольная, что ей удалось сделать удачный выстрел, счастливо улыбнулась.
– Вспомнила? – обрадовался Евсей.
– Нет, – покачала головой малышка. – Они ко мне во сне приходят. А раз снятся, значит, они у меня есть? – взглянула она васильковыми глазищами.
– Наверное, – согласился парень. – А дом снится? Какой он?
– Нет, дома не видела, – вздохнула Таяна.
На телегу погрузили убитых ратников, и отряд вновь тронулся в путь. Девочке вовсе не хотелось соседствовать на подводе с мертвецами, и она охотно согласилась ехать верхом. Восседая на высокой кобыле, словно принцесса на троне, Таяна с важным видом сжимала в руках неожиданный трофей, а рядом с ней бежал не менее довольный выпачканный в пыли и крови пёс. Желая избавится от надоевших запахов, Гром периодически фыркал и чихал, но, тут же вскидывая морду и хвост, торжествующе поглядывал на воинов. Не забывая скалиться мокрой зубастой пастью, пёс важно выпячивал мощную грудь, будто именно он был главным победителем в драке.
Дружинники негромко переговаривались, поминая недобрым словом разбойников, а Таяна, краем уха прислушиваясь к мужскому разговору, с нескрываемым восхищением смотрела на княжича. Теперь Евсей и вовсе казался девочке самым сильным и смелым витязем на всём белом свете. Шагая рядом, Левашов уверенно и грозно поглядывал по сторонам и, встречаясь с обожающими глазами малышки, снисходительно ей улыбался.
Несмотря на молодость, Евсею уже много чего довелось повидать в жизни. Времена стояли неспокойные и лихие – Смутные были времена. Пятый год Левашов нёс воинскую службу и успел поучаствовать не в одном сражении. Дрался юноша по-молодецки храбро и отчаянно, а вскоре возглавил небольшой отряд, чем бесконечно гордился сам и снискал похвалу отца.
Сложно было неискушённому отроку8 разобраться в хитросплетении событий, нахлынувших бедой на родную землю. После смерти Ивана Грозного не все бояре смирились с избранием царём Бориса Годунова. Считая себя более достойными российского трона, князья строили козни, науськивая народ на царя, а тут ещё в Польше самозванец объявился, заявивший, будто он чудом выживший цесаревич Дмитрий. По земле прокатилось волнение, а после неожиданной смерти Годунова стало и того хуже.
Чиня распри между собой, одни бояре присягали Лжедмитрию, другие поднимали против него восстание, а часто, надеясь получить личную выгоду, люди просто метались между враждующими лагерями, ещё больше сея смуту. Крестьяне бежали с разорённых земель и, собираясь в лихие ватаги, объявляли себя вольными казаками. Пользуясь всеобщей сумятицей, по дорогам бродили разрозненные отряды поляков, воровских казаков и прочих разбойников, учиняя грабежи да беззаконие.
После убийства самозванца трон занял Василий Шуйский, но спокойствия народу это не принесло: на смену первому Лжедмитрию явился второй. И вновь одни кланялись самопровозглашённому Вору, другие признавали царём Шуйского, а на землях русских нагло хозяйничали иноземцы. Город шёл на город, брат на брата и, изнывая от боли и горя, разрозненная страна умывалась кровавыми слезами.
Первое время Евсей ходил под началом князя Михаила Скопина-Шуйского. Талантливый полководец всего-то на шесть лет был старше Левашова, а о нём говорили, как о «Надежде Руси», и при отсутствии у царя детей пророчили ему государев трон. После освобождения Троице-Сергиевой лавры молодой воевода отличился разгромом вражеских отрядов на подступах к Москве, и Евсей вместе с дружиной Михаила под звон колоколов торжественно вступил в столицу. Жители Первопрестольной со слезами радости на глазах встречали освободителя и ратников его, а вот в царских хоромах против талантливого боярина завистники затеяли недоброе. За пару недель до очередного военного похода на крестинах сына князя Воротынского жена брата царя, Катька Шуйская, подала успешному полководцу отравы. Царский племянник скоропостижно скончался, а во главе войска встал Дмитрий Шуйский.
«Да вот только воевода из него вышел никудышный», – вспоминая недавние события, размышлял Евсей. Уже в июне того же года, имея почти пятикратный численный перевес, Дмитрий позорно проиграл битву под Клушенным9 и практически уничтожил войско русское. Сам Евсей тогда получил ранение, а с поля боя его вывез Прохор Алексеевич Долматов – дядька княжича по матери и одновременно воспитатель. Именно Прохор обучал отрока ратному делу и был привязан к племяннику, как к собственному сыну.
Очнувшись уже в вотчине отца, Евсей узнал о поражении. От позорного плена Шуйского спасла лишь жадность польская. Увидев разбросанные по лагерю меха и драгоценности, вояки кинулись драться за богатства вместо того, чтобы преследовать горе-полководца. Сам же Шуйский увяз в болоте, бросил коня и в Можайск прибыл, словно лапотный мужик на крестьянской кобыле.
За время болезни Левашова произошли и другие не менее прискорбные события.
Рассчитывая на помощь поляков в уничтожении второго Лжедмитрия, московские бояре додумались свергнуть с престола Василия Шуйского и признать царём Руси польского королевича Владислава. Полки Жолкевского действительно отогнали отряды самозванца от стен Москвы и вступили в столицу уже полновластными хозяевами.
Растерзанная бесконечными братоубийственными стычками страна тревожно замерла, её будущее оставалось туманным и безрадостным. В Кремле заправляли иноземцы, на юге хозяйничали крымские татары, северные границы грабили шведы, а по русским просторам бродили оголодавшие и злые остатки тушинской армии. Русь стояла на коленях и, казалось, уже никогда не поднимется с них, а над обширными землями, собирая кровавую дань, расправил крылья чёрный ворон.
Ко времени, когда Левашов оправился от ран, он не знал, кому теперь служить и кому присягать на верность. Вновь одни города целовали крест чужестранному принцу Владиславу, другие, надеясь, что самозванец организует борьбу с захватчиками, признавали «истинного царя Дмитрия», а многие поселенья жили сами по себе, уповая лишь на бога.
Ежедневно по приказу «калужского царя» в лагере самозванца над пленными чинили кровавую расправу. Даже сам Грозный уже казался невинным младенцем перед зверствами новоявленного властителя. Казаки захватывали поляков и присягнувших Владиславу русских, везли их в Калугу на казнь, а по пути, не щадя никого, разоряли деревни и города. Ещё хуже злодействовали польско-литовские вояки.
