Жизнь заново остановилась для него в тот момент, когда он увидел брата в лесу, напуганного, дергающегося от каждого звука вокруг, с повязкой на глазах… Несомненно, тогда Саске боялся незнакомца, даже зная, что тот его спас, да и сейчас этот страх никуда не ушел. А если бы он еще и узнал, кто на самом деле был этим незнакомцем, ему бы стало только хуже. Итачи тяжело выдохнул, закрыв лицо руками.

Но, как ни странно, младший брат ни о чем не спрашивал, а старший Учиха не стал сам начинать разговор. Он просто не знал, что ему нужно говорить. Что вообще делать? Как себя вести?

…Возможно, тишина в данном случае была самым верным решением, но она отбирала у него самого кислород, медленно разрушая его нервные клетки своим напряжением. А Итачи и так было тяжело.

Как в ту ночь, изменившую их судьбы, нет, еще хуже… Тогда его душу лелеяла надежда, что, когда все закончится, один-единственный человек сможет остаться в живых. Сможет быть живым, в то время как Итачи, уничтожив все человеческое в своей душе, тем самым убил и себя вместе с родителями.

Он думал, что все делает правильно. В голове был продуман блестящий план, в котором все происходило идеально: младший брат становится сильнее, и тогда они встречаются в бою, где судьба давно предрешила победителя, точнее проигравший сам выбрал для себя свой путь, задолго до намеченного сражения.

«Тогда почему? – снова и снова задавал себе вопрос Итачи. – Почему все случилось… так…»

Так неправильно, так ужасно, так… не должно было случиться! Этого не должно было произойти! Не должно было!! Как он мог быть таким слепым, и не заметить видимую угрозу для брата со стороны Орочимару! Нельзя было позволять Саске оставаться у этого змея.

Слишком поздно, слишком поздно он начал действовать. Ошибся. Эта ошибка могла стоить младшему брату жизни. Что, в принципе, и произошло. Вот только с маленькой подробностью. Ошибка уничтожила жизнь Саске по-другому, обрекая его на жалкое существование во тьме… Той, которая вскоре должна была забрать и старшего Учиху, но, обойдя его стороной, незаметно подкралась к младшему.

Что теперь делать? Что Итачи нужно было делать? Он никак не мог облегчить страдания Саске. И от этого становилось нестерпимо тяжело в груди. От физической боли, какую испытывает младший брат, сердце старшего обливалось кровью и ускоряло свой ход, больно ударяясь о ребра.

– Я все испортил, младший брат, – тихо, только одними губами произнес Итачи, запрокинув голову вверх и закрыв глаза.

Испортил, уничтожил одно единственное, что было для него важно. Сквозь свои пальцы, сквозь эти испачканные пролитой кровью людей их клана пальцы он буквально чувствовал, как лишается самого дорогого, как ускользает от него все то, что он построил, создал и поддерживал, все это рушится. Рушится на мелкие кусочки жизнь его брата - то, ради чего Итачи не пожалел бы отдать свою собственную, что он и сделал. Не думая о себе самом, он отдал все без остатка, надеясь, что это спасет брата. Но…

Как ему все исправить? И возможно ли это?

Саске заворочался во сне и болезненно застонал, что еще большей мукой отдалось в сердце Итачи. Старший Учиха печальным взглядом посмотрел в сторону брата, и, не удержавшись, медленными шагами подошел ближе. Саске спал, иначе бы Итачи не позволил себе приблизиться. Не стоило еще больше пугать младшего брата, психика которого была и так расшатана до предела. Не каждый может выдержать внезапную потерю зрения, но Саске держался, изо всех сил стараясь не показывать, что ему страшно оставаться в этой темноте одному. Таким поведением брата Итачи очень сильно гордился.

Итачи аккуратно, стараясь не делать резких движений, присел на пол рядом с Саске. Он не хотел разбудить его, тот и так мало спал. Не трудно было догадаться, что его мучила боль в области глаз. От этой мысли лицо Итачи погрустнело еще больше. Он медленно поднес руку к лицу брата, совсем легким движением касаясь повязки на веках.

«Мой маленький глупый брат, ты не представляешь, как я виноват перед тобой», – Итачи отвел глаза.

Смотреть на Саске было невыносимо больно. Видеть эту повязку там, где должны сиять его глаза, где должна читаться жизнь, светлая, яркая, еще детская, ведь младшему брату всего лишь двенадцать сейчас, невозможно было передать словами, как это было тяжело для Итачи. Самое ужасное - осознавать, что все это: боль младшего брата, его страдания, как духовные, так и физические – все это на совести старшего. Все это вина Итачи!

Старший Учиха склонил голову над Саске, касаясь своим лбом груди младшего, чувствуя, как она тяжело вздымается и опускается, и отчетливо слыша, как совсем рядом стучит такое дорогое для него сердечко. Сейчас так хотелось просто сцепить младшего брата в объятья, сильно-сильно, и больше не отпускать ни на шаг, никогда больше не отрывать от себя самого родного для Итачи человека, единственную счастливую частичку себя, которая у него осталась. Единственный лучик в его темной жизни.

Никогда больше.

Но этим своим порывом он боялся причинить Саске еще большую боль, поэтому, отстранившись, он мог только наблюдать. То, что он делал с самого начала, как только оставил брата в деревне. Наблюдать. Со стороны. Узнавать последние новости Конохи, следить за братом издалека. Ему необходимо было знать, что Саске жив. Каждый раз убеждаться, что он все-таки остался в живых. Что старейшины дали ему шанс, маленький шанс. Что он сам смог выпросить этот шанс ребенку, который не должен был платить за грехи взрослых.

Но все обернулось совсем иной стороной. Саске платил, платил своими страданиями, своим разрушенным сердцем и своими… глазами за поступки его старшего брата. За ошибки его старшего брата.

Итачи бы стоял на коленях, он бы просил прощения у брата, если бы это могло что-то изменить. Но, увы, нельзя было поменять прошлое…

– Все будет хорошо, Саске, я обещаю, – шепот Итачи напоминал гром среди ясного неба. Но младший брат не проснулся, слишком плотно закованный в паутину своего сознания.

– Я все изменю…

***

В пещере, которую организация Акацуки выбрала для своих собраний, было темно и громко. Единственный свет исходил от светившихся фиолетовым фигур людей, а их голоса, перекрикивая друг друга, разносились в самые отдаленные уголки их убежища.

– Он должен прийти, успокойтесь. Наберитесь терпения и подождите, – разобрать внешность преступников не представлялось возможным, темнота проглатывала в свои объятия все цвета, и сквозь нее можно было увидеть только силуэты и сверкающие глаза этих людей.

– И зачем я только вынужден был отвлечься от своего нового ритуала?

– Как не тяжело мне это признавать, но Хидан прав. Время – деньги, и тратить их на бессмысленное ожидание…

– Успокойтесь. Итачи не может проигнорировать зов Пейна, он либо уже спешит сюда, либо, что более вероятно, он был атакован, – человек, голову которого обрамляло нечто, напоминающее лист алоэ, обратился к не менее интересному своей внешностью другому члену Акацуки, – Кисаме, что заставило тебя оставить напарника одного?

– Я уже все вам рассказал. Где носит этого Учиху, меня не интересует. Мы разделились, чтобы найти Орочимару, вот все, что я знаю.

– Очень странно, ведь…

Фраза прервалась внезапным появлением человека, опоздание которого и дало всем преступникам почву для споров.

– Ааа, вот и он. Ты, вообще, где был? Из-за тебя нам пришлось торчать здесь больше часа!

– Хватит истерить, Дейдара, – спокойным, почти ленивым тоном проговорил стоящий рядом с ним напарник, своим видом скорее напоминающий пороховую бочку, – Итачи, очень невежливо было с твоей стороны заставлять нас ждать.

– Почему ты не откликнулся на зов? Я назначил собрание заранее, и оно должно было начаться час назад.

– Я… был занят, – Итачи подошел ближе ко всем членам организации, спокойно отвечая на вопросы. Он был готов к ним, и поэтому вел себя, как всегда, непринужденно.

– Чем это, скажи, пожалуйста?