– Не могли бы вы отлипнуть от меня, отец, а? – немного опешил я, резко выдохнув весь воздух.
– А? Да, прости, не сдержался, – ответил он, отстраняясь и потупляя взгляд.
Больше папа ничего не говорил, и я внимательно следил за ним, мысленно готовясь к какому-то подвоху. Ведь он был. Нутро не обманешь. Лифт остановился, последовал небольшой толчок, и двери со скрипом открылись.
Перед нами была тьма, и лишь малую часть неизвестного помещения освещал свет из лифта. Было жутко не по себе, ладошки вспотели от волнения, я вытер их о ткань толстовки.
Начали загораться огоньки на стенах, как выяснилось, коридора. В один миг стало светло. Помещение было полностью выделано металлом, свет от лампочек отражался от стен. Папа, выйдя из лифта, быстрыми и уверенными шагами направился вперёд, а я не успевал глядеть по сторонам, поэтому тупо смотрел в спину отца, чтобы, не дай Бог, не заблудиться.
После некоторых петляний по металлическому коридору перед нами выросла громадная железная дверь, сбоку от которой была небольшая панель с цифрами. Папа, опять быстро набрав какой-то код, встал посередине, соединив руки за спиной. Двери медленно разъехались в стороны, пуская в просторную комнату после всех этих извилистых коридоров-лабиринтов. Здесь жужжали и пикали какие-то приборы, а люди, которых было не так уж и много, в белых халатах и очках на головах торопливо ходили к своим коллегам и от них. Папа сразу же присоединился к ним, молниеносно надев на себя непонятно откуда взявшиеся халат и перчатки.
Я остался стоять в дверях, лишь чуть-чуть зайдя в комнату, которая больше была похожа на пещеру. С высокого потолка свисали провода, на конце которых в два-три ряда были лампочки, освещающие это угрюмое, не вселяющее доверия место, где пахло сыростью и, кажется, плесенью. Возле стены – напротив всяких компьютеров и неизвестных приборов – стояли три стеклянные камеры, сделанные под рост человека. Я поёжился, не желая оказаться там, внутри. К этим «клеткам» были присоединены чёрные матовые контейнеры, от которых шла гофрированная большая труба, заменяющая потолок этих камер. На каждом из них были треугольники разных цветов и форм: обычный красный, перевёрнутый зелёный с линией снизу и точно такой же, как и предыдущий, но только голубой и без линии1.
Меня охватило странное ощущение, что я уже бывал здесь однажды, но не мог вспомнить, что тут делал и как вообще сюда попал. Вот только я отчётливо чувствовал кожей сильнейшие порывы ветра, которых в данный момент не было. Мне всё больше и больше начинала не нравиться эта обстановка. Я уже собрался тихо развернуться и уйти, как мой взгляд зацепился за двух парней примерно моего же возраста, которые были прикованы к каменной стене. Оба смотрели на меня запуганными глазами, показывая на электронные наручники. Они пытались что-то сказать мне, но их голоса… я их не слышал. Они были немыми? Им хотят помочь восстановить их голосовые связки? Но почему тогда они в электронных наручниках и прикованы к стене?..
– Что здесь происх… – начал говорить я, развернувшись в сторону людей, но будто подавился словами.
Передо мной выросла фигура отца. Его лицо в этот момент пугало до чёртиков. Он не был похож на обычного себя с напряжённой морщинкой на переносице: какие-то слишком равнодушные глаза и руки, которые резко сомкнулись на моём затылке, нацепив нечто холодное, сделанное из металла. Я посмотрел вниз, борясь с сильным чувством страха неизвестности. На шее
красовался странный ошейник, который при каждом движении пропускал по мне лёгкий, но колючий ток.
Я руками потянулся к этой непонятной штуке, намереваясь снять её, но отец резко перехватил их и, чуть не вывихнув, надел точно такие же наручники, как и на тех двух парнях. Я попытался разъединить руки, но всё было бесполезно: оковы крепко-накрепко держали меня. Свободными оставались только ноги. У меня, конечно, и был большой опыт в драках, но все они были в основном рукопашными. Даже в такой ситуации рисковать не стоит.
Отец сбил меня с ног и, держа за голеностопы, потащил по полу к одной из камер, где на трубе красовался красный треугольник. Я выкрикивал самые отборные грубые слова, но все они оставались лишь в моих мыслях. Я сопротивлялся, но он крепко держал меня, а мелкая галька, которая была вместо пола, царапала мне то лицо, то затылок. Отец неожиданно резко поднял меня, будто я не весил совсем ничего, и забросил в камеру, закрыв дверь. Я неподвижно лежал на холодном железном полу, боясь лишний раз двинуться и вздохнуть. Папа, кажется, что-то настраивал на панели, потому что в камере послышался едва уловимый гул, исходящий с потолка, со временем лишь нарастающий.
– Прости, сын, – сказал отец, едва заглянув в камеру. Он хотел сказать что-то ещё, но воздержался.
Я посмотрел на него, почувствовав прилив ярости и ненависти. Новая попытка вырваться из наручников была поводом лишний раз убедиться, что все эти действия были без толку. Оставалось смириться. Чёрт.
Отец дал какую-то команду после двух других хлопков дверей, которые я различил сквозь гул в своей камере. Передо мной мелькнула небольшая красная молния, которая то исчезала, то появлялась, становясь всё больше и больше. Я отпрянул и прижался к стене, съезжая на пол. От страха не мог шевельнуться.
Молния стала крутиться вокруг меня, подняв в воздух. Я смог увидеть отца, который стоял прямо перед моей камерой и, соединив руки за спиной, смотрел в мои яростные зелёные глаза. Но молния, закрыв стекло красным мини-ураганом, прервала нашу зрительную перепалку. Руки в какой-то момент стали легче, а взволнованные вздохи теперь были слышны мне. Я посмотрел вниз: наручники разъединились, с глухим лязгом упав на пол, за ними же последовал этот странный ошейник. Красная буря, от которой исходил сильный жар, смыкалась, но после яркой вспышки, которая ослепила меня, исчезла. Всё пришло в норму, вот только я отрубился, впав в беспамятство…
Глава 3. Стихийное знакомство.
Я очнулся от дикого и нестерпимого жжения по всему телу, от которого становилось слишком жарко. Что-то словно кусалось изнутри вен. Резко вскочив на постели, я в непонятном трансе смотрел вперёд, не моргая, но тяжело дыша. Пот тёк с меня ручьём, будто я уснул где-нибудь в сауне за городом. Просидел так, как мне показалось, часа два или больше. Придя в себя и встряхнув головой, осмотрел помещение, в котором сейчас находился. Оказалось, что эта была не та камера, после которой всё обрывалось, и наступала беспросветная тьма вплоть до этого момента.
Было недостаточно светло, чтобы детально всё разглядеть, но и этого хватало вполне. Моя тушка лежала на почти сдувшемся надувном матрасе в каком-то большом железном… ангаре? Высокие и крепкие на вид двери, хаос из разбросанных повсюду вещей, металлические стены, увешанные различными плакатами, пустые полки для книг, кровать со сползшим одеялом справа от меня, стол и мяукающий рядом кот. Кажется, здесь кто-то живёт. Но какой идиот додумается до этого?..
Меня вновь сковало жжение, от которого упал обратно на матрас и сильно изогнулся, простонав. Это было слишком невыносимо и больно. Воздух задержался в лёгких и не мог выйти наружу, давя на грудную клетку. Но всё резко прекратилось, и я часто и коротко задышал, чувствуя, как учащённо бьётся сердце и как расслабляются мышцы, наполняясь слабостью.
Но потом в голову резко ударили воспоминания о произошедших (вчера?) событиях. Я отчётливо видел каждую деталь фильма – будто был кем-то из прохожих, кто смотрел на меня, – который с радостью бы перемотал обратно, чтобы заставить себя не верить отцу и не садиться к нему в машину. Вместо этого я вдолбил бы в голову того глупого Тима мысль о побеге из города. Из штата. А желательно – вообще из страны. Похожие один на другой металлические коридоры и приглушённый свет в них, жужжание непонятных приборов, которые вроде выглядят знакомо, но в то же время и нет. Но дальше всё было смутно. Какой-то красный ураган…
