Я привстал на локотках. Свинцовая голова тянула назад. Опустевший без подпитки организм брал верх. Опустил ноги на холодный пол. Мелкие ранки на подошве стоп запищали, сморщился от ноющей боли. Территория вокруг них горела, сжигала кожу. Я сделал болезненный шаг, прикусывая губу. Повело в сторону, но, удержав равновесие, заковылял к двери, слегка прихрамывая и обнимая живот слабыми и холодными руками, от прикосновения которых мурашки озноба бежали по телу. Стена поманила к себе, когда вышел из комнаты. Да, кажется, я слишком вымотался за последние дни. В принципе, это неудивительно. Какой нормальный человек застрахован от появления лёгкого головокружения?

Неожиданно в нос ударил удушающий запах гари. И первая мысль, что пришла в голову – огонь. Этот обжигающий своими объятиями оранжево-жёлтый свет. Всего лишь плод реакции горения, но до жути голодный до разрушений.

Нервные окончания на спине отчётливо чувствовали это согревающее тепло, следующее за мной точно по пятам, словно сумасшедшая фанатка за своим кумиром. Игривые яркие пятна забрались на мрачные ночные стены лестничной площадки и хищно улыбались оттуда. Я отстранёнными и пустыми глазами посмотрел на них, будто это было привычным делом. Но что-то ужалило в подколенное место. Резко отдёрнув ногу, ойкнул и повернулся, но неудачно, и полетел вниз по лестнице. Ударялся головой, позвонки прочувствовали каждую ступеньку, всё тело ныло, на спине появились ожоги от трения. Чёрт…

Я приподнял голову, когда мой экстремальный скат с лестницы вверх ногами вышел на ноль баллов. В ушах звенело. Открыв глаза, первым, что увидел, был огонь, который появлялся из ниоткуда. Становилось жарко. Я начинал обильнее потеть, но уже не от внутреннего страха. Воздух шибко стремительно иссушивался. Запах горелого ворса ковролина отчаянно бил в нос, пробираясь глубоко в лёгкие. Я же лежал на отдающем холодом паркете и в ступоре смотрел наверх, когда пламя чуть ли не полностью окутало меня. Оно жгло, кусалось, впивалось в мою плоть, которая начинала пузыриться. Я тонул в самом пекле и не стремился спастись. Закрыв глаза, прислушался к сочному потрескиванию сухостоя в вазе наверху. Надо бежать. Тушить. Вода…

– О, всё-таки решил поесть? – я медленно открыл больные и воспалённые глаза, посмотрев на Рэя. – Хэй, ты в порядке? – он сел на корточки рядом со мной и приложил свою отрезвляюще холодную ладонь к моему горящему лбу. Огонь поглощал Рэя, и я практически не видел его за этим ослепляющим пламенем. Немой крик застрял в горле, не решаясь испортить неестественно спокойное выражение лица. – Кажется, у тебя жар, – брат чуть нагнулся, и я увидел его щёки и подбородок, покрывшиеся пузырящимися ожогами. Но он не реагировал на столь болезненные укусы огня.

Да, жар. Я горю изнутри, и не только. Во мне поселился демон, созданный одним безумцем по имени Бен. Нашим отцом, кстати говоря.

– Вода, – просипел я, чувствуя, как от сухости воздуха страдало моё горло, как эпителий внутри трескался. – Тут огонь, – я указал рукой на пламя, что уже забралось на стены. Обои с бьющим по перепонкам треском отклеивались и погибали в этой чёртовой жаровне. Тошнотворный запах подпалённой шерсти дурманил, вызывал отвращение.

– Огонь? – Рэй убрал свою руку с моего лба и озадаченно посмотрел на меня. Кажется, он даже не был удивлён тому, что я лежал на голом и ледяном полу без футболки. – Ты смотри мне тут лихорадкой не заболей, – он цокнул языком, вставая. – Подняться сам сможешь?

Я неуверенно кивнул, и Рэй ушёл. Шлепки его босых ног проникали глубоко в меня, эхом раздаваясь где-то внутри.

– Советую тебе принять более живой вид, – крикнул брат уже с кухни. – Скоро должна придти мама. Где-то с минуты на минуту. И уж она точно не обрадуется твоей умирающей гримасе, – горько и одновременно издевательски усмехнулся он, на секунду выглянув из-за дверного проёма.

Я пару раз медленно моргнул, озадаченно смотря на потёртую ножку кухонного стола, до которой не доходил искусственный свет. Сказанные Рэем слова пролетели мимо ушей, и я сразу же забыл, о чём он мне только что говорил. Повернув голову, посмотрел наверх, на лестничную площадку, с которой недавно скатился. Было пусто. Обои и ковролин не давали ни единого намёка на какие-то дефекты, вызванные пламенем. Пусто… пусто…

Я нервно сглотнул, пялясь на вазу с сухоцветами, стоявшую на декоративном маленьком столике в коридоре наверху. Цветы были всё такими же безжизненными, целёхонькими. Со лба и спины обильно тёк пот, подмышки начинало натирать от избытка влаги, и эта небольшая лужица, что натекла с меня, раздражающе хлюпала.

– Чёрт, как же мне хреново, – прошептал вслух и, опираясь на ослабшие руки, встал на ноги под жалостный стон потной воды. Голова и спина трещали от ушибов. Звон в ушах только усилился.

Но тут очень неожиданно в коридоре включился свет, а я от неожиданности подпрыгнул и выпучил испуганные, наверняка красные глаза, уставившись на включатель. Мама, которая удивлённым взглядом созерцала меня, снимала на ходу своё серое пальто, медленно подходя к вешалке.

– Ты чего это? – спросила она, приподнимая одну бровь.

– А… – буркнул я. – Да нет, всё… всё в порядке, да, – севшим голосом лепетал я.

– Ты уверен? – эту фразу она протянула как-то странно недоверчиво, развязывая шнурки полуботинок, поставив их на стойку для обуви. Меня это напрягло. Неужели у меня настолько болезненный вид? Всё совсем плохо?

– Абсолютно! – постарался улыбнуться я, но мой глаз в это время предательски дёрнулся. Что же, вот и ответ на мой вопрос. Я просто прирождённый медик. Жаль, что по медицине у меня не самые впечатляющие оценки.

Наступила напрягающая тишина, которая сопровождалась взглядом проницательных маминых зелёных глаз. Рыжие волосы стали мысленно обжигать, как пески пустыни Гоби, стоило бросить хотя бы мимолётный взгляд на них. Вспомнился огонь. И почему-то именно в этот момент мне на ум пришёл призрачный гонщик, который весь был объят пламенем. Внутри бушевал пожар, а на лице образовывались маленькие капельки пота, что постарался незаметно смахнуть. Однако мама этот жест поймала взглядом и хмыкнула, медленно скрестив руки перед грудью и вновь приподняв одну бровь. Её любимый жест.

И тут всем своим нутром понял, что мне конец. Надо как можно быстрее отступать. В ногах защипало, стоило сделать шаги в сторону кухни, пытаясь при этом изобразить самое что ни на есть невинное лицо. Но спину ломило при малейшем движении ноги, а соприкосновение стоп с ламинатом глухим стуком отдавалось в ушах. Тут промелькнула мысль о том, что мне бы не помешал актёрский «Оскар». Но совершенно тихий и спокойный мамин голос заставил меня впасть в оцепенение:

– Тим, подойди ко мне.

Ну, всё, мне каюк. Не поминайте лихом. Меня спалили. Моя ложь вычислена. И этот гадёныш Рэй даже не помог мне, преспокойненько себе посиживая на кухне, будто мама до сих пор не пришла. Вот же мелкая тварь, которая выше меня.

– Да, мам? – я постарался как можно милее улыбнуться, даже пробовал глазами хлопать, но, почему-то, это не подействовало. Желудок в этот момент отчаянно заурчал, да так громко, что стало немножечко стыдно. Но это зародило надежду в моём израненном сердце, что мама отпустит меня поесть и отложит разговор, так и не вспомнив про него.

– Ладно, продолжим позже, – устало произнесла она, натянув улыбку. – Но скажи мне, пожалуйста, одно, Тим, – я остановился и повернулся к маме в профиль, виновато опустив глаза. Просто не было сил, смелости смотреть прямо на неё. Я чувствовал перед ней вину за то, что у неё был такой сын, как я, – к этому причастен он?.. – она не назвала его имени, но я понял, что речь идёт об отце.

– Ну… – протянул я, сглотнув, – есть такая вероятность, – ляпнул, мысленно ударив себя по лицу рукой.

– Ладно, иди поешь, – я бросил на неё мимолётный взгляд, заметив, как напряглись плечи, как мама прикусила губу. – И включи, пожалуйста, телевизор. Сейчас должны идти новости, – сказала она, уходя к себе в комнату.