Однажды утром Брук пришла в палату Элис, скрипя своими розовыми резиновыми тапочками, ее глаза сверкали, как море летом. Она что-то прятала за спиной. Элис посмотрела на нее со слабым интересом.

– Тут кое-что прислали, – усмехнулась Брук, – специально для тебя.

Элис подняла брови. Брук издала звук, который должен был означать барабанную дробь:

– Та-дам!

В руках у нее была коробка, перевязанная яркими нитями. Элис подняла верхнюю часть кровати, чтобы сесть. По ее телу пробежала дрожь слабого любопытства.

– Нашла это за стойкой дежурной медсестры сегодня утром, когда выходила в свою смену. На коробке не было ничего, кроме этой записки с твоим именем.

Брук подмигнула и поставила коробку на колени к Элис. Посылка была приятно тяжелой.

Элис развязала бант из нитей и подняла крышку. Внутри, под слоями оберточной бумаги, были уютно сложены в стопочку книги. Они лежали корешками вверх – подобно тому, как цветы в мамином саду поворачивали свои головки к солнцу. Она пробежала пальцами по буквам названий и затаила дыхание, когда наткнулась на уже знакомое. Это была первая книга, которую она взяла в библиотеке, – о шелки. С неожиданной для нее легкостью Элис перевернула коробку. Книги посыпались ей на колени. Она вздохнула от удовольствия, сгребая их в охапку. Перелистывая страницы, она вдыхала вязкие ароматы бумаги и чернил. Истории о соли и жажде проносились перед ее лицом, маня за собой. Когда она услышала скрип шагов Брук в коридоре, Элис удивленно вскинула взгляд: она и не заметила, как сиделка вышла.

Позднее Брук молча вкатила в комнату Элис столик и поставила его прямо над кроватью. Он был весь в разноцветных тарелочках. Горшочек йогурта и фруктовый салат. Сэндвич с сыром и салатом – все корочки по краям обрезаны – и небольшая горка хрустящих чипсов. Они блестели от масла и соли. Рядом – коробочка с кишмишем и миндалем. И бумажный стаканчик холодного солодового молока с соломинкой.

Взгляды Элис и Брук встретились. Через мгновение девочка согласно кивнула.

– Так держать, малышка, – сказала Брук, закрепила колесики сервировочного столика и вышла.

Держа подле себя книгу о шелки, Элис порылась в остальных и выбрала еще одну. Она открыла обложку, дрожа от удовольствия, когда корешок издал приятный хруст. Она взяла со стола треугольный сэндвич и прикрыла глаза, когда впилась зубами в мягкий свежий хлеб. Элис не могла припомнить, когда последний раз ела что-то настолько вкусное. Сливочный аромат соленого масла и острого сыра, хрустящий латук, сладкая морковь и сочные помидоры. Элис с жадностью запихнула остатки сэндвича за щеки, увлеченно жуя и не обращая внимания на то, что кусочки хлеба и моркови падали изо рта.

Несколькими глотками солодового молока запив свой обед, Элис громко рыгнула. Она удовлетворенно улыбнулась сама себе и, с полным животом, переключила все внимание на книжку. Хотя она и была уверена, что никогда ее не читала, история казалась ей знакомой. Она погладила тисненую обложку. На картинке была изображена прекрасная юная девушка, она спала, держа в руке розу с шипами.

На следующий день, уже почти закончив читать «Спящую красавицу», Элис оторвалась от книги и заметила, что Брук и доктор Харрис разговаривают возле ее палаты с двумя странными женщинами. Одна была в костюме, массивных квадратных очках и с ярко накрашенными губами. В руках у нее была папка, которую прямо-таки распирало от бумаг. Другая женщина была одета в застегнутую на все пуговицы рубашку цвета хаки, брюки того же оттенка и тяжелые ботинки, похожие на те, что носил отец, когда уходил работать на поля. В ее волосах мелькала седина, и при каждом ее движении раздавался звук, похожий на звон маленьких колокольчиков: запястья женщины были увешаны серебряными браслетами, бьющимися со звоном друг об друга, когда она жестикулировала.

Вся группа повернулась, готовясь войти в палату. Элис сосредоточилась на своей книге. Когда они вошли, она не подняла взгляда. Маленькие колокольчики сверкали и звенели.

– Элис, – начала Брук.

Ее голос был слишком высоким. Элис не поняла, почему в глазах у медсестры стояли слезы.

Женщина в костюме вышла вперед.

– Элис, мы пришли, чтобы представить тебе кое-кого особенного.

Она продолжала упрямо смотреть в книгу. Любовь вот-вот должна была спасти принцессу. Когда дама в костюме снова заговорила, ее голос был излишне громким, словно Элис ее не слышала:

– Элис, это твоя бабушка. Ее зовут Джун. Она здесь, чтобы забрать тебя домой.

Брук провезла Элис в кресле-каталке по больнице и выкатила в ясное утро. Ранее она исчезла из палаты, когда женщина в костюме еще продолжала говорить. Джун только разглядывала Элис и сильно нервничала. Элис читала достаточно о бабушках и знала, что Джун в одежде от «Кинг Джи»[6] и ботинках-бландстоунах[7] выглядела и вела себя совершенно иначе. Хотя ее браслеты звенели без умолку, сама она едва ли произнесла хоть слово, даже тогда, когда женщина сказала, что это Джун послала коробку с книгами. Доктор Харрис сообщила, что Джун была опекуншей и хранительницей Элис. Она и дама в костюме часто использовали эти слова: опекунша, хранительница. У Элис они ассоциировались с образом маяка. Но по Джун никак нельзя было сказать, что она полна оберегающего света. Ее глаза были самими далекими, какие Элис когда-либо видела; они были как горизонт, на котором не можешь отличить факел от звезды.

На улице Джун ждала в фермерском грузовике на стоянке для посетителей. Возле нее сидела огромная собака, которая отрывисто дышала, раскрыв пасть. Из окон грузовика лилась классическая музыка. Когда собака увидела Брук и Элис, она вскочила на ноги и принялась лаять, заполняя своим басом всю кабину. Джун вздрогнула и выключила звук, пререкаясь с собакой.

– Гарри! – воскликнула Джун, пытаясь утихомирить его. – Извините! – прокричала она, выбираясь из грузовика.

Гарри продолжал лаять. До того, как Элис успела себя остановить, она подняла руку, чтобы жестом подать Гарри команду «тихо» – Гарри, не Тоби. Когда он не отреагировал и Элис поняла свою ошибку, ее подбородок задрожал, прежде чем она успела взять себя в руки.

– Нет-нет! – поспешила Джун, неправильно поняв выражение лица Элис. – Я знаю, что он большой, но тебе нечего бояться. Бульмастифы очень добрые.

Она наклонилась к креслу-каталке. Элис не могла на нее смотреть.

– У Гарри есть особая сила. Он присматривает за людьми, которым грустно.

Джун замерла в ожидании. Элис не реагировала на нее и лишь разглядывала свои сложенные на коленях руки.

– Теперь давай усадим тебя в грузовик, Элис, – сказала Брук.

Джун сделала шаг назад, чтобы Брук могла помочь Элис встать с кресла и перебраться на сиденье. Гарри подскочил и уселся возле нее. Он пах не так, как Тоби: у него был сладковатый и землистый запах, а не тот, соленый и влажный. И у него не было длинной пушистой шерсти, куда можно было запускать пальцы.

Брук заглянула в окно. Гарри повернул к ней свою радостную, тяжело дышащую морду. Элис закусила нижнюю губу.

– Будь умницей, Элис. – Брук нежно погладила Элис по щеке и резко повернулась спиной к грузовику.

Она подошла к Джун, стоявшей в некотором отдалении, и они начали о чем-то тихо говорить. В любой момент Брук может повернуться, прошагать к грузовику в своих розовых резиновых тапочках, распахнуть дверь и объявить, что это все ошибка. Элис не нужно уезжать. Брук отвезет ее обратно домой, к ее столу и маминому саду, и Элис найдет свой голос где-нибудь у моря, среди раковин-гребешков и крабов-солдат, и она будет кричать так громко, что ее семья услышит ее. В любой момент Брук повернется. Брук – ее друг. Она не позволила бы Элис уехать с какой-то незнакомкой. Даже если бы Элис была маяком.

Элис напряженно наблюдала за ними. Джун дотронулась до руки Брук, и Брук ответила тем же жестом. Она, вероятно, утешает Джун, объясняет, что все это большая ошибка: Элис не поедет. Затем Брук передала Джун сумку с вещами Элис, состоявшими из одних лишь книг, и повернулась к грузовику.