На пять частей…

Аврора нацарапала на пергаменте овцу – как уж сумела, разумеется. Потом еще четыре таких же уродца. Посчитала их. Да, действительно пять. Затем добавила чуть в сторонке еще двух кошмарных овечек. Теперь их стало шесть…

Или семь?

А может быть, восемь?..

Автора тяжело вздохнула и принялась считать овец, загибая пальцы.

Интересно, а считать первую и последнюю овечку тоже надо, или они как обложка у книги – она же страницами не считается, правда?

Принцесса билась еще минут десять, пытаясь к пяти овечкам прибавить еще две.

Кончилось тем, что у нее заболела голова, и Аврора, бросив этих злосчастных овец, рухнула на кровать. Нет, никогда ей, пожалуй, не стать такой же умной, как тетя Малефисента!

Но с другой стороны, Авроре никогда не нравилось, если ее начинали поучать, указывать. Что она, маленькая, что ли? Она не маленькая, и она принцесса, вот так! А то сегодня тетя, как в насмешку: «Вряд ли ты сможешь помочь в подготовке бала, ведь это такое сложное дело!» А Аврора, между прочим, однажды станет королевой. Так что неужели она какую-то вечеринку организовать не способна? Чушь!

От сегодняшнего бала, который Аврора так легкомысленно назвала вечеринкой, ее мысли перекинулись на Малефисенту, и она стала размышлять о своей тете. А в поведении тети, к сожалению, было немало такого, что заставляло Аврору усомниться в искренности ее намерений сделать свою приемную дочь счастливой и могущественной.

Могущественной… А почему тогда Малефисента не посвящает ее в тайны магии, с помощью которой управляет замком и поддерживает в нем жизнь? Почему не учит Аврору тому, как получать буквально из ниоткуда волшебную еду, вино, каждую мелочь, каждую тряпку? Ведь не из Внешнего же мира, правда? Все же знают, что Снаружи ничего нет.

И почему тетя никогда не говорит о том, долго ли еще им сидеть взаперти в своем замке? И о том, когда же все они смогут – пускай хоть ненадолго – выходить во Внешний мир?

Как-то раз чудом затерявшийся среди обитателей замка священник рассказал Авроре историю о том, как впервые погиб Внешний мир. Это было еще задолго-задолго до нынешней катастрофы. Так вот, в тот раз мир погиб от наводнения. Или потопа, как называл его священник. И нашелся один человек, который догадался заранее построить корабль – ковчег для себя и для своих животных. Когда вся земля скрылась под водой, тот человек (его звали Ной) плавал на своем ковчеге, а для того чтобы проверить, не показалась ли где-нибудь суша, выпускал наружу голубя. Голубь раз слетал впустую, два, а потом принес в клювике зеленый листок, и стало ясно, что вода начала убывать.

Собственно говоря, а почему бы им самим так же не сделать?

Направить, например, Туда одного из стражей. Пусть сходит на разведку, посмотрит, потом расскажет, что там и как. Нужно полагать, стражам Малефисенты во Внешнем мире ничто не угрожает, они сквозь что угодно пройдут и где угодно выживут. Ну, на всякий случай тетя Малефисента и какое-нибудь защитное заклинание наложить на своего разведчика может.

Интересно, а менестрель… Неужели он действительно побывал там, и вернулся живым и невредимым?

Вот Изгнанник, которого прогнали из замка задолго до этого, назад так и не вернулся. Погиб? Или просто не захотел больше находиться под властью Малефисенты? Собственно говоря, его и выгнали за то, что он при всех заявлял о том, что управлять страной Малефисента никакого права не имеет. Вот он сам, по его словам, был «королем самым настоящим» и не желал подчиняться «какой-то страхолюдной ведьме-самозванке».

Если подумать, он еще легко отделался, за такие слова его не за крепостные стены отправить могли, а прямиком в подвал, а оттуда, глядишь, и на виселицу. Как государственного преступника.

Аврора поворочалась в постели, поправила подушку у себя под головой.

Наверное, она не должна так думать о своей тете. Ведь Малефисента так много сделала, и для самой Авроры, и для всех остальных выживших. Наверное, склонность к черной неблагодарности принцесса унаследовала от своих злодеев-родителей, Стефана и Лии.

Интересно, а страстное желание уметь колдовать Аврора тоже от них унаследовала?

Ну, из-за того, что натворили ее родители, она колдовать не стала бы ни за что, конечно. А как Малефисента? О, за своей тетей ей никогда не угнаться, нечего и мечтать.

Нет, научиться бы колдовать хотя бы совсем немножко, чтобы увидеть Внешний мир таким, каким он был, когда в нем жили люди, и животные, и были книги, которые можно читать, а не под ножки стола для равновесия подкладывать. Ах, как хочется, хочется…

…И тут на голову Авроры с полки свалилась книга.

Аврора не ушиблась, скорее удивилась. Она села в кровати, упавшая с полки книга перелетела с головы на колени принцессы, раскрылась, и из нее водопадом посыпались… нет, не угадали, не страницы. Игральные карты из нее посыпались, целая колода. Карты были с яркими узорчатыми рубашками на одной стороне и отлично сохранившимися картинками и цифрами на другой.

Очень странными были эти картинки, да и цифры тоже, пожалуй.

Аврора начала медленно, по одной перебирать карты, внимательно рассматривая каждую из них.

Картинки на нескольких первых картах были в общем-то вполне привычными. Тройка пик. Бубновая девятка. Двойка червей. А потом пошли картинки и цифры поинтереснее. Восьмерка стульев. Тринадцать кукол. Ноль замков.

Цифры на картах были аккуратными, изящными, позолоченными.

Такие цифры любила выписывать сама Аврора, когда математическая задача оказывалась достаточно простой, чтобы ее решить.

Постойте, постойте, какая еще «простая задача»? Откуда она возьмется, такая задача? И цифры позолоченные… Где это видано? Во сне, разве что…

Аврора тряхнула головой, взяла следующую карту.

Джокер.

Аврора нахмурилась. Как и все его карточные собратья, Джокер озорно улыбался, но выглядел все же очень странно – одежда драная, лицо худое, узкое, вместо посоха или скипетра, как это принято, в руках у него была лютня. Пожалуй, если и не был этот Джокер точной копией менестреля, то все равно очень на него похож.

А вслед за Джокером пошли еще более удивительные и странные карты. Единица солнц – яркий желто-оранжевый шар, от которого до самых краев карты тянутся тонкие золотые лучи. Аврора поднесла карту ближе к глазам, хотела посмотреть, не нарисовал ли художник кроме солнца еще и небо – ну, хоть кусочек. Нет, не нарисовал. Солнце же было нарисовано так, как рисуют его дети – с глазами, с улыбающимся ртом, с ямочками на щеках.

Интересно, у настоящего солнца есть лицо? Этого Аврора достоверно сказать не могла, не помнила.

Следующая карта. Голенький пухлый ребенок скачет верхом на пони по холмам – таким зеленым, таким красивым, что хотелось потрогать их пальцем. Пони под ребенком очень странный – черно-пегий, с бородкой и одним рогом на лбу. Среди оставшихся у них в замке лошадей нет ни одной, хоть чуточку похожей на него.

На следующей карте была нарисована девочка, как две капли воды похожая на саму Аврору. Она улыбалась и нежно обнимала за шею льва. Лев был желтым с золотой, как волосы девочки, гривой. То, что это лев, Аврора знала точно, таких львов было много на геральдических гербах в замке.

А на следующей карте… На следующей карте все та же, похожая на Аврору, девочка гладила рукой какого-то другого зверька, незнакомого принцессе. Сам зверек был маленьким, чуть крупнее белки, и с длинными-предлинными ушами, такими же, пожалуй, нелепыми, как рог на голове пони. Носик у зверька был нежно-розовым, а по бокам мордочки торчали в стороны длинные тонкие усики. У Авроры сжалось сердце – так сильно захотелось ей самой потрогать этого чудесного зверька.

Еще одна карта, еще одна картинка. На зеленой, окруженной деревьями поляне стоит новый прекрасный зверь. Он похож на рыжую лошадь, только тело у него короче, а ноги тоньше. Гривы у него нет, а толстый короткий хвостик не висит, а торчит вверх. Голову этот чудесный зверь повернул назад, словно чутко прислушивается, не угрожает ли ему какая-нибудь опасность сзади.