Ему не снится абсолютно ничего, и спустя полтора дня он открывает глаза.

Он чувствует себя… не хорошо, но однозначно лучше. Голова больше не такая тяжёлая. Его рефлексы вернулись. У него нет причин бояться идти спать, это он только что себе доказал, и теперь, когда его изнемождённый мозг и скачущие гормоны получили шанс отдохнуть, ему больше не надо ожидать ужасов в реальном мире.

Он усмехается самому себе, желая, чтобы это оказалось правдой. Несмотря ни на что, он не может избавиться от чувства, что это не так.

Он и раньше страдал паранойей; в той степени, которая должна быть присуща человеку, живущему под двумя личностями. С тех пор, как мир узнал про обе из них, паранойя приобрела новый уровень, и он не знает, сможет ли когда-нибудь прийти в норму, или же ему придётся до конца жизни оборачиваться через плечо и отдаляться от близких, чтобы очередной Бэк не смог прийти и попробовать убить их за его ошибки.

Питер поднимается.

Он потягивается, чувствуя каждую свою конечность. Сейчас чуть позже полудня, и – вдруг приходит осознание – он голоден. Роуди дома нет, но он оставил Питеру записку на холодильнике: он проспал весь предыдущий день, может брать всё, что хочет, сам Роуди вернётся вечером, и тогда им придётся поговорить.

Питер понуро опускает голову. Конечно, придётся. Нельзя просто направить на человека пистолет, потому что ты медленно (быстро?) теряешь рассудок, и не поговорить об этом после.

Он протяжно смотрит на кофейник и решает позавтракать хлопьями без сахара и обезжиренным молоком. То, от чего он точно не будет на взводе. Не снова.

Питер просто сидит и смотрит в пространство перед собой, пока завтракает. Он не думает. Хочется, чтобы мысли хоть раз не роились в его голове, и он не думает. Что он вообще скажет Роуди? Наверное, правду, хотя я буду звучать как сумасшедший.

Может, я и вправду сошёл с ума.

Эта мысль заставляет его замереть с ложкой на полпути ко рту. Мгновением позже ложка продолжает своё движение, и он в тишине заканчивает завтрак.

Пожалуй, это самый скупой на события день Питера с тех пор, как выложили то видео. Он оставляет телефон в комнате, всё ещё на нуле зарядки, и до сих пор боится думать о том, чтобы его включить. Да, он сейчас сожительствует с Воителем, но всё равно не хочет оставлять за собой следов.

Он моет посуду и ждёт Роуди.

Когда тот возвращается, Питер сидит на диване и полуприкрытыми глазами смотрит в выключенный экран телевизора.

– Привет, – зовёт Роуди, заставляя Питера подпрыгнуть. – Я принёс шаурму.

Питер поднимается, поворачиваясь к нему, и Роуди замечает, что у него до сих пор синяки под глазами, хотя выглядит он лучше. Более отдохнувшим.

– О, здрасте, – говорит он, – спасибо.

Звучит он тоже лучше, его голос, конечно, всё ещё хриплый и напряжённый, но по сравнению с тем рыдающим нечто, которое он держал в руках два дня назад, это значительный прогресс.

Питер присоединяется к нему на кухне, с благодарностью принимает свою порцию и начинает жевать. Он обнаруживает, что одновременно чувствует страшнейший голод и совсем наоборот. Ему вкусно, но после всего, что произошло, просто сидеть и наслаждаться пищей кажется неправильным.

– Итак, – начинает Роуди. – Мне нужно знать, что произошло прошлой ночью.

Спустя четверть своей шаурмы Питер откладывает её в сторону и опускает голову.

– Вы сами сказали. Я не спал. Я видел вещи, которых не было на самом деле, и психанул из-за этого.

Роуди качает головой.

– Я понимаю. Но ты видел что-то очень конкретное. Мне нужно знать, что именно.

Питер пожимает плечами.

– Питер, – произносит Роуди, и неожиданно-приказной тон его голоса заставляет его вскинуть голову. Они встречаются взглядами. Роуди смотрит прямо и открыто, но он не даст ему так просто увильнуть, осознаёт Питер.

– Могу я сперва задать вам один вопрос? – тихо спрашивает Питер. Он даже не верит, что это хоть как-то поможет. Это ничего не решит. Но он чувствует внезапное желание проверить, хоть в прошлый раз это явно не сработало.

Но на этот раз всё взаправду.

Он так думает.

– Конечно, – отвечает Роуди.

– Скажите мне что-то, о чём можем знать только мы двое, – говорит Питер и ждёт.

Роуди серьёзно смотрит на него. Они встречались всего дважды, и только один из этих разов можно назвать хоть немного близким.

– Когда Пеппер спросила ПЯТНИЦУ о жизненных показателях Тони, – произносит он. Сквозь землю продирается фигура, закованная в доспехи. – И она сказала ему, что он может наконец отдохнуть, – она идёт прямо за ним, – первым, на кого ты посмотрел, был я.

– Хорошо, – почти шёпотом отвечает Питер, глядя на свои руки. Затем добавляет: – Раньше я был в своём уме, но сейчас я в этом уже не уверен.

– Ты о чём? – спрашивает Роуди.

Питер чувствует, как глаза начинает щипать от подступающих слёз. Снова.

– Я не хочу быть параноиком, – отвечает он, как будто у него есть выбор. – Но я не знаю, смогу ли я кому-либо когда-либо верить. И я имею в виду, до конца своей жизни. Я не знаю, как отличить реальность от иллюзии. В смысле, на меня обрушили здание, но я выбрался. Но никогда до этого все мои чувства не подвергались такой пытке… Я был на заброшенном складе и хотя я знал, что, типа, то, как моя девушка падала с огромной высоты, было ненастоящим, я всё равно прыгнул прямо за ней и полетел головой в пол с близкого расстояния.

Он прикрывает глаза, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить.

– А затем уже были очень реалистичные штуки: Мистерио притворился Ником Фьюри, и я ему рассказал то, что он хотел знать и подверг моих друзей опасности. Видели то видео? Представьте, что весь этот уровень манипуляции в полной мере направлен только на вас, – говорит Питер. – И я знаю, что он мёртв. Знаю. Но мне всё ещё снится, как он исполняет свой план. Поэтому я избегал сна. А потом у меня были галлюцинации того, как он исполняет свой план. Я… Прошлой ночью мне казалось, что вы – это он. Думаю, вы просто решили проверить, как я, но мне казалось, что он пришёл убить меня после того, как убил мою девушку, которая, как я думал, приехала меня проведать. Как будто мой мозг сам составляет те обстоятельства, которые для меня хотел бы Бэк. Ему даже не нужно быть здесь, чтобы полностью владеть моим разумом.

Он перевёл взгляд на стену и продолжил:

– Так что если я не могу сбежать от него во сне, и наяву он тоже меня преследует… Что мне делать?

По крайней мере, на этот раз его слёзы не похожи на ту прошлую истерику, думает Питер. По крайней мере, он сохраняет хоть кроху достоинства на этот раз.

– Ты посещаешь психолога? – спрашивает Роуди. Питер резко вскидывает голову, словно забыв, что в комнате не один.

– Что? Нет.

– Тогда начни, – кивает ему Роуди. – Это хороший старт. Говоришь, на тебя обрушилось здание? Забудь обо всём остальном, одно это уже достаточно тяжёло пережить. Тебе нужно с кем-то поговорить.

Приятно иногда поговорить с кем-то обо всех этих супергеройских делах. Чёрт.

– Но вот всё остальное? Это особый случай. Я не слышал, чтобы кто-то ещё пережил подобное, а я знаю людей, которые побывали в тех ещё ситуациях, и не раз. Ванда Максимофф однажды сделала что-то похожее, я думаю, но не в таком масштабе. Тебе нужно поговорить с профессионалом.

Питер фыркает.

– Весь мир теперь считает меня опасным преступником, – говорит он. – Каким образом я смогу с кем-то поговорить?

– Во-первых, весь мир не считает тебя преступником, – отвечает Роуди. – На эту тему сейчас идёт несколько крайне напряжённых дискуссий. Мы пытаемся направить их в верном направлении. На твоей стороне достаточно уважаемых людей, свидетельствующих в твою пользу.

– Правда? – спрашивает Питер, поднимая взгляд и почти чувствуя что-то сродни надежде.

– Правда, – отвечает Роуди. – Я бы всё равное держался подальше от репортёров, и однозначно не подходил к СМИ и комментариям в соцсетях, но это не так плохо в любом случае. Твоя жизнь ещё не окончена, – произносит Роуди и после паузы спрашивает: – И, во-вторых, ты помнишь Сэма Уилсона?