– Как же мы ее украдем? – удивился Ломакин. – Он наверняка бережет ее как зеницу ока.

Толстяк поднял руку, призывая их к молчанию.

– Сейчас я вам все расскажу. Вам придется вернуться в Россию. Мои люди уже приготовили паспорта, нужны только ваши фотографии.

– Вы знали, что мы согласимся, – прошептала Жанна.

– Только дурак отказался бы от моего предложения, – буркнул Ройтман. – Итак, повторяю: вы полетите в Россию. Мои агенты сообщили, что его подпольный музей находится в загородном доме. У меня нет сомнений, что сабля там. Почему Завьялов построил дом практически на болотах? Чтобы никто не догадался о его подпольном музее.

– Допустим, мы доберемся до этого дома, – кивнул Андрей. – Как мы проникнем внутрь?

– Завьялов любит все красивое, в том числе и женщин, – пояснил Ройтман. – Я придумал для вас легенду. Ты ведь биолог по образованию, Жанна?

– Недоучившийся, – призналась женщина. С ее жизненными перипетиями ей так и не удалось получить диплом. Это начинало не нравиться директору школы, в которой она работала. Если бы не случай со старушкой, наверняка бы ее уволили.

– Мне это известно, – кивнул хозяин. – Но как учитель ты была на хорошем счету, готовилась к урокам.

«Откуда тебе все известно?» – подумала Жанна.

– Я говорю это к тому, что тебе не составит труда убедить Завьялова, что ты изучаешь местную флору и фауну, – продолжал толстяк. – Если он вздумает тебя экзаменовать – пусть это сделает. Уверен, ты ответишь на интересующие его вопросы.

– Но вы не ответили, как мы попадем в дом, – подал голос Андрей.

– Вы постучите в его ворота и скажете, что заблудились, – пояснил Ройтман. – Заблудились, изучая местную флору и фауну. Жанна – главная в вашей маленькой экспедиции, а вы, Андрей, – ее помощник.

– Допустим, он впустит нас в дом, пожалеет, – встряла молодая женщина. – Неужели вы думаете, что я так сражу его своей красотой, что он покажет мне подпольный музей и позволит утащить саблю?

Ройтман расхохотался:

– Нет, твое чувство юмора мне поистине нравится. Дальше в дело вступает Андрей. Ты будешь отвлекать Завьялова, если надо, станешь его любовницей, а наш друг Ломакин осмотрит дом. Я слышал, Завьялов – большой поклонник Акинфия Демидова, представителя знаменитой династии. Он, кстати, тоже владел саблей, а вот куда она делась после него и где ее отыскал Завьялов – никому не известно. Если Павел – поклонник Акинфия, следовательно, музей находится в подземных кладовых. У Демидова к ним вела потайная дверца, которая скрывалась за шкафом со специальным механизмом. Постарайтесь, Андрей, прежде всего изучить шкафы. Вдруг повезет. Мне кажется, что у Завьялова электронный ключ. Вам, как радиоэлектронщику, будет легко считать с него информацию. Вроде бы вы даже изобрели какой-то прибор.

– Если он оставит его на видном месте и будет минут десять развлекаться с Жанной, – усмехнулся Ломакин, вытирая вспотевший нос.

– Да, вам обоим придется постараться за эту сумму. – Ройтман придвинул к себе салфетку, вынул паркеровскую ручку и что-то написал. – Глядите, это на каждого.

Жанна первая схватила салфетку. Ее зеленые глаза округлились, напомнив советские пятикопеечные монеты.

– Вы это серьезно?

– Я никогда не обманывал своих работников, – заверил Ройтман.

– Тех, кто оставался в живых после ваших предприятий, – съязвил Андрей.

– Если они всё делали умно и правильно, то, поверьте мне, оставались, – сказал хозяин. – Разумеется, я не могу всего предусмотреть – в его доме я никогда не был. Да он и не пустил бы меня.

Жанна сидела в плетеном кресле, потеряв дар речи. Сумма, предложенная Ройтманом, была действительно сказочно велика и давала возможность все начать сначала. За такие деньги можно попробовать рискнуть.

– Когда мы выезжаем? – поинтересовалась она, слегка оправившись от шока.

– Сегодня ночью, – отозвался Ройтман. – Сейчас вас сфотографируют, останется только наклеить фотографии. Перед этим вас слегка загримируют и используют фотошоп, сделав моложе. Видите ли, вам придется дня три бродить по болотам, чтобы добраться до его дома. Никакой грим не выдержит. Если Завьялов потребует паспорта и найдет некоторое несходство, это можно будет объяснить давностью фотографии. А теперь, – он достал борсетку из крокодиловой кожи и вынул карту, – изучите это. Из аэропорта вам придется выехать на автобусе, потом пересесть на электричку, выйти на станции и дальше идти пешком. Разумеется, я снабжу вас консервами, необходимой одеждой, палаткой и вещами.

Ломакин взял карту. Жанна встала с кресла и подошла к нему.

– От железнодорожной станции нам придется тащиться по разбитым дорогам, тропинкам и болотам, – заметил Андрей. – Вы когда-нибудь ходили по болотам?

Молодая женщина покачала головой:

– Я жила в приморском городе. В его окрестностях не было болот. А ездить в болотистую местность на экскурсию не было желания.

– Теперь придется. – Ломакин проводил Ройтмана недобрым взглядом. – Этот жирный боров все просчитал. Во всяком случае, ему так кажется.

– А вам кажется иначе… – протянула женщина. Когда впереди замаячили деньги, страх куда-то улетучился, появилась вера в лучшее. – Думаю, у нас есть шанс попасть к этому Завьялову.

– Шанс есть всегда, – кивнул электронщик, – но у нас с вами он очень призрачный.

– Я готова рискнуть, – вздохнула Жанна. – У меня нет другого выхода. Возвращаться в турецкий бордель я не собираюсь – лучше смерть. Сидеть в российской тюрьме пожизненно – тоже не собираюсь. А вас как нашел в Турции Ройтман?

– Просто встретил в аэропорту, – признался Андрей. – Агентура его работает великолепно. Ладно, давайте оставим лирику. Хочешь не хочешь, идти придется. Мне кажется, лучшее, что мы сейчас сможем сделать, – отдохнуть перед дорогой. Идите в свою комнату. Я еще немного посижу здесь, лучше изучу карту, потом тоже прилягу.

Жанна зевнула:

– Да, пожалуй, вы правы.

Десять лет пробежало, как один день. Девлет рос, обучался военному искусству у лучших янычаров, и вскоре мастерски владел оружием и держался в седле как влитой. Стройный, как тростинка, с тонкими чертами лица, он пленил не одну женщину, но ответил на любовь только прекрасной наложницы Нариме, приглашая ее ночами в свои покои и предаваясь страсти с белокурой полонянкой.

– Скоро ты уедешь, я это чувствую, вернешься к себе на родину, – Нариме жадно всматривалась в лицо любимого, словно желая запомнить его на всю жизнь, – клянусь Аллахом, я никогда не полюблю другого.

– Если мне придется уехать, ты отправишься со мной, – обещал Девлет, но сам не верил своим словам. Если ему придется уехать, он вряд ли возьмет наложницу. Она принадлежит Сулейману, и не важно, что султан не проявляет к ней интереса и делает вид, что не замечает, как привязан к ней Девлет. Впрочем, вряд ли он уедет отсюда. Как-то в доверительной беседе Сулейман в сердцах воскликнул:

– Ты слишком хорошо относишься к Саадет Гирею! Может быть, и он к тебе неплохо, но в борьбе за власть все забывают о чувствах – даже родственных! То, что Саадет Гирей тебя не убил сам и не приказал сделать это своим верным псам, – чудо. Благодари Аллаха, что он сохранил тебе жизнь.

Девлет Гирей задумался над его словами. Что ни говори, а султан прав. Его холеные, но сильные руки тоже обагрены кровью. Жизнь во дворце многому научила Девлета. Он понял, что стены дворца хранят тайны, по большей части очень мрачные. Сколько людей было заколото и отравлено в роскошных комнатах! Блестящая дорогая парча, мебель, изысканная роспись на стенах не улучшали атмосферу этого города в городе. Встроенные в стену фонтаны своим журчанием часто не скрывали стоны несчастных… Длинная труба, спускавшаяся к морю, принимала в свои чудовищные недра провинившихся невольниц. Девлет никогда не видел, как убивают, но узнавал об этом от других, говоривших шепотом, боявшихся поплатиться за свою откровенность. Убивали ночью, а потом в Фонтане Палача, мирно журчавшем возле городских ворот, мыли окровавленные орудия преступления. Сулейман выносил смертные приговоры довольно часто и с поразительным спокойствием. И паренек усвоил незыблемое правило сильных мира сего: если хочешь добиться власти – переступи через жалость, любовь и другое – то, что многие, наверное, считают жизненными ценностями. И он старался воспитать себя настоящим воином, искоренить чувства, которые, по его мнению, будут мешать в будущем.