Ловкими движениями он выкосил траву, мешавшую разводить костер, принес сухие сучья и, свалив их в кучу, достал спички и поджег, обложив костер кирпичами, которые в изобилии валялись возле сарая. Наверное, хозяева хотели сделать пристройку…

– На камни легче пристроить чугунок. – Ломакин налил в него колодезной воды, открыл банку тушенки, бросил туда картошку, не так мелко крошенную, как вчера, посолил, поперчил и махнул рукой: – Оставим вариться. Чай придется пить пустой. Лес далеко, идти туда неохота.

– Как бы теперь избавиться от комаров, – добавила Жанна, отгоняя мошкару.

– Пока мы на болотах, это невозможно, – заявил спутник и улыбнулся. – Вот когда придем к Завьялову… Наверное, у него целые приспособления для борьбы с мелкими противными насекомыми.

Жанна дернула плечом:

– Иногда мне не верится, что мы найдем его.

– А мне почему-то верится, – парировал Ломакин. – Перед нами стоят задачи куда более важные, чем просто найти чей-то дом. Нужно проникнуть внутрь и украсть саблю. Но и это еще не все. Нужно с этой саблей из дома выйти – и вот это и есть самое опасное предприятие. Честно говоря, – он потрогал кончик носа, – меня смущает, почему Завьялов забрался в самую гущу болот. Допустим, у него подпольный музей с крадеными сокровищами – и что? Можно и в центре города устроить все так, чтобы комар носа не подточил.

Жанна вздрогнула:

– Ваше сравнение с комаром… Здесь оно не то чтобы неуместно, но… Я не могу о них слышать.

– Ладно, оставим рассуждения на более удобное время. – Андрей зачерпнул варево ложкой и попробовал. – Картошка сыровата. Надо было все же покрошить помельче.

– Вам удалось починить лодку? – спросила женщина.

Ломакин усмехнулся:

– И да и нет. Она совсем сгнила, бедняжка. Но шанс переплыть озеро у нас есть.

– А потом? – Жанна поежилась, почувствовав ледяной холод, хотя солнце грело вовсю. – Нам снова придется преодолевать болота?

– Выберем самое проходимое, – заверил ее Ломакин. – К тому же большую половину пути мы пойдем по тракту, выложенному большими плитами. Когда-то, еще во времена Советского Союза, в тех краях добывали торф. Предприятия давно нет, но осталась сносная дорога. – Он снова зачерпнул похлебку. – Готова. Давайте тарелки. В качестве приправы сегодня у нас снова чистый воздух.

– Сейчас порежу хлеб. – Женщина подумала, что сделает это с радостью. Она испытывала благодарность к почти незнакомому мужчине, который помогал ей спастись и начать новую жизнь. Когда Жанна принесла тарелки и хлеб, Андрей разлил болотное жаркое – как он его назвал – и дал ей вилку.

– Вкусно?

– Очень. – Женщина ела с жадностью.

– Что вы решили насчет ночлега? Останемся здесь или пойдем дальше?

– Здесь так спокойно, – прошептала спутница. – Кажется, время остановилось. Давайте переночуем, но рано утром снова тронемся в путь, чтобы поскорее добраться до этого проклятого Завьялова. Как по-вашему, мы найдем его жилище засветло?

– Должны. – Андрей достал мобильный. – Совсем забыл о нем. И не зря. Перед отъездом я забил маршрут в навигатор, но сигнала нет. В таких лесах ничего не ловит.

– Я тоже забыла о телефоне, но по другой причине. – Жанна грустно вздохнула. – Мне некому звонить.

Он пожал ее холодную ладошку:

– Знаете что? Поедите – и отдыхать. А я продолжу заниматься лодкой.

Женщина подумала, что она благодарна своему спутнику еще и за то, что он не лезет с расспросами, не выворачивает наизнанку ее душу. Меньше всего ей хотелось вспоминать прошлое, потому что это причиняло нестерпимую боль. Раньше она и не подозревала, что душа может так болеть за кого-то – не за себя.

– Хорошо. – Улыбнувшись, Жанна с благодарностью посмотрела на спутника. – Мне с вами повезло. Вы столько знаете и умеете. Про болота, про их особенности. Это должна знать я, хоть и недоучившийся, но все же биолог.

– Не корите себя. – Андрей встал. – Помойте посуду, если не трудно. Некоторые пластиковые тарелки можно выбросить.

– Все сделаю, – ответила Жанна с энтузиазмом, которого раньше не ощущала, если ей предлагали заняться домашними делами. Она вымыла посуду, красиво разложила ее на столе, будто ожидала гостей, расстелила одеяла на кровати и на топчане, который нашла на полуразрушенной веранде. Им обоим будет удобно, во всех смыслах. Путешествие утомило, и она вскоре задремала, несмотря на раннее время. Андрей вернулся в дом, когда совсем стемнело, посветил фонариком на спящую женщину, улыбнулся и прилег на топчан.

Написав злополучное письмо, Девлет Гирей, присев в углу, прислонился к стене, ожидая приезда дяди. Он не сомневался, что алчный Сахиб сначала поскачет за саблей, а потом вернется, чтобы убить его. Как он ни говорил себе, что принять смерть нужно с достоинством, смело взглянуть ей в глаза, умирать не хотелось. Ему всего восемнадцать, он еще и не жил по-настоящему, не познал страстной любви… И для его несчастной матери это будет большое горе… Если она переживет его, если Сахиб останется верен своей клятве.

Он прислушивался к каждому шороху, глотая спертый воздух подземелья. Дядя все не шел, обрекая племянника на муки ожидания. Когда замаячил свет, Девлет встал, стараясь слиться со склизкой стеной, будто убийца мог его не заметить. Шаги Сахиба возвещали о том, что убийца приближается к своей жертве. Слизнув со стены мутную каплю, Девлет закрыл глаза. Скорее бы все это произошло. У него нет больше сил ждать смерти.

– Господин, – услышал юноша незнакомый голос и, открыв глаза, увидел полного человека в кафтане и шапке. – Господин, сейчас я освобожу тебя. Твой дядя уехал в Стамбул, тебе нечего бояться.

Девлет прищурился, стараясь получше разглядеть незнакомца и вспомнить, кто это. Кажется, начальник внутренней охраны дворца Ильяс. В свете огня блеснула связка ключей. Начальник охраны отыскал нужный, звякнув железом, и вставил в замочную скважину. Жалобно скрипнув, ключ трижды повернулся в замке, и дверь открылась.

– Пойдем, пойдем, я спрячу тебя, – торопливо говорил Ильяс. – Через десять дней в Стамбул уходит корабль. Я знаю его капитана. Ты поедешь в Стамбул, никем не узнанный, я скажу капитану, что ты мой племянник. Впрочем, он никогда не задает много вопросов.

– Зачем ты это делаешь? – удивленно спросил Девлет. – Дядя может обо всем узнать…

– Пройдет время – и ты станешь ханом, – Ильяс посмотрел ему в глаза, – я чувствую это. Ты сместишь Сахиба… И это будет правильно.

– Благодарю тебя, – отозвался Девлет, – и да хранит тебя Аллах.

– Пойдем, за воротами тебя ждет конь. – Начальник внутренней стражи потянул Давлета за рукав кафтана. – Он более смирный, чем Булат. Ехать придется долго, но он знает дорогу. – Начальник охраны протянул юноше котомку. – Здесь еда и записка к капитану. Еще в записке его имя и название корабля.

Девлет выбежал из подземелья на свежий воздух, бросил прощальный взгляд на дворец, где провел детские годы, хотел попрощаться с матерью, но передумал: его могли увидеть. Согнувшись, юноша помчался к открытым воротам, выбежал за них и вскочил на гнедого коня, в нетерпении переминавшегося с ноги на ногу. Добрый конь, почувствовав хорошего наездника, обрадованно заржал и понес нового хозяина к морю, синюю гладь которого можно было увидеть с вершины высокой горы.

Сахиб сидел в беседке нового дворца, почти в два раза больше старого, превосходящего его не только своими размерами, но и красотой. Он вспоминал давнюю поездку в Стамбул, разговор с Сулейманом Великолепным и возвращение на родину триумфатором, крымским ханом. Письмо племянника сыграло свою роль. Великий султан сказал ему, что видит ханом только его, ни в коем случае не Ислям Гирея, назначенного калгой. Сахиб Гирей прибыл на родной берег в сопровождении турецких войск, и беи, знавшие про нового хана, принялись присягать ему, как только он сошел на землю. Ислям Гирей, молча выслушав сообщение дяди о своем назначении, ничего не сказал, а вечером уехал в Ак-Чакум. По его недовольному лицу Сахиб понял, что Ислям не рад новой должности. Да и как ему радоваться, если брат до последнего надеялся занять ханский престол? Итак, Ислям останется его врагом, и это печально. Ему была нужна передышка, чтобы навести в стране порядок. Крым опустошили, измотали бунты беев, Ногайская Орда вышла из подчинения и уже диктовала свои условия Казанскому ханству, выполнять которые оно не собиралось. Казанское ханство находилось под влиянием Москвы. Именно при ее тайной поддержке был организован дворцовый переворот в Казани, и на престол сел малолетний Джан-Али, полностью попавший под влияние русского царя.