— Стеф, — пробормотал Кроу.

И принялся искать нужное направление в лабиринте узких ходов, ориентируясь на интенсивность свечения. Амулет реагировал медленно, поэтому приходилось порой возвращаться назад и выбирать другой путь, но наконец камень в руках Кроу вспыхнул ослепительно белым, а следом он услышал поблизости плач.

— Стефани!

Кроу ускорил шаг, повернул за угол и… остановился как вкопанный.

Она была там, сидела в маленьком закутке, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги вперед. Тихонько плакала, но как будто не чувствовала холода камней. Присмотревшись, Кроу понял почему: сквозь нее уже была видна кирпичная кладка.

В груди что-то болезненно сжалось от разочарования. Не то чтобы у Кроу оставалась надежда найти ее живой… Но найти все равно хотелось. С чего вдруг амулет стал реагировать на призрак Грей? Ведь не реагировал до этого.

Кроу вздохнул. Какая уже теперь разница? Но она хотя бы здесь, и он может с ней поговорить.

Некоторое время Стефани бессмысленно металась по замку бесформенным сознанием. Она оказывалась то в библиотеке, то в своей комнате, то в столовой, то в кабинете ректора. Два раза даже заглянула в комнату, где находилась ее мать, но оба раза сбежала оттуда спустя считанные секунды. Видеть ее было нелегко. Особенно не имея возможности общаться.

О комнатах Кроу она старалась даже не думать, понимая, что сейчас они во многом управляют ее перемещениями. В конце концов просто пожелала оказаться как можно дальше от всех, где она точно никого не увидит. Ее желание исполнилось в мгновение ока, но она так и не поняла, куда попала. Тут было темно, совсем как в том мире, куда они с Кроу и ребятами переместились три месяца назад, но сейчас Стефани это даже обрадовало. Когда ничего не видно, не так заметно, что у тебя нет ни тела, ни формы. И в темноте, наверное, не так страшно исчезать навсегда.

В уши продолжал лезть назойливый шепот, здесь он звучал громче, но она просто игнорировала его.

Стефани мысленно перебирала воспоминания — самые лучшие их тех, что у нее имелись. О доме и маме, об академии и друзьях. Она думала об испытаниях и вызовах, перед которыми никогда не пасовала. О планах и мечтах, которым уже не суждено исполниться. За двадцать три года она успела узнать и пережить столько, сколько не все успевают узнать и пережить за долгую-долгую жизнь. Так стоит ли теперь огорчаться и роптать?

Она задавалась этим вопросом и понимала: да, стоит. Потому что все равно осталось так много всего, чего она пока не успела. Заняться любимым делом, например. По-настоящему, а не в рамках обучения. Ей так нравилось искать зелье для спасения Ланы Бран, что она совсем перестала на нее злиться за то, что она увела у нее парня. Стефани нравилось чувствовать, что она делает что-то значительное, что-то важное. Как много всего она еще успела бы сделать, ведь Кроу сказал, что она талантлива.

А еще она не успела испытать все прелести настоящей взаимной любви, отношений. Не того, что у нее было с Граном, оно осталось уже как будто в прошлой жизни. Нет, она хотела задыхаться от волнения и восторга, сгорать от желания, наслаждаться каждой совместной минутой. Чтобы сердца стучали в унисон, чтобы мысли и желания переплетались, словно двое — это один человек. Чтобы любить одни и те же книги.

Последняя мысль заставила снова подумать о Кроу, о так и не подаренном подарке, о так и не сказанных словах. Стефани почувствовала, как наливаются слезами глаза. Вот странное наваждение: она бесплотна, бесформенна, сама не может себя увидеть, ничего не может коснуться, ее мертвое тело лежит неизвестно где, а слезы катятся по щекам как настоящие. Кажется, она даже чувствует их мокрый, теплый след, который они оставляют на щеке, и солоноватый привкус.

— Вот вы где, — неожиданно раздалось над ее головой.

Голос профессора Кроу звучал устало и без привычного сарказма. Стефани открыла глаза, внезапно осознала, что рядом появился источник света, а у нее снова появились привычные очертания. Пусть она и стала еще немного прозрачнее.

Хотелось посмотреть на профессора, но она удержалась. Что ему здесь нужно? Он просил оставить его в покое, она оставила.

Не дождавшись ее реакции, Кроу осторожно поставил рядом с ней ученическую сумку и опустился на холодный каменный пол сам, привалившись спиной к слегка влажной стене.

— Я вашу сумку нашел, — зачем-то сообщил он.

— Я думала, — Стефани шмыгнула носом, — что вы пошли спать. Вы же устали.

Кроу едва слышно хмыкнул и вздохнул.

— Простите меня, мисс Грей.

— За что?

Он пожал плечами, как будто его удивил ее вопрос.

— За трусость. За слабость. За грубость. За попытку спрятать голову в песок. За то, что накричал на вас. И выгнал.

Настала очередь Стефани удивляться. Она посмотрела на своего преподавателя и слабо улыбнулась.

— Вы кто угодно, но не трус, профессор Кроу, — мягко заметила она. — И слабым я бы вас не назвала.

— Но как еще объяснить мое нежелание видеть, как вы… постепенно исчезаете? — он тоже повернул к ней голову.

— Вы не обязаны через это проходить, — теперь она повторила и его жест — тоже безразлично пожала плечами. — Тот факт, что по странной прихоти судьбы вы единственный, кто может это наблюдать, еще ничего не значит.

— Значит, — возразил он. — И это не странная прихоть судьбы, мисс Грей.

В его тоне было что-то такое незнакомое, немного пугающее. Какая-то мрачная решимость, словно за то недолгое время, что они не виделись, он пришел к некоторому выводу и принял его, а теперь собирался поделиться с ней.

— А что это тогда? — она как зачарованная смотрела в его темные, казавшиеся черными, глаза.

Кроу отвернулся, подбросил в воздух огонек, плясавший у него до этого на ладони. Тот закружился, разрастаясь в маленькое круглое солнышко, и завис над ними, даря свет и немного тепла. Рассматривая переливы пламени, Кроу на одном дыхании ответил:

— Это и есть та связь, о которой вы догадались почти сразу, а мне потребовалось время, чтобы признать ее. Та самая связь, которая объединяет меня с юным студентом змеиного факультета, наблюдавшим угасание призрака Элизабет Милфорд. Правда в том, мисс Грей, что с самой Ночи Умертвий я был очарован вами. После моей невесты, с которой мы так глупо разругались, вы первая девушка, рядом с которой мне было настолько хорошо и настолько интересно. Вам, наверное, не очень приятно слышать это, — он снова заглянул в ее растерянное, если не сказать ошарашенное, лицо. — Мужчины вроде меня — не совсем то, о чем мечтают юные девушки вроде вас. И я бы никогда вам этого не сказал. Да что уж там, — он криво усмехнулся, — я бы и сам это едва ли понял, если бы… не все это.

— Вы ошибаетесь, профессор Кроу, — слегка охрипшим от волнения голосом отозвалась Стефани. — Девушки вроде меня не так часто становятся объектом чьей-то любви, чтобы привередничать.

— Разве? — удивился Кроу. — Вы красивая и умная. Что еще можно желать?

— Красивая? — усмехнулась она. — В этих очках? С жидким хвостиком? И форма на мне всегда сидит как… на корове седло.

Он нервно рассмеялся, услышав это сравнение, и Стефани тоже невольно улыбнулась.

— Очки, волосы… — проворчал Кроу, качая головой. — Какая глупость. Я видел тебя на вечеринке в честь Ночи Умертвий. Ты была невероятно красива. Потому что очки можно снять, волосы уложить, одежду сменить… А вот попробуй жить с носом, как у меня.

На этот раз в голос рассмеялась Стефани, наблюдая, как Кроу выразительно очертил кончиком пальца горбинку на своем «клюве».

— Вы на себя наговариваете, профессор Кроу. У вас очаровательный нос. И поверьте, мне очень лестно слышать, что я оказалась настолько интересна, чтобы привлечь внимание взрослого, умного мужчины вроде вас. Учитывая то, как долго ни одна другая не могла тронуть ваше сердце. Я сожалею только об одном…

— О чем? — он снова повернулся к ней, на этот раз вглядываясь в ее лицо пытливо, словно искал признаки неискренности. И не мог найти ни одного.