Почему-то Гарри думал про Снейпа. Ему казалось, что он расстался с ним как-то бесцеремонно и второпях. Что их отношения закончились слишком неправильно, скомкано. После всего, что они пережили за эти месяцы, после всех потрясений и разногласий равнодушное прощание было самым нелепым и неестественным завершением.
Конечно, все с самого начала было ненормально и ошибочно. Снейп был мужчиной, которого Гарри никогда бы не выбрал по собственной воле. Он был деспотичным и бескомпромиссным, иногда грубым, назойливым. А еще он любил мужчин. Но в отличие от Гарри, Снейп не боялся связывать с ними жизнь и делать их мужьями. Гарри знал точно: ему никогда не хватило бы смелости привести мужчину в свой дом. Теперь он был один против враждебного мира, в котором не было места таким, как он и Снейп.
Мысли текли медленно и трудно. Грусть придавала новообретенной свободе вкус горечи. Пламя очага озаряло, но не грело. “Я просто устал”, — сказал себе Гарри и поплелся искать место для отдыха. Он поставил свой саквояж около первой кровати в одной из спален. Бросив на постель заклинание, убирающее клопов и моль, он не раздеваясь лег поверх покрывала и укрылся мантией.
Он был один в пустом необитаемом доме. Наверняка, на верхнем этаже располагалась спальня с широкой кроватью для супружеской четы. Гарри следовало поскорее обжиться в ней. Вероятно, что вскоре вместо жестких пальцев Снейпа его будут трогать перед сном ласковые женские руки. Не имеет никакого значения, кем окажется будущая миссис Поттер. Главное, чтобы звук ее голоса и шорох ее юбок как можно скорее вытеснили это ужасное непереносимое одиночество. Теперь у Гарри будет все как у людей: жена, дети. Они заставят забыть его об этих постыдных ласках двух мужчин, о болезненно-остром желании при виде тонкого юношеского тела… Пускай женщина, с которой Гарри свяжет жизнь, будет ему не ровней — такой же, какой миссис Снейп была для своего мужа. Он будет просто вести благообразную жизнь и ничем больше не запятнает свою репутацию. Он будет работать и жить ради своих детей, пока не состарится. И возможно уже тогда, когда он будет слишком дряхл, чтобы его заподозрили в склонности к плотскому греху, он навестит Стэмпхолл, чтобы застать его нелюдимого загадочного хозяина в его последние годы жизни. Они сядут у камина, как в прежние времена, и будут просто смотреть в огонь…
В отчаянном порыве Гарри выбросил вперед руку, страстно желая ухватить лежащего рядом Снейпа и прижать его к себе. Но пальцы схватили лишь пустоту, пролетев сквозь луч лунного света.
Рядом никого не было. Такова была цена за счастье, которое выбрал Гарри.
Он уткнулся лицом в сгиб локтя и заплакал.
— За что, за что, за что… — без перерыва стонал он между рыданиями.
Он не понимал, почему с ним каждый раз происходило одно и то же. Стоило ему привязаться к кому-то, как судьба сразу же разлучала его с этим человеком. Казалось, этот список не закончится до самой смерти: родители, Седрик, Дамблдор… А теперь у Гарри забрали еще и Снейпа с Оскаром. Неужели эти страдания полагались ему лишь за то, что Гарри был не таким, как того требовали английские магические законы и всеми чтимые традиции? И была ли надежда, что череда лишений когда-нибудь иссякнет?
Ресницы, слипшиеся от слез, сомкнулись. Гарри уснул.
*
Он проснулся, как от громкого щелчка, и резко сел на кровати. В старом доме по-прежнему было темно. Звенящую тишину не нарушали даже пение сверчка или мышиные шорохи. Гарри уставился перед собой со спокойной зрелой решимостью.
— Нет, — сказал он, обращаясь то ли к себе, то ли к самой жизни, — не в этот раз.
С этими словами он поспешно спрыгнул с кровати и, подцепив свой саквояж, аппарировал прямо из чужой необжитой спальни.
Ноги утонули в мягкой траве на знакомой лужайке перед старым, изученным до малейших мелочей домом. Сердце волнительно и болезненно забилось. От мысли, что сейчас Гарри зароется носом в волосы родного, теплого от сна мужчины, душа сладко и растроганно затрепетала.
Стараясь не шуметь, он открыл дверь и, бросив свои вещи на пороге, вошел в дом. Все было, как во сне: знакомые коридоры, темная, освещенная лишь догорающими углями гостиная, широкая лестница с вытертыми перилами и резными балясинами и та самая дверь, за которой скрывалась спальня…
Не колеблясь ни на мгновение, он легко повернул ручку и вошел.
К его величайшему удивлению Снейп не спал. Он был полностью одет и сидел в кресле перед камином. Перед ним стоял нетронутый стакан, наполненный бренди, который он гипнотизировал взглядом, по всей видимости, уже много часов. В полумраке черты его некрасивого лица стали еще резче. Он словно постарел на много лет. Звук отворившейся двери заставил его очнуться от оцепенения. Он испуганно обернулся и несколько секунд неверяще смотрел на стоящего на пороге Гарри. Тот сделал неуверенный шаг вперед и закрыл за собой дверь. Снейп пришел в себя.
— Гарри! — обеспокоенно воскликнул он, вскакивая с кресла. — Что случилось? Проклятье вернулось? Ты снова болен?
Он подбежал к нему и схватил за плечи, вглядываясь в лицо. Гарри помотал головой.
— Нет. Нет…
— Что произошло? Что случилось, мой хороший?
В блестящих печальных глазах было столько невысказанной тревоги и нежности, что Гарри стало почти что больно их выносить. Он бросился к Снейпу и, обхватив его поперек груди, уткнулся лицом ему в шею.
— Северус, — проговорил он, — не прогоняй меня.
Теплая рука накрыла его затылок. Гарри начали укачивать в успокаивающих объятиях. Вдруг осторожный вопрос достиг его слуха:
— Почему ты вернулся?
— Я наконец-то понял.
— Что? Что ты понял, Гарри?
Гарри зажмурился. Едва касаясь губами уха Северуса, он прошептал:
— Я тебя люблю.
Снейп не ответил. Он стоял без движения некоторое время. А потом в том месте, где он прижимался лицом к виску Гарри, стало мокро.
Почувствовав это, Гарри перестал беспокоиться. Потому что, подумал он, если на этот раз Северус Снейп и вправду плакал, он делал это не оттого, что ему было больно.
Почти конец…
========== Эпилог ==========
Утро тысяча восемь семьдесят третьего года было по-осеннему свежим и холодным. Ночью были заморозки, и на ладонях больших, еще зеленых лопухов белел иней. Обернув поясницу теплым шерстяным пледом, Гарри Поттер вышел во двор и прошаркал по мерзлой траве к теплице. Увязая в сырой земле, он поливал прекрасные лиловые безвременники Северуса, чья красота не переставала его восхищать.
Убедившись, что нежные растения довольны, Гарри вышел из теплицы и, очистив заклинаем ботинки от грязи, вернулся в дом. Оставив плед в сенях, он прошел в кухню и, затопив очаг, подвесил чайник над огнем. В начищенной латунной сковороде отразилось его немного покрасневшее от холода морщинистое лицо с кустистыми бровями.
Гарри не помнил день, когда впервые заметил, что их с Северусом глаза стали одинакового цвета — светло-серые, а прежде темные волосы слабо засеребрились в тусклом дневном свете. Он точно не помнил, при каких обстоятельствах это случилось. Но, кажется, в тот момент впервые задумался о том, как быстро, однако, пролетело время.
Тем мракоборцем, которым его видел Альбус Дамблдор, Гарри Поттер так и не стал. Он навсегда остался скромным ассистентом и подмастерьем знаменитого мастера. Но несмотря на это, все эти годы Гарри Поттер был нужен: до двенадцати лет Оскар часто болел. Потом у него был сложный год перед отъездом в Хогвартс. Потом ремонта потребовал Стемпхолл, и Гарри неожиданно понял, что этот дом ему дорог, и он готов бережно о нем заботиться…
Северус всегда нуждался в Гарри. Когда их сын был ребенком, и вдвойне — когда тот вырос и навсегда покинул Стэмпхолл. Когда Ход вернулся родовое поместье Блэков, чтобы служить молодому лорду Оскару, и оставил супругов в доме одних. Вот уже больше полувека Гарри ставил чайник на огонь перед тем, как Северус спускался к завтраку.
Гарри был нужен, когда муж засыпал по вечерам в кресле раньше, чем добирался до постели, а потом жаловался на боль в спине. Когда брюзгливо ругался на крестьян и просителей, которые писали ему письма; Гарри уверенно поддакивал, и Северус умиротворенно замолкал, радуясь восстановленной справедливости.