— Убери голову! — прорычал Снейп. — Я сейчас кончу!..

Едва Гарри успел выпустить член изо рта, ему в лицо ударила теплая вязкая струя. По губам и подбородку потекла тягучая липкая жидкость, но Гарри даже не обратил на это внимания. Его взгляд был прикован к лицу Снейпа, который смотрел на него безумными, горящими в темноте глазами. На его лице застыло выражение неверия, муки и восторга. Он сжимал руку Гарри в своей ладони, а его грудь тяжело вздымалась.

Придя в себя через некоторое время, Снейп наклонился и осторожно вытер лицо любовника подолом рубашки.

— Мой дорогой, — пробормотал он, помогая Гарри подняться.

Умывшись и одевшись, Гарри взял палочку Снейпа и наколдовал Темпус. Было около двух часов утра. Угли в камине давно прогорели, и в комнате стало зябко. Снейп разжег камин, и они снова забрались в постель.

Коснувшись головой подушки, Гарри ощутил, что впервые за долгое время так сильно хочет спать…

— Я тебя люблю.

Робкое признание донеслось до его затуманенного разума раньше, чем он успел перенестись в царство сновидений. Осторожные пальцы легко погладили волосы, а на щеке морозным узором застыл скромный поцелуй.

Гарри промычал что-то нечленораздельное и, порадовавшись тому, что не может ответить, в тот же момент крепко заснул.

========== Глава 8 ==========

Гарри продолжал учиться и работать ассистентом. Все было, как прежде, с одним небольшим нюансом: Снейпа укусила новая муха. Когда они работали вместе, он был постоянно на взводе и практически все дневные часы уделял обучению Гарри. Снейп почему-то решил, что должен в короткий срок впихнуть Гарри в голову колоссальное количество знаний. Он требовал, чтобы тот запомнил сотни случаев, рецептов зелий, заклинаний и приемов, которые могли пригодится хотя бы раз в жизни. Складывалось впечатление, будто Снейп освобождает свое место преемнику, который должен был всецело заменить его и продолжить его дело. Насколько Гарри было известно, мракоборец не собирался уходить на покой. Поэтому его лихорадочные попытки обучить ассистента выглядели настораживающе.

Особенно в связи с тем, что Гарри впервые за столько лет оказался без палочки. В быту он не испытывал ни малейшего стеснения: Ход заботился о нем также прилежно и бережно, как и об обоих Снейпах. Но так или иначе Гарри, как и любой волшебник, лишенный своего главного магического инструмента, чувствовал себя зависимым и неполноценным. Снейп игнорировал этот факт, словно, никакой проблемы и не было. Он без проблем одалживал свою палочку, если та требовалась Гарри. Но, разумеется, этого было недостаточно. Нужно было тренировать боевые навыки и осваивать новые заклинания. Теперь все приходилось постигать в теории. Гордость не позволяла просить у мужа новую палочку, за которую он, Гарри, не мог заплатить сам. А еще его мучила совесть, которая укоризненно напоминала, при каких обстоятельствах Гарри лишился прежней. Ситуация складывалась неприятная. Впрочем, он не терял надежды, что однажды Снейп сам решит его проблему.

И все же, несмотря на мелкие неурядицы, жизнь Гарри изменилась к лучшему. Никто больше не унижал его, не третировал и не относился к нему с пренебрежением. Снейп был смешон с его влюбленной, трепещущей заботой, которую он каждый раз пытался неуклюже скрывать. Но теперь Гарри находил поведение мужа довольно сносным. Он не любил его, но испытывал благодарность за все, что тот для него делал. Чувство вины терзало Гарри, когда он вспоминал отвратительную сцену накануне своего позорного бегства. Готовность Снейпа умереть от его руки пугала; еще больше его поражало, что Снейп в самом деле думал, что Гарри был способен его убить. И при этом все равно продолжал жить с ним в одном доме и спать в одной постели! В этом было какое-то безрассудство и смелость, несмотря на то, что Гарри его искренне не понимал. В любом случае, он не хотел, чтобы Снейп считал его убийцей.

Для своего покаяния Гарри выбрал момент, когда Снейп мылся на кухне, сидя возле печи в цинковой ванне с горячей водой.

Гарри велел Ходу оставить их и закатал рукава до локтя. Он принял из рук мужа намыленную мочалку и принялся неторопливо растирать худощавое тело. Под бледной, неравномерно покрасневшей от мытья кожей прощупывались длинные сильные мышцы, черные мокрые волосы прилипли к голове, а по вискам и крючковатому носу бежали капли пота. Снейп полулежал откинувшись на бортик ванны и наслаждался не столько мытьем, сколько прикосновениями Гарри.

— Северус, — тот проглотил комок, не зная, как сформулировать свое признание, — я уже давно хочу сказать тебе одну вещь.

Острые плечи напряглись под его ладонями, хотя выражение лица Снейпа ничуть не изменилось.

— Помнишь, в тот день, когда мы поссорились, я говорил, что убью тебя. Это… это была неправда. Поверишь ты мне или нет, но я просто был страшно зол и хотел напугать тебя. Я не смог бы этого сделать.

Снейп посмотрел ему в лицо и слабо улыбнулся.

— Знаю, милый, — беспечно сказал он и погладил Гарри по щеке. — Ты не чудовище. Я всегда знал это и не держу на тебя зла.

Совесть Гарри как будто успокоилась.

*

Снейп начал очередной эксперимент. Судя по всему, он был достаточно опасным: изобретатель каждый раз выгонял Гарри из лаборатории после обеда, когда обучение заканчивалось.

Гарри не возражал против этих мер. После обеда он обычно занимался с Оскаром латынью, а после этого они иногда гуляли вместе.

Сближение с мальчиком подарило Гарри удивительный опыт. Он понял, что даже близко не годится Оскару на роль отца — все-таки для этого он был еще слишком молод. У них сложилась дружба совершенно иного рода. Когда Гарри выбирался с мальчиком за пределы Стэмпхолла, ему казалось, что он ненадолго возвращался в свое собственное детство. С тех пор, как Оскар научился ходить, он был свободен как ветер и в любую погоду привык по полдня бегать по окрестностям. Он излазил все закоулки в радиусе двух миль и был настоящим хозяином в этих краях. Он водил Гарри по таким местам, от которых у того захватывало дух: все это время Гарри считал, что живет в захолустье, но на самом деле за оградой Стэмпхолла простиралась живописная, поистине волшебная местность. Пустынные поля и тенистые рощи очаровывали дикой, девственной красотой. Гарри поражался тому, как был слеп все это время. Он как будто постепенно возвращался к жизни после долгого сна. Несколько долгих месяцев он не видел ничего вокруг себя, не чувствовал дыхания ветра, не ощущал солнечного тепла и морозной свежести. Они с Оскаром, как два морехода в бурлящем океане жизни, постигали ее, каждый как умел, часами пропадая где-то на лоне природы, и возвращались только под вечер голодные и уставшие домой, где их уже ждал Снейп.

Поначалу мракоборец оставлял Оскара с новым мужем скрепя сердце. Он был готов разделить с Гарри постель, состояние и жизнь, но в отношении своего сына Снейп был собственником. Ему потребовалось время, чтобы смириться с тем, что Гарри потеснил его в сердце Оскара. А это и в самом деле было так. Оскар был влюблен в Гарри. Он смотрел ему в рот и принимал за истину каждое его слово. Наверное, он впервые был привязан к кому-то так сильно, не считая отца.

Снейп сильно переживал бы по этому поводу, если бы не Гарри, который усыплял его тревогу своей наигранной любовью и скрашивал его одиночество по ночам жаркой возней под одеялом. Снейп тоже был влюблен в Гарри, но совсем не так невинно, как Оскар. Скорее даже наоборот — болезненно, слепо, отчаянно. Иногда он не мог себя сдержать и душил юного любовника своей исступленной разрушительной нежностью. В такие моменты Снейп ласкал и целовал его, словно, в последний раз, и не мог надышаться их близостью, будто боялся, что Гарри растворится и исчезнет. Каждый раз Гарри стойко терпел эти приливы чувств и снисходительно позволял себя обожать. Теперь он даже не раздражался на Снейпа. Он настолько привык притворяться, что порой не задумывался об этом.

Его непоколебимые принципы и гордость остались в прошлом. Он чувствовал, что так было правильно — лгать себе и Снейпу. Потому что так было легче для них обоих. И в этом была его новая мораль.