Виктория наблюдала за путешествием Миранды. Уроки были забыты. Она сбегала из дворца и вместо занятий приезжала в дом Корделии. Вместе они часами сидели в гостиной, куда ведьма принесла магический стеклянный шар на подставке, пили горький травяной чай и смотрели. Виктория видела всё: встречу с Филиппом, ночное путешествие к очаровательной ведьме Анне и её жертвенность, столкновение с сиренами, долгий пророческий разговор с Опаской, слёзы Джея. Видела смерть. Много смерти. Смерть Лукаса. Смерть Опаски. Смерть феи, изменившую всё. Это убийство, одновременно очернившее и возвысившее Миранду, её же и спасло.

Та роковая схватка ещё долго появлялась у Виктории перед глазами. Пляшущий в воздухе нож, мечущаяся по сторонам фея, резкие движения Миранды и её решимость, поборовшая робость и страх. Крылья, отсечённые одним движением, и подрагивающее тело в фонтане. Виктория и Корделия наблюдали молча, не отрывая взгляда от шара и почти не моргая.

— Она далеко пойдёт, — негромко сказала Корделия, даже не вздрогнув, когда Миранда возвращалась в дом Филиппа.

— Ужас, — пробормотала Виктория, брезгливо отвернувшись.

— Я свяжусь с Зои. Миранда не должна умирать.

Виктория вопросительно посмотрела на Корделию, не зная, радоваться или грустить. Происходящее походило на плохую шутку.

— Зачем она тебе? — Она попыталась усмехнуться абсурдной догадке. — Заберёшь её в помощницы?

Абсурдная догадка оказалась верной.

— Было бы замечательно. Она такая юная, красивая и сильная. Зои будет не до тёмной магии, если она вернётся, а вот Миранде…

— Вы стали называть её по имени, — хмыкнула Виктория, удивившись. — Она не игрушка, чтобы вертеть её судьбой, как вам угодно. Если она вернётся, то останется с Калебом.

— Может, и останется, но я поговорю с ней. Ты же бросаешь свою жизнь, начинаешь всё с чистого листа. Может, и она захочет сделать то же самое?

Виктории казалось странным, что Корделия стала такой серьёзной и рассудительной. Обычно-то она сыпала усмешками и «дорогушами».

— С матерью у неё отношения не очень, как я понимаю. Лучшая подруга предала её.

— А вы в этом помогли.

— Идея-то была её. Мне неважно, что делать. Ведьмы слишком долго живут, чтобы постоянно переживать о судьбах других людей. Равнодушие молодит.

— Какие-то напыщенные глупости, — поморщилась Виктория.

— Только для тебя. — Корделия помолчала, смотря, как Миранда поднимается на второй этаж дома кондитера. — Миранда заслуживает лучшего. Вы-то с Зои сомневались, наговаривали на неё, якобы Миранда никогда не решится куда-то отправиться. А она решилась. Она фею убила ради любви. И она ещё не знает, что ждёт её потом. Лучше она будет у меня, чем среди тех, кто её не ценил и предавал.

Виктории стало смешно от того, как быстро Корделия забыла про Зои и стала следить только за Мирандой, как кузина ей понравилась. Корделия смотрела на Миранду и думала только о Миранде. Она верила в неё, загорелась ею и даже связалась с Зои, использовав старинный способ общения через книги. Только вот сообщение, похоже, не дошло до адресата. Но это теперь было и не важно. Виктория поняла, что Миранда не умрёт, и ей стало проще: она больше не сидела каждую минуту, ожидая подвоха. Но она всё равно была уверена, что не останется. Не передумала даже в момент, когда Миранда, Зои и Джей отправились на пегасах домой.

Миг встречи с Кассандрой окончательно всё определил. Виктория поняла, что во дворец она больше не вернётся никогда. До того разговора — последнего разговора с матерью — она никогда не думала, что слова имеют такую силу. Всего пять слов и две секунды. Они изменили, разрушили всё, что существовало в жизни Виктории до тех пор.

— Я не хочу быть королевой.

Кассандра заметно помрачнела: она нахмурилась, скрестила руки на груди и устремила на дочь ледяной взгляд.

— Неужели? А кто же тогда займёт престол, скажи на милость?

— Моя сестра. Она будет отличной правительницей, я уверена. — Виктория продумывала реплики часами, но всё было напрасно. Ей казалось, что она звучит робко и неубедительно. Кассандра хмыкнула и повысила тон:

— Глупая! Я столько лет готовила тебя, воспитывала, искала лучших гувернанток и учителей, чтобы ты стала достойной королевой. И вот так ты мне отплатила?

— Извини, такая жизнь не для меня, — пролепетала Виктория, съёжившись.

— Конечно, тебе хочется жизни без проблем! Купаться в роскоши, ничего не делать, вести себя по-хамски, капризничать, и чтобы все тебе прислуживали и восхваляли тебя! А ещё цветного единорога, чтобы скакать на нём целыми днями! — с иронией в голосе произнесла Кассандра. — Такого не случится, поняла?

Виктория побледнела. Грозный тон матери пугал её.

— Мама… — Но Кассандра только отвернулась от дочери и закрыла лицо руками.

— Ты мне больше не дочь. Убирайся отсюда.

Виктория медленно вышла из комнаты. Сначала она хотела подняться в спальню, как и планировала раньше, взять с собой какие-нибудь вещи, постучать к сестре и попрощаться. Однако потом решила, что ей не нужно никаких вещей и нет необходимости сыпать соль на раны.

В горле защипало, но Виктория так и не заплакала. Она знала, что время пришло. Виктория выбежала из замка, пересекла большой сад, обласканный солнцем, и направилась обратно к ведьме.

— Давай ещё раз спрошу, — сказала Корделия, когда они спустились в подвал. — Ты уверена?

— Да, — ответила Виктория, вздохнув.

— Ты не сможешь ничего вернуть, понимаешь? А через несколько лет забудешь прошлое. Разве это не страшно — не иметь прошлого?

— Вы это уже говорили. Такое прошлое не грех забыть.

Корделия повела плечами и протянула ей эликсир — маленький круглый пузырёк с розовой блестящей жидкостью внутри.

— Твоё право. Тогда пойдём к обрыву?

Виктория замешкалась, сжав эликсир в вспотевших ладонях.

— Я знаю, что у нас есть время до возвращения. Можно сделать ещё кое-что?

— И что же?

— Хочу написать письмо Миранде.

— Попытаться обелить себя? — усмехнулась Корделия.

— Нет, — покачала головой Виктория. — Если она ненавидит меня, то мне никак себя не обелить. Я хочу не этого, а лишь рассказать, что произошло, поговорить с ней по-человечески, так, как я с ней никогда, наверное, не говорила. И попрощаться.

Корделия была не против.

Виктория села за деревянный стол, взяла ручку и посмотрела на пустые листы бумаги. Ей вдруг стало так легко. Она почувствовала себя просветлённой, свободной, окрылённой и любящей. За её почти восемнадцать лет жизни было столько неверного, злого, подлого. Но это письмо… Это было правильно.

***

…Я поражаюсь тебе, Миранда. Не каждая бы так поступила ради любви. Ты сильная. Сильнее, чем мы все представляли.

Не подумай, я не хочу обелить себя. А если и хочу, то теперь в этом нет смысла. Я ухожу, потому что я не хочу больше на это смотреть. Не могу думать о том, что такое возможно. Только представь: Зои — одна из многих, и эти люди среди нас.

Мне жаль, Миранда. Теперь выбор за тобой. Я не знаю, как ты вернёшься в обычную жизнь и примет ли она тебя. Наверное, лучше, чтобы ты правда осталась с Корделией, хотя я и не знаю, что тебя у неё ждёт.

А я выбор сделала.

Виктория»

========== Путь домой (продолжение) ==========

CLANN — The Stolen Child

Я прочла письмо не единожды. Снова и снова пробегала взглядом по строчкам и никак не могла поверить, что написанное не просто плохой сон, который уйдёт, стоит лишь открыть глаза и выбраться из постели.

Письмо натолкнуло на размышления. Мысли перетекали одна в другую так, как соединяются реки, как меняются секунды, минуты, часы, дни, годы и судьбы, как юность прощается с детством и склоняет голову перед взрослостью. Разум стал густым, тягучим. Чувства обострились и взяли верх над рассудком.

Первое — осознание.

Понадобилось время, чтобы понять, как такое случилось. Почему со мной? Было странно думать о том, что Виктория написала правду, но я не могла усомниться в её честности: если она ушла и ушла с добрыми намерениями, то ей незачем обманывать. Мне хотелось крепко обнять Викторию и подбодрить её. С удивлением я обнаружила, что стала сопереживать ей, чего никогда не делала. Порой она была невыносима, и это глупо отрицать. Но едва ли я вынесла испытание троном — даже не троном! подготовкой к трону! — и осталась прежней. Холодность и саркастичность были в характере кузины, пожалуй, с самого начала, и трон их только закалил. Но то, что она сделала для Дианы, невольно заставило меня проникнуться к ней сочувствием и глубоким уважением. Я увидела в этом жесте себя. Жертвенность у нас, похоже, в крови. Только вот не каждая из нас разобралась, ради кого стоит чем-то жертвовать.