Лукас добрый, понимающий. Лукас равнодушный. Лукас — ехидный и дерзкий мальчишка. Лукас — будущий правитель, разумный, спокойный, взрослый.

Джей эгоцентричный нарцисс. Джей заботливый. Джей скрытный и угрюмый. Джей весёлый и лёгкий в общении. Джей чужой. Джей мой.

Все разные. Так просто.

Кто-то бы сказал, что нам всем тут в психушку пора

чёрт

забыла про таблетки

чёрт

— Да, — сказал Джей. — Я именно это имею в виду.

— Раз так, то почему тогда именно я — Хамелеон?

— Трудно объяснить. Наверное, потому что люди любят видеть в других то, что не замечают в себе. Окружающие привыкли игнорировать свои маски, и тут ты сказала, что всё, отныне ты другая. Ты дала повод, а они ухватились за него. Они подумали, что разгадали тебя. Потому что только окружающие знают о тебе всё, но не ты сам, — ответил Джей. Лицо его, серьёзное и задумчивое, за мгновение стало вновь расслабленным. — Ладно, наверное, я что-то замудрил. — Он по-доброму усмехнулся.

— Да, есть немного, — улыбнулась я.

— Ничего страшного, если не понимаешь, о чём я. Так, считай, что я говорю глупости. Можешь подумать что-то вроде «ох уж эти парни, непонятно, что творится у них в голове» и забыть.

Нам обоим стало немного неловко — он ожидал, что я пойму его, а у меня не получилось.

Тогда не поняла.

Зато теперь понимаю.

Понимаю же?

— Нет уж, договаривай, — оживилась я, захотев разобраться в его словах. — Мне любопытно послушать. Что второе? Ты сказал, что есть две вещи…

— Парадокс для меня в следующем: чем больше масок, тем больше в нас неподдельного и человеческого, тем больше у нашей души граней, — охотно продолжил Джей. — Я думаю, что вот в чём секрет: масок нет. Лично твоих масок нет. Нет только хорошей Миранды или только плохой, только капризной или только ехидной, только Миранды-отличницы или оторвы. Ты — всё вместе. И это нормально, что в один день ты хочешь горы свернуть, а в другой руки опускаются, или что сначала ты весело общаешься в кругу незнакомцев, а потом тебе никто вовсе не нужен и ты никого к себе не подпускаешь. Нормально.

Я вдруг ощутила себя очень глупой, потому что такая мысль никогда не приходила в голову. Иногда долгими бессонными ночами я в слезах металась по кровати, размышляя о том, что я потеряла себя и никак не могу найти и понять, какая я на самом деле, как нужно вести себя, чтобы угодить окружающим и никогда больше не слышать, что я никчёмная. Мне казалось, что решение должно существовать, и мучилась из-за того, что не могла найти его. Как и полагается, разгадка была перед глазами, только я не видела — смотрела не с той стороны.

Я замерла, а он всё говорил.

— Хоть ты и говоришь, что носишь маски, но ты, наверное, более искренняя и настоящая, чем большинство моих знакомых. Живая, что ли. Такая скромная, забавная, постоянно переживающая, простая, без глупых замашек, добродушная и готовая всем пожертвовать ради другого. Ради Калеба хотя бы. Да я уверен, что и ради Зои.

— И ради тебя.

— Что?

Молчи, глупая. Лучше молчи.

— Ничего.

Я несколько раз глубоко вдохнула.

— Я вот думаю: мы же жители Волшебного мира, а значит, мы герои из какой-то сказочной истории, — сказала я, угомонив непокорное сердце.

Теперь Джей смотрел выжидающе и заинтересованно.

— И что же из этого?

— Да и то, дурачок, что ты только что рассказал, наверное, всю мораль этой истории. Ещё и суть обманки раскрыл. Прямо в лоб читателю, а? Кто же так делает?

— А когда Лермонтов написал, что Печорин — собрание пороков времени, это было не в лоб? — парировал Джей, шутливо толкнув меня в плечо.

Мы засмеялись и стало легко-легко.

— Спасибо, что ты здесь, Миранда. Я ценю этот разговор. Мне жаль, что так получилось.

— Прекрати, это больше не наша вина. Но скажи ещё вот что: ты правда думаешь, что это я закляла Калеба?

— Уже не знаю. Я просто не привык быть доверчивым. Я сейчас чувствую, что мы опять близки. Как тогда, в детстве, поэтому уже не могу ответить «да, думаю». Я верю тебе. Извини.

— Конечно, — прошептала я.

— Ты безумно храбрая, Миранда.

Я не могла перестать смотреть в его глаза. Время застыло вокруг.

— Ты тоже, Джей. Хорошо, что ты рядом.

Когда я вошла в палатку, тепло внутри погасло и по телу прошлась мерзкая дрожь. Я уже не хотела говорить с Зои. Мне хотелось убежать, отмыть от себя эту грязь, прогнать страшные, чёрные мысли и чтобы кто-то объяснил мне, в какой момент я перестала видеть, что передо мной. Чувство, что меня предали, провели, сковывало. Никто не мог ответить на вопросы, почему, как и зачем, и вряд ли сама виновница ответила бы на них. Я будто намеренно шла на гибель, будто оказалась в крошечной комнате в полной темноте наедине с чудовищем, которое скрежетало зубами и готовилось напасть. В мысли опять прокрались погибшая фея, дух её красивого скрючившегося на дне фонтана тельца, и слёзы Анны. Первые жертвы не забываются. Фея… Диалог с ней был раздражающим, но она смотрела со страхом. В этот момент что-то и перевернулось, разорвало и заполонило мои внутренности. До того никто не смотрел на меня так. Такой взгляд будоражит больше, чем тёплые влюблённые глаза напротив.

Что хуже: узнать, что ты сам и есть чёрный человек, или обнаружить, что окружающие — тоже чёрные люди, может, даже ещё темнее? Что ж, надо признать… Чудовище против чудовища. Чёрный человек снимает цилиндр перед чёрным человеком. Степной волк бросается на степного волка. Что страшнее? Кому страшнее?

— Наконец-то! Я могла уже десятый сон смотреть. Почему так долго? — Зои чуть приподнялась, оперлась на локти и смерила меня взглядом — естественно, недовольным. Всё то время, пока я была с Джеем, она ждала.

— Вовсе недолго. — Я быстро устроилась в спальном мешке. — Минут пять, не больше.

— Ага, конечно, вы ворковали там не меньше получаса, голубки.

Я зажмурилась, как от боли, и потерла указательным и большим пальцами переносицу.

— У меня нет сил на колкости, — сквозь сжатые зубы сказала я. — Давай сразу к делу.

— Ну? — Она нетерпеливо заёрзала. Губы её были плотно сжаты, а глаза выражали будто бы королевское хладнокровие. Любая эмоция Зои теперь казалась мне наигранной, вымученной, фальшивой. Я не знала, как избавиться от мысли, что ещё немного, и она, моя подруга, будет мне противна.

Актриса.

Жалкая актриса.

— Я знаю, что ты обманываешь меня.

Зои побледнела, но ждала продолжения, вперив в меня стеклянный взгляд.

— Я узнала, что такое камень-двоедушник. Надо поговорить.

Зои ухмыльнулась.

========== Путь к благородству ==========

— Ты знала, да? И не сказала?

— Ты думаешь не о том. Ты должна понимать, что всё я делаю ради тебя… Не веришь мне?

— Я не знаю.

— Значит, нет. Мне больно это слышать, Миранда. Я и подумать не могла, что моя лучшая подруга (она специально выделила голосом это слово) так подведёт меня. Мы же с детства дружим. Я всегда была вместе с тобой. Боже, Миранда, да я тебе и слова плохого не сказала, пальцем не тронула! Всегда помогала, поддерживала! И ты так просто говоришь, что я… Кто я, по-твоему, скажи? Предательница? Обманщица?

— Подожди, Зои, послушай, пожалуйста, минутку…

— Нет уж, сейчас ты дослушаешь до конца! В чём ты меня обвиняешь? Это всё ради тебя. Ты бы такого не сделала? Я готова отдать последнее, что у меня есть, а ты не ценишь. Тебе всё равно. Я так больше не могу, Миранда. Меня всю жизнь в чём-то обвиняют, цепляются ко мне чуть что. Я всё это терпела, я это пережила. Но теперь меня обвиняешь ты… Тебе должно быть стыдно за то, что ты сомневаешься во мне.

Считается, что если в отношениях с другим человеком появляется прореха, то нужно всего лишь успокоиться, собрать волю в кулак и мирно, без криков, как разумные люди, всё обсудить. Любую проблему можно решить. Но наш с Зои разговор всё усложнил. Стало только труднее. Не совсем разумно мы себя вели, конечно: не обошлось без шипения и стиснутых зубов. Разговор не мог окончиться компромиссом, мы закончили обсуждение только потому, что глаза уже слипались, а Зои заявила, что говорить со мной бесполезно. Она страшно обиделась и так демонстративно повернулась ко мне спиной и засопела, что было сложно не испытать жуткий стыд. А потом, когда он отошёл на второй план, я поняла: её не волновали мои чувства. Я не успела сказать, что тоже обижена, разочарована, не знаю, что и думать и как дальше быть. Что мне, в конце концов, страшно. Что я тоже хочу домой. И что я об этом не говорю ей, потому что не хочу давить. Зои не дала шанса не разочароваться в ней. Было ужасно чувствовать, что я вижу в прежде лучшей подруге предательницу, врага. Но и верить ей теперь было неправильно. Обманывать себя — бесполезно. Не теперь.