- Там есть Глок и пара запасных обойм. Глушитель во внешнем кармане.
У меня стояк возник от одного лишь прикосновения ее волос. Ну и ну.
Я все еще не вполне уверен в том, что она не подведет меня, когда дойдет до необходимости пристрелить этих мудаков. Какой бы бесполезной Марита ни была, она не колеблясь убивала любого, кто вставал у нее на пути. О, ну, Скалли лучший стрелок и с ней куда приятнее иметь дело, к тому же у Мариты есть дурная привычка выбалтывать секреты не тем людям.
Она роется в рюкзаке в поисках глушителя. Я слышу, как она проверяет обойму и вставляет ее обратно, после чего присоединяет глушитель к дулу пистолета.
- Я бы хотел получить его обратно, кстати. Мне нравится эта пушка.
Она не отвечает, и когда я перевожу на нее взгляд, то вижу, что она смотрит в окно на дымящиеся трубы на окраине Ньюарка, где пламя над газоотводными отверстиями колеблется и дрожит на фоне черного жара небес. Пистолет лежит у нее на коленях, ее тонкие пальцы судорожно сжимают его рукоятку. Скалли, разумная Скалли, которая неспособна думать нестандартно.
Я довожу стрелку спидометра до девяноста миль в час и начинаю высматривать съезды на Гарден-Стейт-Паркуэй.
***
Я просыпаюсь от головной боли.
Если бы здесь не было так темно, я бы нажал на кнопку вызова медсестры и попросил бы демерол.
Скалли говорит, что принимать обезболивающее при травме головы нельзя.
Реальность все же заявляет о себе. Колючая ткань под моим лицом явно не от больничной подушки. Эта сбивающая с толку темнота вызвана какой-то повязкой на глазах, которая натягивает кожу вокруг глаз и чешется.
Я пытаюсь перекатиться, но руки связаны у меня за спиной, и при малейшем движении веревка больно врезается в них, так что я замираю.
Я слышу голоса, разговаривающие на иностранном языке, а потом звуки шагов. Кто-то сильно тычет мне чем-то в ногу, но я делаю вид, что так и не очнулся.
Еще один тычок, и шаги удаляются.
Мне надо оставаться в сознании и попытаться вспомнить, как я в это ввязался, но когда реальность снова начинает ускользать от меня, бороться с этим кажется не лучшей идеей.
Вскоре мне уже больше не нужно притворяться.
Комментарий к часть 10/19
(1) - игра слов: gas с английского переводится как газ, а в разговорном сокращении слова gasoline - как бензин.
========== часть 11/19 ==========
На дорожном указателе написано «Добро пожаловать в Ред Бэнк», но Крайчек пролетает мимо на такой скорости, что буквы превращаются в сплошное размытое пятно в свете фар, также выхватывающих из темноты заправку, супермаркет и винный магазин. Наша машина подпрыгивает на железнодорожных путях, и Крайчек выбирает именно этот момент, чтобы перестать следить за дорогой, вместо этого оглянувшись через плечо на автосалон Mercedes, мимо которого мы как раз проехали.
К этому времени они уже должны были установить, что Малдер федеральный агент, а значит, ценнее для них живой, чем мертвый. Но это если предполагать, что эти люди мыслят рационально.
- Ты встречал его лично? Аджииба?
- Да, - рассеянно отвечает Крайчек. – Мы только что проехали улицу Вязов?
- Какой он?
- Поехавший мудак, объявивший крестовый поход. Я постараюсь представить вас, если появится возможность. – Он смотрит на меня, и выражение его лица вдруг меняется. – Слушай, я не думаю, что он что-то сделал с Малдером. Правда. Он просто хочет, чтобы ФБР отстало от него и, вероятно, еще забрать нахрен газ у Армии Возрождения Арийской Нации. К тому же он на мели, так что, возможно, раздумывает над тем, какой выкуп сможет выжать из ФБР за Малдера.
- Откуда ты знаешь, что он на мели? – Я стараюсь не выказать ни надежды, ни возмущения. Не хватает еще, чтоб меня утешал Алекс Крайчек.
- Ему пришлось сильно раскошелиться, прежде чем я продал ему газ. Он все потратил. Так что он на мели. – Он хищно ухмыляется. – Считай, что так я оказал обществу услугу.
Он паркуется у обочины какой-то улицы, и я снова проверяю обойму, чтобы хоть чем-то себя занять.
- Ага, медвежью услугу. У него все еще есть контейнер с газом VX.
- Да, но мы как раз собираемся это исправить.
Он вылезает из машины и тихо закрывает за собой дверцу.
- Какой крестовый поход он объявил?
- Тот, которому следуют спятившие исламисты, Скалли. Бога ради. Ты и вправду не знала? – Он останавливается и впивается в меня взглядом. – Не позволяй политкорректной херне сбить себя с толку и помешать прийти к разумным умозаключениям в процессе расследования. – Алекс Крайчек читает мне лекцию о следовании протоколу. Уверена, у меня сейчас голова лопнет. Похоже, он ловит себя на этом и меняет тему разговора, указывая куда-то вниз по улице. – Дом там. Мы займем позицию в переулке.
Здесь немного прохладнее, чем в городе, и легкий ветерок чуть колышет чьи-то китайские колокольчики. Дорожный знак сообщает мне, что мы находимся на Бранч-авеню. Кругом стоит тишина, за исключением слабых звуков, доносящихся из бело-серых каркасных домов вокруг нас. Типичный провинциальный городок с бандой вооруженных маньяков, притаившихся в одном из этих двухэтажных строений в курортном стиле. На почтовом ящике перед домом, у которого мы припарковались, написано «Хендерсоны».
Никто также не ожидал, что это может случиться в Оклахома-Сити. Серийные убийцы в Милуоки, боевики на Среднем Западе. Аджииб, Гарджон и Пирс разбили свой лагерь здесь, в пределах пригородной зоны Нью-Йорка. Может, экстремизм и безумие наконец взяли свое на исходе двадцатого века, распространяясь по Америке подобно вирусу, вместо того чтобы прятаться в заштатном Айдахо. Я содрогаюсь, думая о Хендерсонах, живущих бок о бок с этими людьми.
Без включенных фонариков мы время от времени спотыкаемся, и я все жду, что вот-вот разбудим соседскую собаку. Что-то хрустит у меня под подошвой, и я вздрагиваю. Крайчек же двигается плавно, почти не издавая шума. Как, черт побери, ему это удается? Когда он вытягивает руку, чтобы остановить меня, я слышу лишь слабое поскрипывание его куртки и голоса из телевизора в соседском доме.
Мы стоим позади аккуратного двухэтажного домика, ничем не отличающегося от остальных. Видит бог, он даже окружен белой оградой из штакетника. В тусклом свете, льющемся из окон первого этажа, я вижу маленький садовый сарайчик не более чем в тридцати шагах от нас – предположительно тот, в котором и держат контейнер с газом. Задняя дверь скрипит, и в потоке света возникает фигура какого-то мужчины; он с кем-то разговаривает, и это хорошо, потому что это скрывает звуки нашего с Крайчеком падения в высокую траву вдоль ограды.
Мужчина что-то говорит на незнакомом мне языке, и другой голос отвечает ему от дальней стены сарая. У нас недостаточно удачная позиция для выстрела, и мы оба это понимаем. Теплое дыхание Крайчека обдает мою шею, когда он шепчет мне на ухо:
- Жди.
Мужчины у входа в сарай тихо переговариваются. Внутри дома выключается свет. Сверчки и время от времени проезжающие по Бранч-авеню машины создают фоновый шум. Мы ждем.
***
На этот раз, когда я просыпаюсь, мучимый жесточайшей жаждой, то сразу же вспоминаю, что голова у меня болит после удара, полученного в той засаде на фабрике. Хотя я и понятия не имею, как давно это произошло. Лицо тоже болит. Я прислушиваюсь; где-то подо мной звучат голоса. Я пытаюсь открыть рот, но не могу. Кляп? Я снова пробую. Нет, похоже, они заклеили мне рот скотчем. Я лежу лицом вниз на матрасе, пахнущем мочой и пылью. Голова немного прояснилась, так что я мысленно оцениваю свое положение. Руки связаны за спиной – нет, кажется, тоже скотчем стянуты – с ногами та же история, и у меня дурное предчувствие, что невозможность что-либо увидеть как-то связана с клейкой лентой поверх глаз.
Мне очень, очень сильно нужен хотя бы глоток воды.
Я немного перекатываюсь, проверяя, что из этого выйдет, и матрас скрипит подо мной, но, судя по всему, болит у меня только голова. Я перекатываюсь на спину, и все уже не столь радужно: связанные руки принимают на себя вес всего тела. К тому же я опасно близко к тому, чтобы скатиться с матраса, так что я сажусь и свешиваю ноги с края. Пружины снова скрипят, и у меня кружится голова. Я пытаюсь делать глубокие вдохи, чтобы справиться с головокружением, но разноцветные точки все еще танцуют в темноте позади моих опущенных век, когда я слышу шаги за дверью.
