– Да, Пенни Нортен говорила мне об этом.

– Что?

Скалли пристально всмотрелась в темную даль, тогда как Малдер впился взглядом в ее профиль, ожидая, пока она подыщет слова и продолжит.

– Когда я лежала в больнице, проходя лечение у доктора Скенлона. Пенни была рядом, когда меня тошнило после химиотерапии, и говорила, что они позволяли ей оставаться со мной во время тестов. В том месте. Чтобы… утешать меня. И для них это было нехарактерно. Обычно их это… не волновало.

Малдер промолчал, позволяя ее словам повиснуть в полумраке.

– Думаешь… думаешь, это тоже был своего рода эксперимент? – спросила она. – Что они наблюдали за тем, как именно Пенни утешала меня?

Он медленно покачал головой.

– Может быть. Не знаю. Скалли, ты это помнишь?

Она сглотнула и опустила глаза.

– Нет. Я имею в виду… я думала… у меня были сны… иногда… Они что-то делали со мной… и я слышала голос Пенни, говорящей мне, что все будет в порядке. Не знаю. У меня было много кошмаров во время лечения и когда я болела.Это… походило на горячечный бред, понимаешь? Не уверена, что что-то из этого имело смысл.

– Может, и имело.

Она сменила положение, подвернув ногу под себя.

– Пенни всегда побуждала меня вспомнить, но я не хотела.

– А сейчас хочешь?

Она долго не отвечала, смотря в ночь и дыша несколько поверхностно и ускоренно. Он давно уже научился распознавать уровень испытываемой ею тревоги по вздыманию и опаданию ее грудной клетки.

– Не уверена, я… – Она тряхнула головой. – Сейчас все кажется таким далеким, таким смутным, таким…

– Но это по-прежнему тебя не отпускает, – мягко заметил он.

Она кивнула, опустив взгляд на покоившиеся на коленях пальцы.

– Возможно, – тихо протянула она, соглашаясь. Прежде ему было бы отказано в подобной уступке, и это была одна из тех достигнутых ими со временем вещей, которые он так сильно ценил.

– Почему все считают их злыми? – вдруг спросила Скалли.

– Что ты имеешь в виду?

На этот раз она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он ощутил связь с ней подобно электрическому разряду, пронзившему его тело.

– Этих… так называемых Черноглазых детей, – уточнила она. – Почему все считают их злыми?

– Ну, по словам Мариэлы, их визиты приносят с собой ощущение тьмы и страха. Словно что-то неправильно или грозит опасностью.

– Опасный и злой – не одно и то же. Огонь опасен, но он также дарует жизнь.

– Верно. О чем ты думаешь, Скалли?

Она сделала размеренный вздох и выдохнула, перед тем как ответить.

– Малдер, Эмили была гибридом. Или… по крайней мере, результатом военных экспериментов. И ее кровь могла быть токсичной для окружающих, как и в случае с этими детьми, когда радиация или что-то подобное, связанное с ними, вызывает у людей болезни после контактов с ними. Но, Малдер, Эмили не была манипулятором и не страдала от недостатка эмпатии, и она совершенно точно не была злой или демонической, и не насылала проклятий на тех, к кому прикасалась.

– Да, она такой не была. Но Эмили воспитывали обычные люди, которые были хорошими родителями. Они могли взрастить и развить ее человеческую сторону, поощряя все ее лучшие черты.

Скалли молча это приняла, вновь переводя взгляд на ветровое стекло.

Чуть помедлив, Малдер снова заговорил:

– Скалли, позволь спросить тебя вот о чем – потому что из нас двоих ты пока единственная, кто с ними столкнулся – Черноглазые дети тебя пугают?

– Да, – честно, хотя и неохотно признала она.

– Из-за того, что они собой представляют, или из-за того, что, по твоим словам, ты начала вспоминать? Из-за чувств, которые их образы вызвали в тебе?

Она снова сменила положение, явно испытывая дискомфорт от обсуждения этой темы.

– Не знаю. Не могу отделить одно от другого.

– Ладно, все нормально.

– Мне не нравится ощущать отсутствие контроля.

Вот в это он мог поверить без труда.

В наступившей за ее словами тишине Малдер принялся прокручивать в голове сказанное. Давно уже он не слышал, чтобы Скалли упоминала Эмили, так что ее откровение походило на удар под дых, заставляя его осознать, настолько свежими были те раны, спрятанные за ее стойким фасадом. Его беспокоило то, что в последние годы их совместной жизни она не считала нужным поднимать эту тему в разговоре. Вероятно, он был слишком зациклен на своих проблемах, чтобы увидеть, что она прячет в себе.

– Ты по-прежнему часто ее вспоминаешь? – спросил он, не позволяя себе пустить все на самотек и вновь погрузиться в молчание. – Эмили? Ты давно о ней не говорила.

Ответ Скалли прозвучал удивительно непринужденно.

– Да, часто, – признала она. Он все еще приспосабливался к этой более зрелой версии Скалли, балансировавшей между отстраненностью и функциональной зрелостью. Их расставание еще больше все запутало, отменяя достигнутый ими прогресс в некоторых областях и закрепляя другие в жизненно важном поступательном движении. – Малдер… ты понимаешь, что ей сейчас было бы двадцать три года? В двадцать три я училась в мединституте…

– В это трудно поверить. Я до сих пор ощущаю ее маленькие ручки вокруг своей шеи.

Трудно было понять, что означал резкий вдох Скалли, но на мгновение она посмотрела на него так, как смотрела, когда они были родителями. Когда дополнительная нить связывала их вместе бескорыстной близостью, не испытываемой им никогда прежде.

Малдер ринулся вперед очертя голову.

– Дана, я знаю, что ты покинула «секретные материалы», потому что не хотела иметь дело с тьмой. Я знаю, что ты не хотела возвращаться.

Она покачала головой.

– Да все нормально.

– Нет, Скалли… Я знаю, ты говоришь, что сейчас все иначе, что ты здесь по иным причинам, но я также знаю, что ты до сих пор с этим борешься. Ты хочешь уйти? Ты согласилась заняться этим делом, потому что оно давало возможность погреться на солнце. А сейчас… тьма присутствует даже здесь, в пустыне. На тебя напали и ранили. Ты правда хочешь и дальше этим заниматься? То есть на самом деле? Ты действительно в порядке?

Она ответила далеко не сразу.

– Прямо сейчас я по-прежнему хочу быть здесь. И я в порядке.

Он принял то, что ему следует удовлетвориться подобным ответом. Если он что и понял за последние 24 года, так это то, что порой лучше оставить все как есть.

– Ладно. И когда это изменится… ты мне сообщишь?

Она не ответила, однако протянула руку и сжала его ладонь.

У нее всегда лучше получалось выражать свои чувства без слов.

***

В затянувшейся тишине Малдер почувствовал, что Скалли взяла себя в руки и вновь возвела свою защитную броню. Может, она и научилась делиться своими переживаниями для лучшего взаимодействия с ним, но у ее открытости был предел, за которым она снова перегруппировывалась и вновь уходила в себя.

Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем она спросила:

– Как думаешь, Мариэла Гарсиа и Нейт Монро имеют ко всему этому отношение?

– В каком смысле? Думаешь, они создают проблемы? Инсценируют визиты?

– Я так не считаю, но каково твое мнение по этому поводу?

Малдер покачал головой.

– Нет, я вовсе так не думаю.

– Но нам все же стоит рассмотреть такую возможность.

– А чего бы они этим добились? – Малдер отпил лимонада из бутылки, примостившейся на консоли между ними. От сухого пустынного воздуха у него во рту пересохло.

– Не знаю… враг моего врага? Что, если они сочли, что создание угрозы обеим семьям может их сблизить? Заставить одобрить их отношения?

Он проглотил лимонад и опустил бутылку.

– Серьезно? Думаешь, местные Ромео и Джульетта решили, что инсценировка визитов Черноглазых детей поможет их родителям лучше понять их любовь? Это довольно нетрадиционный подход к проблеме, мягко говоря. Не могу представить, что бы эти дети имели какое-то отношение к смерти Джозефа Гарсиа или болезни бабушки и мальчика.

– Нет, они и не имеют. Но, вообще-то, я имела в виду, не считаешь ли ты, что стресс от той ситуации, в которой они оказались, и напряжение, которое она породила внутри и между их семьями, спровоцировали все то, во что это в итоге вылилось? – после минутного раздумья продолжила она.