– Что? – Она нахмурилась, сбитая с толку сменой темы.
– Когда мы не были «вместе» и не работали вместе… была ли ты счастлива? Только честно, Скалли?
Ее ответный вздох был исполнен печали и боли.
– Я была… я… это было мирное время и… работа удовлетворяла меня, казалась важной, и… я нашла опору под ногами…
– Была ли ты счастлива?
– Разумеется, нет. – Она уперлась взглядом в землю, словно бы признавая свое поражение.
– Думаешь, я был бы счастлив без тебя? Работая над «секретными материалами» без тебя? Скалли, ты единственная причина, по которой я продолжаю этим заниматься.
Она медленно покачала головой.
– Нет, это не так. Почему? Почему я эта единственная причина?
Он осмелился подойти на полшага ближе.
– Потому что только так я могу быть рядом с тобой снова.
Скалли закрыла глаза. Во влажном воздухе ее волосы стали завиваться, отдельные завитки касались висков.
– Боже, Малдер… я знаю, ты веришь в то, что говоришь. И я верю, что ты хочешь видеть меня рядом. Но если ты думаешь… что не стал бы заниматься этим… без меня… – Она покачала головой и отвернулась.
– Может, – признал он. – Может, ты права, может, я бы продолжил бороться. Но был бы не так хорош в этом, и у меня бы не осталось столько надежды, и я уж точно не чувствовал бы себя полноценной и работоспособной личностью.
Скалли притихла. Он видел происходящую за этим осторожно выстроенным спокойным фасадом внутреннюю борьбу – бурную и острую. Он видел это и раньше – много раз: в коридоре рядом со своей квартирой, внизу лестницы их бывшего дома за городом. Он всегда просил ее вернуться – вернуться домой. И она всегда испытывала боль.
– Я никогда не хотел, чтобы ты осталась, потому что нуждался в тебе, – сказал он, шагнув еще ближе и понизив голос. – Оставайся, только если я делаю твою жизнь лучше. Если я нужен тебе так же сильно, как ты нужна мне. Вот чего я всегда хотел.
– Если… – недоверчиво повторила Скалли сдавленным из-за подступивших слез голосом. – Если…
Он видел приближение катастрофы, видел, что она услышала и что, как ей казалось, он имел в виду, но и понятия не имел, как это остановить или изменить. Он сказал правду, которую нужно было сказать, и теперь уже нельзя было забрать эти слова назад,выслушать ее или помочь ей понять.
Скалли подняла руку ко лбу и отвернулась.
– О боже… я не могу… я не могу это делать… – Она сделала три быстрых шага к двери.
– Скалли! Скалли!
Она провела картой по замку и в следующее мгновение уже исчезла за дверью, с грохотом закрыв ее за собой.
Малдер остался стоять, смотря на холодный зеленый барьер с серебристыми цифрами 106 напротив своего носа. Напрасно повертев ручку, он постучал в дверь открытой ладонью.
– Скалли! Скалли!
Он закрыл глаза и не сдвинулся с места, не в силах заставить себя уйти. В следующий момент Скалли потрясла его тем, что резко распахнула дверь, и когда она вновь заговорила, в ее голосе зазвучало головокружительное сочетание горячности и холодности:
– Ты все говоришь, что это я оставила тебя. Но это ты первым оставил нас. – На этом она вновь захлопнула дверь, и вся его воинственность схлынула вместе с дождевой водой. Он стоял на холодном ветру с закрытыми глазами, чувствуя стеснение в груди, пока капли дождя пронизывали его до костей.
***
Через полгода после того, как Скалли съехала из их дома, Малдер получает приглашение на свадьбу их общего друга из лаборатории судебной медицины ФБР. Он стоит в самом начале подъездной дорожки с маленькой пачкой писем, которые достал из почтового ящика, чувствуя, как прохладный весенний ветер холодит его руки и ноги, и смотрит на приглашение, зная, что Скалли тоже будет приглашена. Он не хочет отказываться, просто потому что привык избегать людей. Он не хочет отказываться, потому что, по его мнению, Скалли тоже там будет. Он не хочет причинить ей боль, появившись там, как не хочет и чтобы она подумала, будто он ее избегает. Лучшие друзья навсегда, сказала она. На деле это никогда не работает так же хорошо, как на словах.
Он решает, что проще всего сразу взять быка за рога, и пару дней спустя посылает Скалли сообщение, спрашивая, собирается ли она пойти.
Она отвечает сразу, говоря, что да, она пойдет. Она очень счастлива за Патрицию и Стива.
Так что он спрашивает, есть ли у нее кто-то, с кем она пойдет, или им стоит пойти вместе? По-дружески.
На этот раз она отвечает только через шестнадцать часов, однако пишет, что да, им стоит пойти вместе. Было бы здорово повидаться.
Еще два дня спустя она присылает ему ссылку на статью, опровергавшую существование «снежного человека».
Он пересылает ей ссылку на статью об отпечатке ноги, который зоологи неспособны идентифицировать.
Малдер заезжает за Скалли в ее квартиру в Джорджтауне. Он замечает ее до того, как она видит его. Она стоит в послеполуденном солнце, оглядывая трехполосную дорогу;ее волосы собраны в овальный пучок на затылке, не убранные в прическу свободные пряди развеваются на ветру. На ней бледно-желтое вечернее платье длиной до лодыжек или чуть выше с тонкими бретельками и облегающим верхом. Малдер не знает всех определений применительно к нему, но знает, что оно шелковистое, струящееся и красивое – она красивая. Она всегда комплексует, одеваясь на выход, хотя по ней этого никогда не скажешь. Когда-то она выбирала высокие вырезы и консервативные маленькие черные платья. С годами же она стала самой собой. Тонкая шаль покоится на ее плечах, в руках она держит золотистый клатч. Туфли с ремешками на десятисантиметровых каблуках довершают образ, и деликатный ножной браслет сверкает в солнечном свете. Малдер едва не въезжает в пожарный гидрант, пытаясь припарковаться.
Первые несколько часов мероприятия проходят на удивление хорошо. Находиться рядом со Скалли – это самая естественная для него вещь на свете. Неловкость длится совсем недолго, прежде чем они снова испытывают тот необъяснимый комфорт в присутствии друг друга, что возник между ними с момента ее появления в его подвальном офисе. Им не приходится объясняться со своими общими знакомыми: никто не понимал их отношений, так что все любопытствующие сдались много лет назад, удивляясь только тогда, когда они не находятся бок о бок так или иначе.
На приеме Скалли выпивает несколько бокалов шампанского – вероятно, на голодный желудок, потому что оно ударяет ей в голову. Спиртное смягчает ее, так что она чаще улыбается и даже немного смеется, и они погружаются в тепло, искрящиеся огни потолочной люстры и приглашающую музыку.
Через некоторое время Малдер убеждает Скалли пойти потанцевать. Они хорошо танцуют вместе, как всегда. Каждый из них знает, куда и как другой собирается двигаться. И Скалли любит музыку больше, чем готова признать. Малдер был потрясен, когда впервые увидел папку с музыкой на ее личном ноутбуке. Он не знает, почему она считает это таким личным, но она оберегает уделяемое музыке время, словно записи в дневнике.
Она смеется и даже хихикает, когда он увлекает ее на танцпол. Они оказываются вовлеченными в пару танцев в линию, которые Скалли знает лучше него (множество свадеб кузенов, говорит она), и Малдер смеется, когда она пытается его направлять. Он в очередной раз впечатлен тем, на что способна эта женщина на десятисантиметровых каблуках. Многие другие уже танцуют босиком.
В тусклом свете на элегантной площадке для танцев он видит в Скалли, разомлевшей от шампанского и улыбающейся, с волосами, постепенно выбивавшимися из пучка, бесценный проблеск того молодого агента, которого когда-то знал. Когда ее редкие улыбки были искренними и милыми, не омраченными скрытой печалью после потери ее сестры, ее здоровья, ее дочери и их сына.
Праздничное настроение меняется вместе с музыкой, и вот уже Скалли оказывается в его объятиях для медленного танца. Он знает, что ей нравится эта песня, и приподнимает бровь, глянув вверх, когда она начинает играть, отчего Скалли улыбается и кивает; шампанское делает ее привычное восприятие этого милого удовольствия менее настороженным. Он кладет ладонь на ее покрытую шелком поясницу, и она постепенно оказывается все ближе к нему.