Однако так думал он, а Кроули, очевидно, не разделял его точку зрения на эти вещи, и, возможно, его нельзя было винить за то, что он провел шесть тысяч лет, работая на Ад. Азирафаэлю не очень понравилось, как расширились его зрачки, когда он оглядел свою квартиру, хотя все лампы в каждой комнате были включены, делая освещение достаточно ярким, чтобы заставить его прищуриться. Кроули не стал обыскивать ее — он знал так же хорошо, как и Азирафаэль, что они почувствуют ауру любого незваного гостя, если таковой окажется, и здесь не было никого, кроме них двоих, — но он все еще позволял своим глазам задерживаться слишком долго на одном или другом предмете, пока прогуливался по квартире, двигаясь все более нервно, в то время как сам Азирафаэль просто стоял в дверном проеме между холлом и гостиной рядом с их багажом, наблюдая за демоном с растущим беспокойством, но не осмеливаясь попросить его остановиться.
Он тоже огляделся, вглядываясь в знакомый интерьер и обнаруживая, что испытывает горько-сладкую смесь эмоций, одновременно напоминающих об обстоятельствах, при которых им пришлось бежать отсюда все эти долгие месяцы назад, и все же мучительно радуясь возвращению. Только вернувшись сюда, войдя в эту самую квартиру, он, казалось, осознал, как сильно скучал по дому. У Азирафаэля не хватило духу даже подумать о том, что он почувствует, когда войдет в свой книжный магазин после столького времени и всего того, что произошло. Он не был уверен, что готов к этому, — пока нет.
Во всяком случае, квартира Кроули должна быть пыльной, подумал он, после нескольких месяцев отсутствия кого-либо, но Кроули, должно быть, считал ее стерильной чистой — настолько чистой и абсолютно беспыльной, что она таковой и оставалась. Однако состояние некогда пышной коллекции растений Кроули было не столь завидным. Большинство из них высохли, превратившись в высохшие, выцветшие скелеты; некоторые все еще боролись за жизнь, но явно проигрывали. Азирафаэль с грустью наблюдал, как демон подошел к своей импровизированной оранжерее у окна, нише, созданной неровным дизайном стен, и встал перед ней, видимо пытаясь оценить ущерб. Как раз в тот момент, когда он тоже собирался подойти и выразить искренние соболезнования по поводу состояния маленького сада Кроули, демон протянул руку, очень нежно коснувшись одного из сухих листьев кончиками пальцев — должно быть, когда-то это были фиалки, — и через мгновение лист уже не выглядел таким коричневым. В следующую секунду он стал зеленоватым, а затем все растение, казалось, неохотно вернулось к жизни. Азирафаэль понятия не имел, откуда взялась эта метафора, но выглядело оно именно так, словно человек приходит в себя после того, как его захлебнувшегося вытащили из воды.
Кроули убрал руку, как только растение стало выглядеть относительно хорошо, хотя оно все еще слегка увядало.
— Думаю, теперь у тебя все будет хорошо, — пробормотал демон и потянулся, чтобы коснуться еще одного, на этот раз калатеи, а затем еще одного, и еще, пока каждый из них не был более или менее оживлен.
Азирафаэль наблюдал за этим со своего места в центре комнаты, загипнотизированный, приклеенный к тому месту, на котором находился. Ему показалось, что он услышал довольно неразборчивое, но тем не менее достаточно громкое «простите меня», бормотаемое время от времени. Азирафаэль перевел взгляд на бегонию, с которой сейчас разговаривал демон, затем снова на самого демона — отсутствие солнцезащитных очков делало его более уязвимым, чем хотелось бы признать Азирафаэлю, с его сгорбленными плечами и рукой, которая нежно поглаживала один из листьев растения, заметно дрожащих.
И тут Азирафаэля охватило чувство дежавю, такое сильное, что его чуть не стошнило, и он против воли отчетливо вспомнил другой случай, когда его демон выглядел таким же глубоко обезумевшим. Не сдвигаясь со своего места, он вдруг почувствовал, что может смотреть на Кроули совершенно новыми глазами, вглядываясь в его лицо, и спросил себя, как долго это продолжалось и почему он не заметил этого раньше.
***
Азирафаэль вдруг вспомнил ту первую ночь в их жизни и следующее утро двадцать два года назад. Для них обоих — ангела Азирафаэля, бывшего хранителя Восточных ворот, пониженного до должности полевого агента на Земле, и демона Кроули, первоначального искусителя, но теперь просто пешек в великой игре между Небом и Адом, посланных на Землю в качестве тайных агентов, необходимых для того, чтобы смешивать в дела своего противника, — события дня вызвали эмоциональную перегрузку поистине ужасающих масштабов. Чувства Азирафаэля в ту ночь, казалось, колебались от чистого блаженства до крайнего ужаса, от полного замешательства до глубокого, ошеломляющего знания, от горького чувства потери до чистой радости найти что-то чрезвычайно важное. Он не был уверен, что способен справиться с чудовищностью всего этого, поэтому вместо того, чтобы отвлечься от чрезмерного анализа, чрезмерных размышлений и чрезмерных реакций, он сосредоточил все свое внимание на единственном существе, которое должно было точно знать, что чувствует сам Азирафаэль.
Поздно вечером с авиабазы Тадфилд они, конечно, поехали на квартиру Кроули — тогда оба были убеждены, что книжного магазина в Сохо больше нет, так что выбора практически не было, поскольку Азирафаэлю больше некуда было идти. Он изо всех сил старался не думать о своем книжном магазине снова и снова — все постепенно, сказал он себе, стоит сначала заняться более насущными делами, а потом уже разбираться со всем остальным.
В настоящее время более неотложное дело требовало уложить в постель одного особенно раздражительного, закопченного и очень дорогого ему демона. На обратном пути в Лондон они почти не разговаривали, оба были слишком ошеломлены последними событиями, чтобы суметь произнести вслух хоть одно связное предложение. Они заработали себе счастливый конец, несмотря ни на что, Земля и все ее обитатели все еще существовали, они оба были в целости и сохранности, даже если только на какое-то время, и реальность, казалось, приспосабливалась к нормальной жизни, никакого сопутствующего ущерба не было нанесено, и многие ранее существовавшие повреждения были фактически исправлены. Азирафаэль считал, что этому стоит радоваться, но, с другой стороны, простая попытка осмыслить все это сразу требовала слишком больших усилий, и, судя по всему, ни один из них не мог в себе этих усилий найти.
Кроули выглядел почти так же, как чувствовал себя сам Азирафаэль — нервный, расстроенный и хихикающий на грани психического срыва, если такое вообще возможно для таких как они существ. Тем не менее, ангел больше беспокоился о Кроули, чем о себе, что, если подумать, не было неожиданностью. За шесть тысячелетий их знакомства он узнал демона достаточно хорошо, чтобы понять, что беспокоиться о нем не так уж и беспочвенно. Кроули был уязвим в том смысле, в каком ангел не вполне понимал его раньше, и только теперь, сидя на краю его дерзко большой кровати и наблюдая, как демон падает в объятия — с надеждой, и он собирался сделать все возможное, чтобы это было так — сна без сновидений, он начал понимать причину этого, причину, которую, Азирафаэль был уверен, он непростительно долго не понимал.
Он знал, что поступил с Кроули несправедливо. Он… черт побери, он был несправедлив к нему… ну, почти столько же, сколько он знал демона, и теперь, когда Азирафаэль, наконец, понял свою ошибку, она превратилась в тяжелый груз, отягощающий его душу.
— Я не могу объяснить это. Особенно тебе, — сказал он, пытаясь объяснить Кроули, что именно кажется странным в Нижнем Тадфилде. Он, ангел, сказал это; ангел, который по своей природе был способен воспринимать любовь; тот, кто провел тысячи лет бок о бок с Кроули; тот, кто думал, что теперь знает демона изнутри.
Вернувшись в темную спальню Кроули, Азирафаэль поморщился, словно эта мысль причиняла ему почти физическую боль. То, что он сказал, было неубедительно. Это было, если подумать, очень грубо, недальновидно и совершенно неприемлемо для Кроули.
