В комнатах воняло остатками еды на вынос и затхлым воздухом. Ему дали стул, но он не хотел садиться, не мог остановиться.

Внезапно у него закружилась голова, он, должно быть, слегка покачнулся, потому что парень позади него помог ему сесть на стул, где он и сидел, тяжело дыша, как астматик. Селиверстов вышел в соседнюю комнату и вернулся с пластиковой бутылкой воды. Открутив колпачок, он протянул бутылку Юрию. Он кивнул ему и сделал несколько глотков из бутылки, уставившись в пол. Его мысли прыгали повсюду. Он решил пойти с козырей.

- Я только что закончил встречу с Мансуром Сабитовым. Фархадов хочет выйти из игры... для защиты.

Он смотрел на Карелина, у которого отвисла челюсть.

− Подробнее, - сказал Карелин.

−После встречи я перешел улицу и направился в кондитерскую, где меня должна была ждать Марина с двумя людьми Сабитова. Место было разгромлено. Две женщины там сказали, что двое мужчин вбежали в помещение, схватили Марину, которая сопротивлялась, и ушли с ней.

Рыжеватый блондин повернулся и посмотрел на монитор.

Ее джи-пи-эс мертв, - сказал он остальным, не глядя на них.

- Сабитов сказал, что Фархадов хочет отдохнуть? - Прохрипел Карелин.

Беликов сделал еще пару глотков воды и кивнул.

- Сколько времени прошло? - Рявкнул карелин.

Юрий покачал головой.

- Десять-пятнадцать минут.

Не сводя глаз с Беликова, Карелин протянул руку, подтащил стул и сел.

- Давайте послушаем историю.

"Больница" - так они называли это грязное здание на темной улице в забытом районе недалеко от аэропорта имени Гейдара Алиева. Это было излюбленное место для допросов людей Кирилла, потому что по ночам все входили внутрь и запирали двери, чтобы избежать того, что происходило в темноте. Глубокой ночью безликая улица, которая всегда пахла дымом, шедшего черт знает откуда и постоянно грохотала низко летящими самолетами, разбрызгивавшими отработанную смазку по плоским крышам домов, превратилась в пустошь.

Сделав крутой поворот на узком перекрестке трех улиц, водитель Мандрыкина подъехал к обочине под засыхающей акацией и оставил двигатель включенным. Мандрыкин смотрел сквозь маску на мрачный лабиринт домишек, простиравшийся во все стороны. Он смотрел на тусклый желтоватый свет в окнах здания через улицу, в то время как реактивный самолет грохотал низко над головой, создавал продолжительный свистящий, пульсирующий взрыв, который заставил сырую плоть на передней части его головы покалывать от вибрации.

Когда он исчез, Мандрыкин открыл дверцу, вышел из машины и пересек улицу, направляясь к темному дверному проему. Один из охранников Кирилла встретил его и молча повел по коридору, заваленному пустыми баками из-под бутана, электрическими деталями, смятыми пластиковыми бутылками и грудой выброшенных автомобильных аккумуляторов, из которых на песчаный пол вытекали лужицы кислоты.

Они вошли в пустую комнату, где Кирилл и несколько мужчин курили и пили пиво. Они вспотели, делая перерыв. Единственным источником света была голая лампочка, свисавшая с потолка, и газетный абажур, обмотанный вокруг шнура. Желтая бумага бросала тусклый свет сквозь слои сигаретного дыма, висевшего в душном воздухе.

Кирилл отошел в сторону вместе с Мандрыкиным и вывели его через другую дверь. Люди Кирилла были хорошо обучены и не обращали внимания на Мандрыкина, словно он был невидимкой. Они вошли в своего рода коридор, который вел в другой коридор. По обе стороны коридора располагались две комнаты с приоткрытыми дверями. Свет в комнатах, хотя и тусклый, был светлее, чем в подворотне, и Мандрыкин мог видеть людей, движущихся вокруг.

- Мы нашли девушку в квартире Мурада Умарова, - сказал Кирилл. Галстук у него был развязан, а лицо выражало серьезность, вызванную событиями вечера.

- Какого черта он делал?

- Евгений дал девочкам Умарова копии рисунков Фархадова, и они спросили, не видел ли кто-нибудь этого человека. Эти девочки делали это через свои семейные связи, обходя несколько конкретных семей.

- Дастан-Заде, Камаловы, Межуевы, Зейналовы... все люди, с которыми они учились в школе.

Кирилл кивнул.

- А потом он отдал этот листок Беликову.

Кирилл снова кивнул. - И там было написано: "Пинар Озтюрк"

Они оба остановились, когда еще один реактивный самолет оторвался от асфальта, звук был настолько оглушительным, что у них завибрировали волосы. Казалось, это длилось целую вечность. Кирилл затянулся последней сигаретой и бросил ее в стену. Мандрыкин шагнул вперед и заглянул в приоткрытую дверь. В этой комнате они допрашивали девушку, найденную у Мурада. Он увидел голые ноги и голые плечи молодой женщины, привязанной к деревянному стулу с прямой спинкой. Ее голова была запрокинута, и она казалась без сознания, ее длинные темные волосы свисали на спинку стула. Парень с ножом для колки льда ходил, опустив голову, разговаривая сам с собой.

Когда рев начал стихать, Кирилл закурил новую сигарету, и Мандрыкин вернулся, оглядывая людей в комнате, через которую он только что прошел. Они снова разговаривали, один из них постукивал пивной бутылкой по ноге, его средний палец был прижат к длинной шее.

Мандрыкин знал, через что прошла девушка. С этими мужчинами некоторые вещи были неизбежны во время допроса женщины.

- Пинар?- Спросил Мандрыкин.

Кирилл указал сигаретой на другую дверь.

Мандрыкин подошел и заглянул в небольшое отверстие. Он не видел Пинар шесть или семь лет, не разговаривал с ней лет десять. Она была красива, как всегда. Будучи старше не изменилось.

Она сидела на деревянной скамье посреди пустой комнаты. Сверху и сбоку от нее болталась еще одна тусклая лампочка, прикрытая еще одним пожелтевшим газетным абажуром. На ней было темное хлопковое трикотажное платье, подпоясанное поясом, с узкими рукавами, слегка отодвинутыми от запястий. Ее темные волосы не были длинными, как будто она думала, что женщина ее возраста не должна притворяться, что сексуальные локоны ниспадают на ее плечи, но манера, в которой она носила их, была стильной, стороны были зачесаны назад, чтобы подчеркнуть седину на висках. Она сидела, скрестив ноги и скрестив руки на коленях.

Мандрыкин положил руку на дверную ручку, открыл дверь и вошел, его эмоции смешивались в ожидании ее реакции. Она обернулась, когда Мандрыкин все еще находился в темной тени на краю комнаты, и когда он приблизился, она увидела, как ее лицо изменилось от любопытства к ужасу, к шоку, к отвращению, а затем к страху, последовательность изменений, которые Мандрыкин видел снова и снова в течение последних двух лет.