Голову я стабилизировал и взгляд у Алисы прояснился. Тем же способом лечу ссадину на затылке, но когда пытаюсь поправить содранную кожу над глазом, Алиса хватает меня за руку.

"Больно?", спрашиваю я шёпотом и Два Че судорожно кивает. "Прости, я не умею обезболивать, но если я сейчас не приживлю тебе кожу на место, на лице будет большой рубец. Потерпи, пожалуйста…". Алиса снова кивает и убирает руку. Ну это понятно, лицо — это святое! Быстро заканчиваю с этой раной, дальше надо что-делать с рукой. В таком состоянии я Алису и до лагеря-то не доведу. Но что и как? Сразу же накладывать гномье исцеление? Заклинание откровенно слабенькое, да и не срастит ли оно кости "как есть"? Тогда будет ОЙ! Решаюсь попробовать одну технику, из тех, про которые пишут, что это очень круто и может вылечить всё, а на деле и насморк снимает через раз. Но это там, в реальной жизни. А в этой химере, где работают Акцио и Люмос, чем Тзинч не шутит?

Сосредотачиваюсь, снова переключаюсь на рентгеновское зрение и вызываю в сознании светящийся образ Алисы. Совмещаю этот образ с реальной девушкой и… ничего не происходит. Вопреки всему что я читал раньше про Тело Света[3]. Лёгкая паника на тему: "Так что же делать?", проходит когда я осознаю, что теперь у меня есть образец, по которому я могу сложить разломанные кости. А телекинез у меня тут получается неплохо… Вот только… Что будет чувствовать в процессе Алиса? Вот сволочи! Не могли укомплектовать аптечки промедолом!…

А Два Че сидит вся бледная, закусив губу и слёзы текут по щекам.

— Не надо, Команданте, — шепчу я, — не кусай губы, они у тебя такие мягенькие… пригодятся ещё, чтоб целоваться…

Она со всхлипом открывает рот и губы у неё дрожат. А я вспоминаю кое-что, что читал в детской книжке. Не знаю, в чём глубокий смысл, но всё лучше, чем жевать собственные губы. Снимаю ремень и складываю его в несколько раз, протягиваю Алисе. Говорю:

— Возьми в зубы…

И коротко объясняю, что у неё очень сложный перелом и кости сместились. Чтобы дойти до лагеря, мне придётся эти осколки как-то собрать и закрепить.

— Но я не знаю как делать обезболивание, так что придётся терпеть… прости…

Она кивает и берётся здоровой рукой за проходящую вдоль пола бункера трубу. Я ныряю в транс и прикасаюсь сознанием к осколкам костей. Девочка стонет, а я, словно собственной шкурой чувствую движение каждого осколка, каждой острой грани, которые, несмотря на все мой старания, всё-таки задевают и рвут оставшиеся целыми ткани. По ходу скрепляю обломки костей и самые крупные сосуды всё теми же серебряными нитями, останавливаюсь, давая передохнуть и себе и Алисе, и снова продолжаю…

Наконец работа закончена. Кости собраны, главные связки я тоже как-то приложил, но остальное… Чтобы чинить эту мешанину из мышц, сосудов и нервов у меня элементарно нет знаний и даже Тело Света тут не помогает. Да и силы уже на исходе, а мне ещё предстоит тащить до лагеря, и саму Алису, и буйнопомешанного. И пусть Шурик пока под Империо, но на сколько меня хватит его удерживать? Поэтому с лечением в полевых условиях пора заканчивать. Только один, последний штрих. Целую Алису в заплаканное лицо и говорю: "Сейчас будет полегче…", и накладываю на неё руну исцеления, такую же, какой лечил свой затылок. Белое сияние окутывает раненую девочку и она с облегчением вздыхает. А я понимаю, что на второе Исцеление маны у меня уже нет. Почему так получилось? Скорее всего потому, что слишком сильна моя вера в то, это заклинание должно действовать так, а не иначе при именно таких условиях и ограничениях. Ведь магия это именно вера. Я бы мог ещё много порассуждать на эту тему, но Алиса начала шевелиться и я бросаюсь к ней, чтобы удержать её от слишком резких движений. Ведь руна исцеления от Кланов и в самом деле очень слабая, разломанные кости только схватились, но не срослись (я прекрасно вижу это своим рентгеновским зрением) и малейшая нагрузка легко разрушит эту конструкцию.

Быстро объясняю ей всё это. Говорю также, что сейчас, после страшного болевого шока, её организм просто накачан эндорфинами[4]. Эндорфины скоро выветрятся и боль вернётся.

— Но идти как-то надо, — отвечает она, тем не менее не пытаясь подняться. Я же говорю, умница! А что заносит её иногда, так с кем не бывает?

Чтобы идти, надо как-то зафиксировать руку, а ничего, пригодного под шину в пределах видимости нет. Искать по этим катакомбам долго, поэтому решаюсь на риск: снимаю рубашку и делаю из неё люльку для раненой конечности. Аккуратно надеваю её на шею Алисе и упаковываю туда разбитую руку, после чего помогаю ей встать. Два Че на секунду теряет равновесие и я её удерживаю. Спрашиваю:

— Ты как?

— Нормально, только голова кружится.

— Идти сможешь?

— Надо попробовать.

Отпускаю её и Алиса делает несколько неуверенных шагов, останавливается.

— Вроде ничего, дойду.

— Тогда пошли!

Даю Шурику команду: "Идём обратно в лагерь, ты первый!". И мы пошли. Алиса шла второй, я замыкающим. Неожиданно на одном из поворотов Шурик поворачивает не в ту сторону.

— Стой! Ты куда? — задаю я риторический вопрос и неожиданно получаю конкретный ответ:

— К выходу.

Подумав немного над формуллировкой, задаю вопрос:

— Куда ведёт этот выход?

— На площадь. Постамент памятника Гендо.

Если и правда так, очень удачно получается, а то я уже стал замечать, что действие эндорфинов у Алисы заканчивается. Потому приказываю:

— Веди!

Несколько поворотов (которые я на всякий случай отметил, начертив на стене куском кирпича) и мы оказываемся ещё в одном бункере, где стоит старое вентиляционное оборудование и наверх ведёт бетонная шахта. Алиса судорожно вздыхает и я понимаю почему: чтобы подняться по вбитым в стену скобам нужны две руки, а у неё только одна. Ободряюще пожимаю ей плечо и спрашиваю Шурика:

— Как здесь выйти?

— Вентиляционная решётка перед лестницей не закреплена, висит на болтах без гаек. Её надо снять и выбросить наружу. Потом вернуть на место, — докладывает подконвойный.

Телекинезом выставляю решётку и говорю Алисе:

— Ты первая.

— Как?!… - спрашивает она и в голосе слышны нотки паники.

— Быстро, — отвечаю я. — А я тебя придержу, чтобы не упала.

Целую её в заплаканное лицо и говорю:

— Ты сильная, Команданте, ты справишься. Я знаю.

Она кивает и берётся здоровой рукой за скобы. Я придерживаю её за спину, удерживая в вертикальном положении, и немного за талию, чтобы удержать от падения.

— Только не подглядывай, — говорит она с вымученной улыбкой и делает первое движение в верх. Начинается самый сложный этап нашего возвращения.

Нда… Похоже, прежним путём мы бы до лагеря не дошли. Трёхметровую лестницу Алиса преодолевала с тремя остановками, даже с моей поддержкой. А уж в лаз она смогла выбраться только потому, что я её туда тупо левитировал. Оказывается, за эту вылазку я очень лихо освоился с телекинезом.

Вторым номером выбирался я, последним по моей команде вылез наш буйный и закрыл лаз. И что-то он мне не нравится. Озирается, пытается что-то бормотать, команды выполняет с задержкой. Надо быстрее выбираться в населённые места, туда где есть помощь. И мы пошли. Алиса тут же воскликнула:

— Эй! Медпункт в другую сторону!

— А если там никого? Вожатая точно у себя и людей там больше, — говорю я.

Алиса коротко кивает и подчинянтся. Я же говорю, умница! Теперь мы с ней идём рядом, я поддерживаю девочку, потому что её естественные анальгетики уже на исходе и ощущения от травмы накатывают на неё с новой силой. А возле самого домика заклинание подвластья на Шурике разваливается окончательно. Я едва успеваю заломить ему руку за спину и завалить на траву. Какое-то время он выглядит удивлённым, бормочет что-то про голоса и ненаучность, потом начинает яростно выдираться, кричит:

— Оставьте меня! Вас нет! Вы привели меня к ним!…

Алиса из последних сил приваливается к стене домика и зовёт: