— Стиви, Стив, — и через мгновение он в ужасе тормошил замершего под ним друга. Тот быстро понял, что перед нервничающим Солдатом лучше не совершать резких движений. — Только не умирай, только не сегодня. Весна обязательно придет, ты выздоровеешь. Сколько дней до весны? Сколько дней?

Когда безумие отступало, Роджерс долго отпаивал его на кухне чаем, объясняя, что больше не страдает от астмы, а от простуды в двадцать первом веке не умирают. Но на следующую ночь все повторялось.

Баки помнил, как постоянно разрывался между необходимостью убить и желанием защитить. Как мог машинально, почти не осознавая, что делает, заварить промокшему во время пробежки Стиву чай, а после жестоко избить за попытку взять чашку с чаем из его руки. Нарушение личного пространства всегда активировало Солдата.

Но понемногу Роджерсу удавалось ломать привычные Солдату шаблоны поведения. Не ждать постоянно наказания, не воспринимать любые слова, как приказ, при необходимости обращаться за помощью.

Еще Баки помнил, что часами смотрел на Стива. Следил за ним постоянно, как чертов маньяк-сталкер.

Теперь, заново осознавая то время, он не понимал, как у Роджерса хватило терпения, как стеснительный по натуре человек не потребовал оставлять его хотя бы в ванной. «Героизм и самопожертвование» — стоило выбить на могиле Капитана Америка.

Солдату стеснительность была чужда, он не имел возможности уединиться даже для справления естественных надобностей. И он цеплялся за свой единственный ориентир в изменившемся мире каждую минуту, не думая о дискомфорте, который доставляет другу.

И все же, чем более человечным становился Зимний, тем с большей ясностью он понимал, что ему мало было смотреть. Какая-то сила постоянно толкала его к тому, чей образ был выжжен у него на подкорке так глубоко и полно, что не стерся никаким обнулением.

Он кружил вокруг Стива, не решаясь попросить. Ведь сам убил бы за попытку подойти так близко — все еще слишком боялся удара. Роджерс каким-то загадочным образом все понял сам — обнял мгновенно подобравшегося Солдата, едва-едва осознающего себя Баки Барнсом, будто был бессмертным, будто вовсе не имел страхов, будто был готов на все, лишь бы помочь обрести себя.

Тогда от неожиданности он повалил Стива на пол, не реагируя на выставленные в мирно-защитном жесте руки, и отскочил в сторону, подавляя желание опустить голову и принять наказание. Но быстро вернулся. Теперь ему требовалась всего секунда, чтобы осознать, что его готовность принять наказание сильно портила Роджерсу настроение, и изменить поведение. Почему настроение Стива было так важно для него, он старался не задумываться. Просто принимал как данность.

О да, он помнил, какое удовольствие ему доставило быстрым, едва уловимым движением провести языком по щеке все еще лежащего на спине Стива. А потом, не видя негативного отклика, провести снова. Медленнее, нежнее, слаще.

— Я делал так раньше? — спросил Баки, не отрывая рук.

— Нет, — Роджерс прикрыл глаза и тяжело дышал, будто от боли, но остановить не пытался.

— Почему? — беззащитная шея так и манила, но не для того, чтобы вонзить нож, а чтобы погладить, проследить каждую мышцу, каждую жилу. — Ты наказывал меня за это?

— Я бы никогда не стал наказывать тебя, — тон голоса Стива изменился, но понять, что за реакция за этим скрывалась, Солдат был не в состоянии. — Ты делал по-другому. Когда я болел…

Слушать о болезнях ему не нравилось, и тогда он нашел способ свернуть разговор.

Однако, после они часто оказывались сидящими друг напротив друга, когда живая ладонь уже почти осознающего себя Барнсом Солдата скользила по телу Роджерса, то оглаживая обнаженный торс, то спускаясь к ногам, едва прикрытым тонкими штанами, то поднимаясь к лицу. В какой-то момент тело Стива — молодого, здорового мужчины — отреагировало должным образом на поглаживания в опасной близости от паха. И тогда Баки будто прострелило воспоминаниями: как сильно он хотел прикоснуться, как жаждал именно такой реакции. Но отчетливее всего он вспомнил, почему раньше никогда так не делал.

Не из страха наказания, как думал Солдат. А из страха потерять Стива.

Побег Барнса стал наилучшим решением для них обоих. Красный от смущения Роджерс не стал его останавливать.

В ту же ночь множество воспоминаний, подстегнутых самым главным, самым важным, почти основополагающим у его старой личности, вернулись к нему. И окрыленные успехом, они, не сговариваясь, никогда не обсуждали произошедшее.

— Так что, мелкий, поведаешь дяде Баки свой секрет? — стоять в объятиях лучшего друга и возлюбленного, слыша, как колотиться его сердце, зная, что не ты стал причиной, и выдавать шутливый комментарий было сложно, но он справился. Подготовка в Гидре даром не проходит ни для кого.

— До сих пор не понимаю, как ты видишь такое… Всегда видел.

— Да у тебя на лбу написано. Шрифтом размером со Статую Свободы.

— Только… Только не смейся. И не… Бак, ну, я знаю, что в наше время…

— Эй, Капитан Америка ты или кто? Если ты сейчас признаешься, что тебе нравятся китаянки, я пойму, — Барнс шутил и кривлялся, подспудно уже зная, что собирался ему поведать друг.

— Нет. Господи, я даже не могу сказать, действительно ли мне так понравилось или…

— Говори уже! А я скажу, что у тебя просто недостаток опыта, и надо пойти и попробовать снова. Ну же!

— Я спарринговал с Рамлоу…

Дальше Джеймс уже не слушал. В последние два дня Брок ходил как в воду опущенный и избегал встреч. Неужели чувствовал себя виноватым? Смешно. Они друг другу ничего не обещали, а вот Стиву… Все равно стало горько.

— Меня будто током ударило, — вырвал его из печальных размышлений голос Роджерса. — Я всегда считал, что внешность не главное, но к нему мне хочется прикасаться именно потому, что он красив, силен, здоров, профессионален. И теперь…

— Не знаешь, как подкатить к нему? — маска опытного в «таких» делах друга привычно легла на лицо. — Скажу тебе по секрету…

— Нет! Я… Пока не понял, чего хочу. Это была просто вспышка, — Роджерс поморщился: то неуловимое ощущение, которое он испытал, прижимая Рамлоу к полу, с восторгом всем телом чувствуя укрощенную мощь своего партнера, которого он выбрал сам, которого заметил давно, пока его взгляд еще был затуманен горем и замылен обилием новых вещей и понятий, уходило все дальше от него с каждым произнесенным словом. — Просто вспышка. Я понял, что, возможно, могу… Ну, как ты обычно рассказывал про Роззи, Фиби и Диану.

— Подумай, Стиви, подумай. Только мой тебе совет — не слишком долго. Рамлоу — красавчик, уведут его. «Даже от тебя», — добавил он еле слышно, внезапно испытав желание не поднимать больше глаз на зеркало, особенно щеголяя голым торсом. Не ему с его шрамами и роборукой соперничать с идеальным телом Капитана Америка.

========== 8. Баки, Стив, Брок ==========

Барнс вырос за плечом тягающего железо Рамлоу прямо посреди послеобеденной тренировки.

— Надо поговорить.

Смерив его мрачным взглядом, Брок кивнул в сторону конференц-зала, в котором время от времени объяснял СТРАЙКу новую программу тренировок. Дав знак Роллинзу, мол, продолжайте без меня, все в порядке, он уже второй раз ушел в сопровождении Зимнего для разговора наедине. Слухам пора уж было просочиться наружу.

— Послушай, Барнс, — с порога начал Рамлоу, — я не смог устоять перед ним, ясно тебе?

— Брок…

— У меня большой опыт, тебе в твои чопорные сороковые и не снилось. И я точно могу понять, когда вызываю сексуальный интерес.

— Брок…

— И теперь, когда мы знаем, что Кэп способен испытывать такой интерес к мужчинам, ты должен ему признаться!

— Рамлоу, блять! — выкрикнул Джеймс, и они оба посмотрели по сторонам, будто вездесущий поборник чистоты языка был где-то поблизости и мог поймать их на горячем.

Тем не менее, цель была достигнута: Брок вынырнул из своего приступа самобичевания.

— Ты ему понравился. Ты! А не тот, кого он сто лет считает лучшим другом, не киллер с прожаренными мозгами, не киборг-урод, который не может ласкать его двумя руками.