— Аля! Слушай, я у кого-то из ребят видела недавно планшет, не могу вспомнить у кого…
— Сейчас! А… Нет! Точно!.. Гриценко старший сержант, их всего двое в зелёном ходит, у него ещё петлицы голубые, а у Некрасова чёрные с пушками…
— Ой! Точно! Спасибо! А как бы у него этот планшет получить?
— Да, что тут думать, ты помнишь, свой нож доставала, когда кухонный потерялся, картошку ещё им чистили, Натка палец порезала…
— Ну, есть у меня кинжал…
— Так его мужики видели и на него облизываются, но к тебе же не подойти, а так только свисни, в миг тебе на кинжал поменяют и в зубах принесут!
— Аля! Вот умеешь ты со всеми отношения строить, Может поможешь? А?!..
— Вот все на мне бедненькой, как на лошади ездят…
— Да, ладно тебе! Сочтёмся…
— Ну, ладно, я тогда побежала, а ужин тогда ты доделаешь, только смотри, чтобы пенка не убежала, а то тут опять вонять горелым будет…
Алевтина побежала, и не в планшете дело, она последние дни со светленьким мичманом стала по окрестным кустам частенько прогуливаться и возвращаться с мордашкой объевшейся сметаны кошки. А кинжал, который упоминали, это подарок моего ухажёра, того самого чёрненького мичмана-артиллериста, которого ещё до моего отъезда увезли раненного. Однажды он принёс этот кинжал, вместо привычного букетика, сказал, что это кто-то у финнов забрал, и мне может на всякий случай пригодится. На какой случай, не знаю. Я в оружии не разбираюсь, папка сказал, что сталь шведская, хорошая, размеры чуть меньше, чем стандартный штык от морских карабинов[16]. На перекрестье у основания лезвия выпуклая финская кривая свастика с лучами и какая-то надпись латиницей. Да и рукоятка очень большая для моей ладони. Выглядит он как брутальное и боевое оружие, носить мне его было бы довольно глупо и нелепо. Но вроде как подарили и выкинуть жалко. Вот и болтался он у меня в мешке, пока не вспомнила про него, когда у нас куда-то кухонный нож пропал. Теперь есть шанс на него себе планшет выменять, вроде нельзя подарок отдавать, но я же вместо него планшет оставлю, и он мне гораздо лучше кинжала подойдёт и полезнее, хоть будет где документы носить, а то положено иметь с собой, а карманов, как у мужчин у нас нет, только в шинели. До смешного доходит, Наташка изнутри юбки документы завёрнутые в тряпочку булавкой английской подкалывает. Даже не представляю, как она их будет патрулю предъявлять…
Дело сладилось, в тот же вечер я стала владелицей планшета, а принёсший его Гриценко зачем-то многословно мне его распахивал и показывал, что это не простой командирский планшет, а специальный для пилотов. Что в командирском, хоть места и больше, но зато нет такого удобного разворота с целлулоидом для того, чтобы в полёте карту посмотреть, и размер меньше, что удобно лётчикам, ведь в кабине тесновато обычно… В общем, я не знаю, чего он ещё хотел и фонтан этот было никак не заткнуть и не выпроводить, ведь отдал свой планшет и получил кинжал, всё, мена прошла, чего ещё языком молоть? Выручила Аля, которая пришла со свиданья рассерженная и "лётчик" вылетел как пробка из бутылки. Попадать под руку сердитой Алевтины среди девчонок глупых нет, а этот решил пошутить, и даже грабки свои в её сторону протянуть попытался…
А я, вооружившись взятым у боцмана куском водостойкой шкурки, старательно дорабатывала планшет. Нет, всё хорошо и два отделения удобно и наверно карту класть под прозрачный разворот классно, но вот цвет зелёный на нашей чёрно-синей форме ни в какие ворота. То есть любой вояка при звании обязательно прицепится, и будет в своём праве. Вот я и соскребала краску, в надежде, что потом заглажу с ваксой и получу настоящий радикальный чёрный цвет, а не как Киса Воробьянинов. После целого дня шорканья наждачкой и кончиком ножа вокруг кнопок, куда шкурка не подсовывается я ободрала краску до чуть взлохмаченной рыжей кожи. А уж сколько я от девчонок выслушала подколок и ехидных советов, наверно не сосчитать. Отдельно пришлось возиться с длинным лётчицким ремешком, который к тому же ещё и не регулировался, но здесь мне помог тот самый местный старик, который нам после этого ещё и уток подкинул. У него же удалось позаимствовать утюг, потому что, не смотря на все мои заверения, узнав о моих планах женщины встали монолитной неприступной стеной. В результате, к вечеру второго дня на печке лежал и сох мой новый чёрный, местами даже почти глянцевый, планшетик с ремешком, длина которого делает его абсолютно неприемлемым для любого мужчины, а мне в самый раз, могу его нести просто в руке, могу на сгибе локтя, а могу и на плече, он у меня подмышкой, идеальная длина. И не моя вина, что мужчины такие странные и на сгибе локтя сумки не носят…
В тетрадке на первой странице написала текст песни "По долинам и по взгорьям" и расписала её по нотам, тем более, что мы её в оркестре учили, в общем, это заняло почти три страницы. Потом написала стихотворение Пушкина посвящённое Анне Керн и тоже сделала разбивку по нотам, но не так, как в известном романсе, а чиркала и исправляла, ну, муки творчества — живая иллюстрация, ПАНИМАШЬ, ещё пара страниц. А свой черновик решила начать писать сзади тетради…
Самое удобное место в предбаннике дома правления отделения колхоза. Из этого предбанника две двери, за одной кабинет местного бригадира, за другой кабинет участкового, когда он сюда заезжает. Дом никто не топит и не закрывает, а люди здесь появляются только по каким-то серьёзным причинам. Обычно в этом зале-предбаннике никого, как и во всём доме. Вдоль стен сделаны лавки, вдоль которых целых четыре стола, казённые с инвентарными бирками. Ещё из стены между кабинетами наполовину выступает круглая печь-голландка с железным листом перед топочной дверцей и прислонённой кочергой. В правом дальнем углу на столе лежит газетная подшивка, которую на удивление никто не дербанит на личные нужды, а на полочке рядом на стене какая-то книжка Ленина, две какие-то истрёпанные до изумления без обложек и учебник химии восьмого класса. Надо полагать, что здесь находится уголок местного агитатора или комсорга, а мне это место нравится тем, что оно далеко от двери и входящий не сразу заметит меня в дальнем углу…
Кроме меня здесь мы пересеклись только раз с конопатым матросом, который громко шмыгая носом старательно писал письмо и после нескольких часов сопения у него получилась целая страница, могу себе представить как тяжело ему дался этот эпохальный труд, потому, что исподволь поглядывала на него всё время и видела, что всё это время он писал не отрываясь от старания двигаясь кажется не только плечом вместе с рукой, а ещё помогая себе спиной тазом, а по движениям его головы при определённой сноровке наверно можно было бы угадать каждую написанную букву. Вот ведь молодец, с такими трудами, но всё-таки собрался и написал письмо. Мне даже стало стыдно, и я написала письмо в Ленинград. Ведь на моё первое письмо они пока ещё не ответили, и надеюсь что у них всё по возможности хорошо…
А о чём мне сейчас писать Сталину? Про Хрущёва? Про Брежнева? Про март пятьдесят третьего? Про два инсульта, и что после второго произошло явное эмоциональное размягчение? Про всё надо писать, в том числе про перестройку, про развал Союза, про национальную политику, которую расхлёбывать пришлось через пятьдесят лет… И как излагать только факты, без личного мнения, ведь не бывает просто фактов, умелая их подборка может самое свирепое идеологическое оружие. Так, что даже не питюкаем про свою непредвзятость, нет у меня и Соседа объективности, мы не Боги, да и у них, мне кажется с объективностью проблемы. Помню, как услышала в детстве про Великий Потоп и долго потрясённая ходила, это же если прикинуть, творил своих детишек по образу и подобию, а потом обиделся и всех, как котят в ведёрке утопил, только одного подлизу с семейкой оставил, а звери и птицы за что? Но ведь тогда гадов, что в воде обитают это не затронуло, почему же не сжёг всех на фиг? Ладно, это я опять отвлеклась.
