— Тогда жду последние вопросы о воровстве, и после мы с тобой к этой теме не возвращаемся, хорошо?

Рей задумалась. Шестерёнки в её голове двигались не со скрипом, но как-то настораживающе медленно. Мне стоит начинать бояться?

— Но мама с папой говорили, что воровать это плохо.

Ах, вот оно что! Моё мнение является авторитетным в доме, но пока не в её голове. Не беда — исправим. Перчатки с шарфом, отданные во временное пользование, и один длинный разговор были неплохим началом на пути «Как заслужить доверие динозаврика». Пока рискну пошатнуть нынешние авторитеты в её голове. Возвращаться к этому разговору впредь я не собирался. Так что суровая реальность мне в помощь!

— Твои мама с папой — пропащие люди. Грязные сборщики лома, которые продали бы тебя за пойло. И секунды бы не думали, и ты сама это знаешь. Так ведь, Рей?

О-о! Кажется, я где-то просчитался, потому что что-то пошло не так. Губы малявки недвусмысленно задрожали, что не предвещало для меня ничего хорошего. И точно — глазёнки вмиг наполнились слезами. И вот она уже ревёт, но по-тихому, не в голос. Надо как-то успокаивать…

— Никому из нас не было места в жизнях бывших семей, родных и приёмных, или в детских приютах. Так и тебе нет места в жизни твоих родителей. Ты для них никто…

Безмолвно рыдающий динозаврик звучно всхлипнул носом.

— …Для всего мира ты никто, Рей. Но не для меня. В моей жизни есть для тебя место. Всегда будет. Отныне ты — часть моей семьи.

Мой шарф к этому моменту, наверное, от души пропитался реками слёз. Плевать! Он и не такое количество в себя впитывал — просохнет. Какой кретин только придумал фразу, что мужчины не плачут? Девчонкам, значит, лить слёзы — это нормально, а что до нас, так мы что, не люди? Сильный пол давно бы весь передох тогда. Почему? Фразу «слёзы душат» не слышали? А я пока жить хочу, а значит придётся хоть как-то дышать. Из опыта: оставишь слёзы в себе — или отравишься ими, или насмерть захлебнёшься. Когда из невыплаканного уйдёт приставка «не» — только вопрос времени. А не сил и того, какого ты пола. Хотя бы разок, ночью, украдкой ото всех… Ведь есть такая боль, что как бы крепко не стискивал зубы — не умолчишь, сколько бы не запирал внутри, веря, что похоронил — не выкричишь. Её просто надо из себя излить. Не словами — именно слезами. Не сделаешь этого хоть когда-то и хоть как-то — в один момент сдохнешь изнутри. Утопленник.

— Кайло?

— А?

Поток мыслей напрочь смёл меня из реальности. Надо срочно плыть обратно. На высокий детский голос.

— Ты замёрз?

— Что?

Взгляд сфокусировался и я увидел девчонку, вытирающую последние слёзы со своего лица моей перчаткой. Ах, да. Мы ведь говорили. О чём? Точно, о её скотах-родителях. Из-за этого она расплакалась. Не из-за меня же и только оттого, что я озвучил эту правду вслух!

— Тебе холодно? — повторила Рей.

— С чего ты это взяла? — я прислушался к себе. Всё, вроде, ничего.

— У тебя нос красный, — динозаврик окончательно успокоился и, подавив позыв подойти и коснуться (урок о личном пространстве был усвоен), ткнул в меня своим пальчиком. А из-за неудобной для руки перчатки казалось, что всей пятернёй. Выглядело это скорее жутко, нежели забавно.

Потрогал свой нос. Прохладный. Сделал им один курлыкающий «хлюп». Ничего страшного. Так и сказал ей. Кажется, поверила. Набросив на голову капюшон от куртки, вспомнил чем хотел заняться. Руки привычно потянулись поправить шарф — что-то на шее стало прохладно — как вспомнил, что отдал его. Размышления о жизненной людской необходимости, такой, как выплакаться, неплохо так выбили меня из колеи. Вряд ли из-за слёз девчонки: катализатор, но не главная причина. Ею был Хакс. После смерти Пейдж я бухал по-чёрному чуть ли не месяц. Сколько нужно, чтобы пережить смерть друга, мне только предстоит выяснить. Может я погорячился, решив, что недели мне хватит? Вряд ли простая банка пива поможет мне найти ответ. Вот когда вискарь в глотку не полезет — тогда другое дело. Вот он, стоп-сигнал.

— Кайло?

Чёрт, опять я уплыл. С каких это пор я теряю цепочку происходящего в настоящий момент? Ещё и под влиянием — нет, не алкоголя — бесед с неразумным мальком. Сегодня же праздник, и день ещё не кончился. Надо как-то собрать себя в кучу и начать стоит с мыслей.

— Тебе надо надеть шапку, — Рей всё ещё держала в руках белоснежную шапку с помпоном. — Больше прятать голову под капюшоном ты не можешь, — она занималась этим целую неделю, ни в какую не желая менять прическу. Кто бы что ни говорил. Сейчас моё не резиновое терпение, наконец, лопнуло.

— Но это же новая куртка! — прогнусавила в шарф, опустив в него нос, и демонстрируя мне руками, что у куртки — я-то не знал! — оказывается, есть капюшон.

— Какая на хрен разница новая или старая? Дальше будет только холоднее, а значит тебе надо распустить свои дурацкие пучки уже сейчас, прекратив их прятать под капюшоном, и надеть шапку.

— Ты ругаешься.

— Это я с тобой ещё мягок! — вот только таких упрёков мне не хватало. Об этом я ещё с ней не говорил!

— Я не хочу их убирать! — малявка продолжала упрямиться, обхватив себя за корпус руками. Учитывая несоразмерность перчаток и контраст цветов, выглядело это донельзя комично. Но, как говорится, было бы смешно, если бы не было так грустно…

— Почему?

— Потому!

— Либо ты сейчас же объясняешь мне причину по-человечески, либо я подхожу и сдираю с твоей башки все резинки, делая всё сам. Выбирай.

Я протянул к ней открытую ладонь, и она точно смекнула, судя по глазам, что я прошу сложить в неё резинки с головы. Выбор она в итоге сделала не самый лучший. Сегодня шапка при любом раскладе окажется у неё на голове, и это только на её совести, что она выбрала не самый лучший способ надевания. Рей думала-думала и надумала. Рванула прочь к двери…

Мы находились на первом этаже, в комнате, что я делил с Хаксом, Финном и Найном. Ума не приложу, какой урод мог назвать приютского мальчишку Девяткой. Что за фашистская издёвка? Причём, как он сам говорил, всё оформлено официально — это не прозвище. Он был с того же приюта, что и Финн, но сбежал он позже своего друга и уже из приёмной семьи. Одна спальня на четверых — это не так шикарно, как могло показаться на первый взгляд. Чем вас в комнате ночью больше, тем лучше. Есть к кому прижаться, чтобы согреться, пока спишь. Плюс можно было хоть как-то «надышать» воздух, так как помещения все здесь маленькие, а окна и все щели (дом деревянный) мы заделали добротно, так что шанс утеплиться ещё и таким образом хоть мизерный, но всё же был. А мы хватались даже за такой.

С Хаксом мы были примерно одного роста, но теперь прижаться спина к спине или как угодно ещё, чтобы хотя бы уснуть не в холоде, у меня не выйдет. Финн и Найн были тоже почти равны по росту (комплекцией, к слову, тут были равны все поголовно — худые), так что они спали вприлипочку, как два брата-кота, как и прежде. Отныне спалось мне одному на кровати… не ахти. Тепла от мальков, сладко дрыхнущих под боком, было мало, да и забирать его от них было как-то совестно. Мальки же. А я старший, длинный, высокий и широкий. Худоба лишь немного скрасила эти параметры.

— Стоять!

Я поймал своего упрямого динозаврика за тот самый капюшон, каким она спасалась все эти дни, наотрез отказываясь носить шапку. Знаю, чем всё это кончится, если дам слабину. Наивная думала, что её спасут или защитят девчонки или тот же Финн. Ага, как бы не так! Уж я-то сюсюкаться с ней не стану.

— Пусти! — крикнуло неразумное дитя, вырываясь. Одной рукой я поднял её за талию, оттащив от двери, другой подцеплял одну за другой резинки на каждом пучке, сдирая их и распуская волосы. Неприятно. Но потерпит. Вернее, переживёт. Как не пережила бы ещё несколько минут кряду бегая по дому без головного убора. Вот такие «горячие головы» первыми и уходят от соответствующих болезней.

— Ай! Больно! Пусти!

— Я честно тебя предупреждал, Рей, — я был непреклонен завершить начатое. — Ещё один урок: я не вру и дважды не повторяю.