Ян видел прошлое так же хорошо, как настоящее. Его ударило обломком бетонного перекрытия. Костюм не был поврежден, но Ян потерял сознание, а его сердце остановилось. Теперь он подобрался к самому краю границы между жизнью и смертью. Но это не имело значения: смерть физического тела такая же естественная вещь как взросление или старение. Когда он умрет, красные нити света погаснут сразу, а голубые будут меркнуть одновременно с разложением тела. Ослепительно белый сгусток энергии, которым является он сам, то Я, которым он сейчас видит окружающее, отделится от мертвого тела и растворится в бескрайнем океане бесформенной энергии. То, что будет после, оставалось для него неведомым даже в этом состоянии всепознания, но он чувствовал, что это будет самое приятное событие, которое может с ним произойти. Ян воспринимал окружающее не глазами, ведь душа их не имела. Те чувства, которыми он обладал сейчас, отличались от любых человеческих и были куда информативнее. Всё, к чему прикасалось внимание, моментально отдавало свою суть, эдакую инструкцию по эксплуатации со схемами и описаниями. Вот только новые знания усваивались не по мере прочтения, а все и сразу, словно Ян их просто вспоминал. Но для него оставалось тайной: что заставляло это Ничто и одновременно Всё трансформироваться – превращаться из бесформенной пустоты в предметы, физические явления или, того пуще, живые организмы. Ян впитывал новое с огромной скоростью. Другой загадкой для него стала природа красных светящихся нитей: что она такое – эта энергия жизни? Он знал наверняка – она создавалась не из «общей» энергии.

Яркие тона обратной стороны мира внезапно потускнели. В сознание ворвалась боль. Ян открыл глаза, с ужасом поняв, что он снова жив, а миг блаженства и освобождения настанет не сейчас. Он помнил всё. Теперь он понимал, как устроен мир, в той степени познания, которая доступна человеческой душе.

Первый голос: Теперь ты всё видел. Они тебе лгали. Всё выглядит не так. Никто не мертв, ничто не мертво.

Второй голос Ян проигнорировал. Похоже, первый все время был прав. Ему лгали…

Но с каждой секундой память об увиденном исчезала. Мозг не позволял памяти переполняться лишней, бесполезной для жизни в физическом мире, информацией.

Какой странный сон…

Дисплей компьютера сообщал: «Реанимация водолаза – успешна. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и дождитесь восстановления показателей». Сердечный ритм был в норме, внешних кровотечении и переломов костей не обнаружено. Похоже, по счастливой случайности, теряя сознание, Ян выпал из окна. Бездыханное тело не успело отнести далеко от руин рухнувшего дома. Он не знал, сколько времени пролежал здесь. Оружия и лампы нигде не было. Но костюм и налобный фонарь оказались надежными и крепкими. Ян оттолкнулся от раковины моллюска, которая упиралась в локоть. Через мгновение в уме вспыхнуло воспоминание о погибших спутниках и огромной акуле. Он в ужасе прижался к руинам обрушившегося здания, стараясь спрятаться.

Время шло, Ян пытался связаться по рации с «Пионером» или Орками, но не выходило – от удара повредилось оборудование костюма. Одинокий водолаз, с небольшим остатком «коктейля», без связи и оружия, вжимался в углубление между бетонными плитами. Его тело била мелкая дрожь, даже челюсть сводило от ужасающего хаоса, что царил в голове. Он что-то забыл, нечто важное, но что? Задумавшись и пытаясь пробудить воспоминания, Ян отвлекся. В голове гудело и хотелось спать. Мысли Яна начали путаться:

Милая, принеси нам вина и… Смотри какой закат… Вот, укутайся. Сейчас я подкину полено в камин.

Треск поленьев в камине – до боли знакомый звук. Старинный шерстяной ковер поверх дощатого пола, шёлковая ткань на стенах вместо обоев, гобелен над кроватью передавали красоту старинного замка. Но натяжной потолок над головой и зависшая в воздухе голограмма – страница из книги, давали понять, что во дворе не седлает коней рыцарский строй и планета уже давно круглая, а не плоская. Ева любила проводить тихие вечера наедине с книгой, долгие восемнадцать лет она не могла прочесть все книги в электронной библиотеке замка, с тех самых пор как научилась бегло читать. Девушка с нетерпением ждала завтрашнего дня – дня её двадцатипятилетия; 17 августа на календаре было выделено красным кружком.

Подойдя к окну, будущая именинница раздвинула тяжелые атласные шторы, и её взору открылся удивительной красоты вид. Во дворе замка играли в лучах заходящего солнца брызги фонтанов – композиции из фигур: воду расплескивал из золотого кувшина сатир, а нимфы застыли в соблазнительных позах. Рядом с фонтанами прогуливались студенты. Двор огораживали древние деревья, которые не подстригали из уважения к их возрасту. А там, среди гигантов с зелеными кронами, жила природа: стаи птиц, тут и там цветы, зверушки, которые пили воду из широкой и чистой реки.

Ева отметила, что её раздражает беспечность других студентов. Все эти глупые мероприятия вроде шоу талантов, поцелуйчики на лавочке, танцы. Ведь большинство не прочло в своей жизни и десятой доли её личного литературного списка, а спорт они постоянно превращали в групповые игры, которые лишний раз давали повод устроить пьяную вечеринку после. Ева закатила глаза.

Испокон веков замок Родник являлся приютом и школой-институтом для сирот, которых забирали из детских домов либо подкидывали к дверям замка. Удивительным являлось то, что обучались здесь лишь одаренные дети. Ученикам запрещали покидать территории замка до обряда Вхождения, а его проводили, когда студенту исполнялось двадцать пять лет. После обряда, как правило, молодых людей больше не видели в пределах замка (как не видели и тех, кто пытался сбежать). По словам профессора Оскара, который по совместительству был проректором, за пределами Сарсы на материке Норсор отсутствовали пригодные для нормальной жизни места: Арад скован льдами, Байя охвачена снегами, Падис и Аэст – одна большая радиоактивная пустыня. Поэтому не было никакого смысла в преждевременном отбытии из приюта.

Ева всегда подмечала детали, которые ускользали от внимания других. Помимо незаурядного ума и превосходной физической формы, девушка была ещё и красива. Парни бы не давали ей прохода, если бы она как-то раз не сломала одному из них пару ребер и нос за то, что он на спор потрогал её там, где не следовало. Она была поглощена учебой и спортом, поэтому у Евы совсем не было друзей, кроме тех, с которыми дальше – «Привет, как дела?» общение не заходило. С возрастом это делало её нелюдимой. Предстоящий обряд волновал её каждую минуту. Если её гипертрофированные одиночеством чувства можно было назвать волнением. Хладнокровие стало для неё привычкой уже очень давно.

В многочисленных книгах библиотеки не было и намека на описание обряда. Ева заметила, что студенты, для которых близилось Вхождение, исчезали уже с вечера. Она предположила, что обряд проходит ночью, поэтому на всякий случай переоделась в спортивное платье и кроссовки, а затем легла на край кровати и ждала, дочитывая последние страницы: «О возможных альтернативах теории эволюции». Ожидания её не обманули, в половине двенадцатого ночи в дверь постучали.

– Открыто, – дверь отворилась, на пороге стояли двое крепких мужчин – прислужников замка.

– Доброй ночи, Ева, просим вас пройти с нами, по просьбе ректора.

– А не поздно вы, ребята? – Непроницаемые взгляды молчали в ответ, – Понятно. Уже иду. – Она отругала себя за присущую ей нарочитую наглость и взглянула на голограмму, чтобы та она растворилась. Компьютер в виде клипсы, который был закреплен за ухом девушки, считывал команды прямо из мозга.

Они шли по коридору, стены которого были выложены из мелкого камня, и освещался он свечами; свечи были электрическими, но ощущение старины создавали в полной мере. Ева никогда не видела в приюте пожилого человека или хотя бы того, кто выглядел старше тридцати. Вот и прислужники – молодые крепкие парни, с превосходной атлетической фигурой, что необычно для дворника и уборщика. Ректор школы, Адриана, тоже была красивой молодой девушкой. Обитатели замка называли друг друга по имени. Взору Евы предстали высокие двери, отливающие золотом. Средняя их часть была зеркальной и, подойдя ближе, девушка увидела в ней свое отражение. На неё смотрела кареглазая девушка с белой кожей и длинными каштановыми волосами. Двери распахнулись. Воздух наполнился резким но приятным ароматом неизвестных Еве трав. Она шагнула в помещение; снова мрачный коридор с большими дверями в конце, из-за которых доносилась музыка. Фортепиано воспроизводило звуки давно забытой эпохи. Музыка опьяняла. Коридор странно изгибался, будто меняя свои очертания, нарушалась перспектива. Девушка списала это на темноту и мерцание свечей.