Тебя, мой дорогой, мы бы не дождались, скажу, он был очень плох, а на дворе жара. Одним словом, все было быстро. Многие уважаемые люди все же пришли, но были и те, кто из-за слухов посчитали лучшим, воздержаться. Правильно или нет, но так и было.

– А Ричард, как было дело с ним?

– Ох, милый! Тебе этого лучше не знать. Твой отец был в бешенстве, и мне казалось, он будет изрыгать проклятия на глазах у света за позор сына. Немалых ему стоило усилий перенести погребение. Только в конце он искренне оплакивал сына, а не потерю его репутации. Все же он его действительно любил. Много людей пришло его проводить – это было достойно.

– И только меня не было, – с горечью добавил Бренсон, чем вызвал у тетки новый приступ слез.

– Это моя вина, милый мой, я должна была нарушить запрет, но потом подумала, ты бы все равно вовремя не добрался, а ждать бы не стали. Отец бы не позволил…

– Ну не плачь тетя Бет, это не твоя вина. Но я до сих пор думаю, а может ошибка…

– Ох, мой милый, ты такой хороший…как бы и мне хотелось в это верить.

Бренсон верил, вопреки всему. С каждым днем эта вера хоть и пряталась все глубже в сердце, но все же не угасала. Даже если бы его под пытками заставили признать, что брат на такое пошел из–за праздного легкомыслия, он бы не поверил. Не мог он так измениться. Ну не было в Ричарде этой похоти. Даже Бренсон брезговал таким сомнительным увеселением. Он не спал с падшими женщинами – с деревенской красавицей да, с чужими женами да, с наивными дебютантками случалось. Была ли эта философия правильной? Сомнительно. Однако в его случае интерес вызывался недосягаемостью объекта, а куртизанки к таким не относились. Правда он любил актрис и оперных див, – их тоже часто приравнивали к падшим женщинам, но они были доступны не всем. Вот в этом был их шарм.

Ричард не мог так низко пасть. Этому должно быть объяснение. Его позицию, относительно этого вопроса Бренсон знал и не верил, что все могло настолько измениться.

Тщетно пытаясь уцепиться за тот или иной новый слух и найти его первоисточник, Бренсон тем самым разоблачил несколько пустословов, хваставших, якобы они входили в окружение Ричарда. Но каждый раз это все никуда не приводило. Потеряв время и порядком устав от поражений, Бренсон решил покинуть шумный суетливый город и насладится тишиной провинции. Может передышка поможет его воспаленному мозгу остыть, яснее увидеть недостающие детали и сложить куски этой головоломки.

Тетя уехала из Лондона за неделю до отъезда племянника, все еще сокрушалась по поводу всех этих перешептываний за спиной и сказала, что коль он уезжает, она тоже в городе не останется. Обещала приехать на Рождество в Адриан–Менор Лейк. Бренсон не стал расстраивать тетку и обещал задержаться там до ее приезда. Он не сказал, что собирается сдать имение, ибо жизнь в умиротворение не для него.

Да, после возвращения из Франции он немного изменился, но не настолько, чтоб вести размеренную жизнь провинциального арендодателя. Теперь в его жизни было мало увеселений, точнее их вовсе не было. Он носил траур и старался чтить память родных, как умел и считал нужным. Кроме того, значительно упал интерес к дамам. Ему вполне хватало карт, выпивки и дружеской компании тети. Наверное, это следствие всех тех невзгод, что свалились на его голову. Все мысли занимали Ричард и скучные юридические хлопоты относительно наследства. Вечно так длиться не могло. Бренсон был в этом уверен. Теперь, когда спустя год Адриан–Менор стал его по праву, он решился появиться здесь в качестве нового хозяина. Здесь он и планировал решить окончательно, как следует вести дальнейшую жизнь.

Еще тлеющее чувство тревоги, окончательно исчезло, как только карета вкатила на подъездную аллею. Невероятно, но приятное волнение обдало Бренсона при виде родного дома.

Да, он дома.

Это чувство давно не согревало душу. А ведь это его дом – дом, где были свои радости, и горести; где мать пела ему песни, где они с Ричардом играли в пиратов, где он грустил, когда его душу одолевала тоска. А самое главное теперь нет того, кто не рад его приезду.

Не дожидаясь пока слуга откроет ему дверцу, Бренсон выбрался из кареты, едва кучер остановил экипаж. Стоял пасмурный, теплый день, почему–то казавшийся типичным для этого места. И какой–то такой знакомый и родной запах наполнял все вокруг. Запах осени, листьев и травы.

Слуги выстроились перед домом в ожидании своего нового хозяина. Приятно выпрямившись после долгого сидения, Бренсон одновременно окинул присутствующих безразличным взглядом. Никого из них он не помнил.

Конечно, отец знал по имени каждого служащего в доме, сколь бы незначительную должность тот не занимал. Мелочность была ключевой его чертой. Но Бренсон давно здесь не был. Едва ли он вспомнит кого–то. К тому же отец имел привычку увольнять слуг за малейшую провинность и поэтому в доме едва ли сохранился хоть кто–то со времен детства.

Словно чувствуя настрой господина, люди с опаской посматривали на высокого, статного, налитого соками молодого мужчину.

– А он совсем не такой, как тот другой, – вдруг послышался со стороны звонкий голосок.

Бренсон с интересом повернул голову в сторону голоса, окинув его владелицу заинтересованным взглядом. Тут же полная женщина схватила за руку миловидную молоденькую служанку, которая так несвоевременно открыла свой рот, и с испугом на лице затолкала девчонку себе за спину.

В ответ Бренсон безразлично хмыкнул: «Господи, неужели они его бояться?! Неужто я такой грозный с виду?!»

Человек, стоявший ближе всех, как можно предположить по облачению, был главным управляющим. Подняв руку, Бренсон поманил его двумя пальцами. Слуга тут же сорвался с места и уже через мгновение почтительно кланялся своему господину.

– Как вас зовут?

– Я мистер Финли, Стен Финли, Ваша Сиятельство – дворецкий и главный управляющий.

Слуга обратился к Бренсону, как ранее обращался к его отцу. Бренсона уже полгода именуют лорд Редингтон, и все же здесь это имя вызывало старые воспоминания. Весьма непривычно. Уж даже в самых потаенных мечтах у него не возникало мысли, что такая «честь» падет на его голову.

– Что ж мистер Финли, – произнес Бренсон, – можете, сказать всем, чтоб шли заниматься своими делами.

– Как прикажите, сэр! Будут какие–то особые распоряжения?

– Ужин по–прежнему подают в семь?

– Да, сэр!

– В таком случае это все. Уверен вы обо всем позаботитесь, не так ли?

– Приложу все силы, мой господин, – певуче ответил тот. С этими словами Бренсон развернулся и к удивлению всех, направился не в дом, а пошел вниз по аллее. Это так сбило с толку слугу, что несколько минут он смотрел в след удаляющемуся хозяину. Финли вскоре пришел в себя и быстро зажестикулировал, разгоняя всех по своим делам.

– Чего застыли господа, возвращайтесь к своей работе.

Слуги засуетились, и вскоре двор опустел. Воспользовавшись отсутствием лишних ушей, тучная женщина, что ранее попала на глаза хозяину, с обеспокоенным лицом поспешила к Финли, таща за собой юную болтливую служанку.

– Что сказал хозяин? Он рассердился? Я сейчас с тебя шкуру спущу, глупая ты девчонка, – дергая за руку молодую особу, строго принялась причитать она. – Сколько раз тебе говорить держи свой язык за зубами!

– Да я же ничего не сказала! – возмутилась девица. – Только то, что он совершенно непохож на того другого, покойного мистера Уэлсэра, ну брата своего старшего. Этот такой красавчик.

– Ах, ты плутовка! Я сейчас задам тебе такую трепку, вовек не забудешь!

– Замолчите вы обе! Живо идите готовить ужин, – строго прервал спор Финли. – Раскричались тут как сороки.

– Ну не браните нас, мистер Финли, скажите, что он вам такого сказывал?

– Он сказал, миссис Гарден, что ужин должен быть подан в семь! Следовательно, у вас много работы, а вы тратите время, на пустую болтовню. Как вы могли заметить, новый хозяин, человек весьма своенравный. Он даже не помнит, как меня зовут, а ведь я прислуживаю в этом доме уже тридцать с лишним лет, – важно пропел Финли, выпятив грудь, словно красноперый петух.