Тем временем лорд Редингтон, жестом приказал убрать тарелку. Сделав глоток вина, чтоб перебить вкус, спокойно сказал:

– Мистер Финли, – обратился он к дворецкому, который сразу оказался рядом – я не люблю лук и тем более луковый суп. Передайте повару, что блюда следует готовить так, чтоб я не замечал в них этого ингредиента.

Поклонившись, слуга отошел, уступив место лакею. Вскоре перед Бренсоном появился салат из шпината, а следом и аппетитный кусок утиной грудки с гарниром из картофеля и брокколи. Это пришлось ему по вкусу, хотя брокколи осталась на тарелке не тронутой. Но все же, по сравнению с разочарованием в виде лукового варева – это было неплохо. Бренсон скудно похвалил блюдо.

Стоит пересмотреть меню и внести несколько изменений, а может, придется заменить кухарку, – думал он про себя. Решение изменил десерт. Лимонный пирог был настолько вкусный, что Бренсон, как истинный сладкоежка слопал целых два куска. Таким образом приглашать другого шеф-повара на время пребывания в Адриан–Менор он передумал.

Тем временем несчастная миссис Гарден уже все глаза выплакала, не внимая утешениям и коря свою дочь. В отчаянии женщина решила это месть молодого хозяина за длинный язык Молли. Ее горе достигло апогея, в тот самый момент, когда лакей подававший десерт вернулся с похвалами от хозяина. Не веря своему счастью, она упала на колени и стала благодарить господа прямо посреди кухни.

Позже, вечером ложась спать, она продолжала просить деву Марию, чтоб новый господин, не задал ей готовить чего–то такого, чего ей делать раньше не приходилось. Во время молитвы она вспомнила, что во Франции у нее есть давняя подруга помощница одного знаменитого шеф-повара. Поскольку они время от времени переписывались, миссис Гарден сразу же решила написать ей и узнать, какие там у них последние новинки на случай, если хозяин захочет блюда, понравившиеся ему там, где он прожил пол своей жизни.

В библиотеке, где Бренсон нашел для себя удовольствие провести вечерние часы было много интересных книг, но перебрав глазами несколько полок он не нашел ничего занимательного. Зато он приказал снять чехол с бильярдного стола, надеясь, что Сэм составит ему компанию в игре.

Финли известил о приходе гостя ровно через час, после отправленного послания. Когда Сэм Килфорд восстал перед Бренсоном в нем было трудно признать того озорного рыжеволосого мальчишку – друга юности. Его веселость сменилась на некую робость, хотя телом он был сложен весьма недурно. С минуту Сэм в растерянности стоял, не зная как обратиться, но вскоре сообразил, как неловко смотрится и поспешил поздороваться, как полагается.

– Граф Редингтон – это честь для меня приветствовать вас одним из первых. Буду рад служить вам как добрый сосед и житель нашего скромного уголка.

Бренсон с серьезным видом выслушал эту тираду, но как только за дворецким закрылась дверь, он принялся от души смеяться.

– Сэм ты точно горячку словил, столько важности в одном предложении. Мы конечно давно не видались, но не настолько, чтоб я забыл, что мы старые друзья. А если учесть, что из–за меня ты, скорее всего, провел лучшие свои годы в том ужасном монастырском заключение, то и вовсе скажу, что мне в пору служить тебе, чтоб загладить свою вину. Так что брось все эти формальности и можешь вновь звать меня по–дружески Бренсон, а я стану звать тебя Сэмом как в былые времена. А учтивость оставим для посторонних глаз.

Сэм смотрелся немного сконфужено, но все же ответил с большей смелостью, нежели говорил до этого.

– Конечно, я с радостью и гордостью вновь стану вам другом. Просто я не ожидал, что вы в нынешнем положении захотите вспомнить наши детские годы. Это честь для меня…

– Садись Сэм и выпей со мной шерри, а после сыграем партию на бильярде…, ты же играешь, не так ли?

– Да, это весьма увлекательно, к тому же едва ли не единственное доступное у нас развлечение.

– Прекрасно, – подойдя и хлопнув друга по плечу, радостно ответил Бренсон. – Мне не терпится узнать, как ты живешь. Не представляешь, как я рад твоему визиту, и буду рад тебе здесь в любое время. Как видишь, поговорить тут особо не с кем.

– Я тоже буду рад тебе у нас. И с радостью расскажу все, что ты пожелаешь узнать. Но прежде разреши высказать сожаления от себя и своей семьи по поводу столь прискорбной утраты. Мы все скорбели и были очень опечалены такими трагическими событиями. Честно я не ожидал, что ты сохранил столь бодрый и веселый нрав… – добавил Сэм, поздно, однако, сообразив, что проявил нетактичность. – Прости, я слишком много себе позволяю, не знаю, как я мог такое сказать....

– Нет, все нормально. Но ты же помнишь какие отношения были у меня с отцом. За прошедшие годы ничего не изменилось к лучшему. Однако я все еще скорблю по Ричарду и это действительно тяжко, учитывая, какая неприятная участь его постигла. Я много сил потратил на то чтоб раскрыть эту тайну, но пока безрезультатно. И если я и позволю себе отдаться горю – то не раньше, чем смою позор с имени моего брата. Поэтому если у тебя нет полезных для меня сведений по этому поводу, оставим эту тему. В противном случае жизнь здесь станет совсем невыносимой.

– Прости меня за мою несдержанность, я отлично тебя понимаю и скажу, что все еще верю в то, что его доброе имя очиститься.

– Ты единственный, не считая меня, но это приятно.

– Жаль я ничем не могу помочь, нам здесь известно куда меньше, чем тебе, полагаю. По сути, многие вообще считают все это большой трагедией. Поэтому тебе не стоит бояться косых взглядов тут, где все любили и уважали Ричарда. В любом случае люди здесь добрые.

– Это приятно, а то тишина пустых комнат меня вгоняет в тоску.

– Бурных увеселений не обещаю, но вечер другой можно скоротать в компании друзей и соседей.

– А девушки? – улыбнулся Бренсон, натирая свой кий, – как тут дело с ними. Да и расскажи мне, женат ты или нет.

– Нет-нет, не женат, живу по-прежнему, правда, мы с маменькой одни теперь. Она, разумеется, не прочь женить меня на ком-нибудь.

– И что, совершенно не из кого выбрать?

– Нет, конечно, есть, но мне все не везет, моя робость всегда останавливает меня. Стоит мне увидеть симпатичную девушку, как я забываю даже свое имя.

– Это все монахи, не так ли?

– В общем–то, да. А ты как все это время жил?

– Скажу тебе так, отец выбрал самое неудачное место для искоренения из моего нрава порочного ростка, ибо в Париже даже святой станет развратником. Поверь, я многое видел, и мое изгнание было не столь тяжким, хотя все эти годы я сожалел, что из–за меня ты пострадал.

– Не бери в голову, не так уж долго я пробыл в той школе. Всего год, а потом меня отправили в Лондон, я учился юриспруденции, пробовал сделать карьеру в судовом деле. Однако после смерти отца пришлось взять на себя управление поместьем, поэтому я забросил амбиции сделаться большим человеком. Довольствуюсь скромным местом в городском совете. Работы немного, но иной раз помогает избавиться от тягот безделья.

– И как же, ни одна красотка столицы тебя не обкрутила? Немыслимо! – пропустив мимо ушей тираду о работе, спросил Бренсон, склонный во время досуга говорить только о приятном.

– Я был слишком занят, есть, конечно, одна девушка … – смутился Сэм, оборвав рассказ.

– И где же она?

– Она недалеко, можно сказать всегда на глазах, но она столь совершенна, что я все время робею.

– Совершенна, – насмешливо ответил Бренсон, удивляясь столь нелепому преклонению друга перед женщинами. – Это исправимо, – загнав шар в лунку, беззаботно обнадежил Бренсон, – просто любовная пыль у тебя в глазах искажает реальность, но это проходит. Но раз уж мы затронули эту тему, и ты мне окажи услугу. Сегодня днем, на озере я повстречал…

– Девушку?

– И да, и нет. Она больше походила на нимфу или сказочную фею, однако она упорхнула прежде, чем я смог узнать ее имя.

Сэм широко заулыбался и на его лице опять появился озорной блеск того мальчишки, с которым Бренсон убегал по пыльной дороге от слуги мистера Нельсона.