Остров Аэгна скрылся из вида, и только дымы таллинских пожаров еще долго висели в небе, не рассеиваясь.

…Мюллер смотрел в окно, затянутое легким туманом. С утра он нервничал из-за плохой видимости, но вернувшийся полчаса назад разведчик успокоил его: туман стоит местами и быстро тает, над морем его почти нет.

Нетерпеливо шагая от окна к столу с телефоном в ожидании звонка из штаба, Мюллер думал о предстоящем деле. До Таллинского рейда считанные минуты полета. Мюллер со своим отрядом уже летал туда изучать новый район действий. На пробу он даже пустил ко дну какую-то шаланду. Потом взял курс на боевые корабли, но, встретив плотный огонь зенитной артиллерии, решил не лезть в огненную кашу. Пусть корабли выйдут в море, там будет проще… Мюллер вообще предпочитал ловить корабли на переходе — легче прорваться.

Ожидание становилось утомительным, и Мюллер вышел из дома. Туман действительно рассеивался, однако небо еще было обложено плотными серыми облаками.

Такую погоду он считал своей союзницей и мысленно торопил приказ на вылет. Облака надежно маскируют самолеты, подходишь к цели — тебя не видят, разве что засекут гул моторов и стреляют в божий свет наугад. Это у них называется заградительным огнем. А ты видишь разрывы, маневрируешь и вывалишься неожиданно, иногда над самыми кораблями. Зенитки бах, бах… А ты уже «положил» бомбы, и до свидания…

Мюллер считал полеты будничной, хотя и опасной работой, не видя в ней решительно никакой романтики.

В домике резко затрещал телефон, и Мюллер торопливо взбежал на крыльцо. Разрешение на вылет было получено.

Полет к заливу занял несколько минут. Когда над водой заголубело небо, внизу появились черные жучки, которые, казалось, карабкались по воде медленно и лениво… И этих жучков было такое множество, что Мюллер подумал: где же главная цель? «Фриц! Ты видишь крейсер?» — осведомился он у штурмана. «Пока не вижу. Пройдем в голову отряда», — ответил тот. Мюллер смотрел вниз, и, кажется, никогда еще его глаза не были столь остры, как в эти минуты! Жучки-черепашки оставались под плоскостями, мельтешили, и не понять было, где же этот проклятый крейсер? «Отто! Смотри, смотри, прямо по курсу…» послышался голос штурмана, в котором была радость внезапного открытия… Всматриваясь внимательно, Мюллер обнаружил корабль, выделявшийся своими размерами среди кораблей охранения: темный корпус с низкими приземистыми трубами и орудийные башни, вырисовывавшиеся, точно на картинке. На более детальный обзор не оставалось времени. Мюллер скомандовал летчикам развернуться, следуя испытанному тактическому приему: отвлечь от себя внимание, а самому устремиться в атаку. И тут снизу поднялся огненный смерч. Командиры зенитных батарей «Кирова» Александровский, Кравцов, Киташов держали под прицелом свои сектора; им неведомо было, Мюллер там пикирует или кто другой, они делали свое дело, и в этот момент поставили перед самолетами особенно густую завесу огня. Мюллер не посчитался с этим, он шел прямо; штурман держал руку на рычаге, готовясь нажать его и освободиться от бомб. И в эти самые секунды взрывной волной самолет бросило в сторону. Мюллер крепче сжал штурвал, но его глазам предстала страшная картина: правая плоскость была объята пламенем. С катастрофической быстротой самолет терял высоту, и на один миг обезумевшие глаза Мюллера увидели пропасть, в которую со все нараставшей скоростью камнем падал самолет…

Как известно, 29 августа 1941 года в 16 часов 29 минут «Киров» отдал якорь на Большом Кронштадтском рейде. Здесь уже ждал пограничный катер. Он подошел к борту крейсера. Моряки вновь образовали живой конвейер и выгрузили все ценности, доставленные нелегкой ценой и сданные на хранение в надежные руки, чтобы в 1944 году они снова вернулись в Таллин к своим истинным хозяевам…

Чем больше отдаляются от нас события, участником или свидетелем которых привелось быть, тем меньше вероятность узнать и добавить что-то новое к тому, о чем сказано-пересказано и писано-переписано. Вот почему автор этой книги с радостью ухватился за счастливый случай, который свел его с человеком, способным осветить один из важных эпизодов первых месяцев войны, насущно необходимый для более полного воссоздания героических картин прошлого.

Моя встреча с полковником в отставке Павлом Дмитриевичем Бубликом произошла непредвиденным образом. С рукописью моей книги, посланной на рецензию в Институт военной истории Министерства обороны СССР, ознакомился ученый, по трудам которого молодежь изучает историю войны на море, он прекрасно осведомлен особенно о том, что происходило на Балтике. Естественно, что он сделал ряд ценных замечаний по рукописи и указал на малейшие неточности, а в заключение рецензии поставил весьма существенный вопрос:

«Почему в книге, освещающей Таллинскую эпопею, не рассказано о том, как наши части прикрывали отход флота и опоздали на последние корабли, уходившие в Кронштадт? Они вынуждены были прорываться по суше, по тылам противника, пройти с боями через всю Эстонию. Ведь это заключительная и тоже героическая страница в истории обороны Таллина, и о ней следует рассказать. Тем более что этот рейд особенно ярко характеризует высокие моральные и боевые качества наших людей…»

Ученый-историк писал, что еще живы те, кто участвовал в этом необычайном рейде, и любезно сообщил мне адрес одного из них — П. Д. Бублика.

…Когда предстоит встреча с ветераном войны, то заранее ожидаешь увидеть пожилого воина, рано поседевшего, с сеткой морщин на лице и тяжелой одышкой, не говоря уже об остальных хворобах, которые цепляются к нашему брату. Не таким, по счастью, оказался Павел Дмитриевич Бублик. Бодрый, молодцеватый, подтянутый, в военной форме с погонами полковника, хоть сейчас в строй, будто не промчалось более сорока лет с той поры, о которой он охотно согласился рассказать.

Удивительно, что пережитое на жестоких дорогах сорок первого года он помнил во всех подробностях. Его не нужно было «настраивать» на определенную волну и тем более подталкивать наводящими вопросами. То, о чем он неторопливо и обстоятельно рассказывал, было не только пережито, но и передумано, взвешено, стало его жизненным опытом. Человек, испытавший и военное горе, и военное счастье, он понимал, что его рассказ поможет дальнейшим поискам и, возможно, приведет к открытию новых страниц в бесконечной летописи подвигов.

31-й отдельный стрелковый батальон, в котором служил старшина Павел Бублик — секретарь комсомольской организации, вел тяжелый бой на западной окраине Таллина. Каждый боец знал свою задачу — стоять насмерть и, сколько достанет сил, сдерживать бешеный натиск врага, изматывать гитлеровцев смелыми контратаками, не давать им ворваться в столицу Эстонии, прежде чем с Таллинского рейда не уйдут корабли Краснознаменного Балтийского флота и транспорты с войсками и военным имуществом.

Лишь поздней ночью, с большим опозданием, до батальона дошел приказ: не прекращая вести огонь по фашистам, отходить в Беккеровскую гавань для посадки на корабли, уходящие в Кронштадт.

— Мы готовились к отступлению, — вспоминает Бублик. — Все, что можно было взорвать, взрывали, все, что можно было сжечь, предавали огню. Подступы к нашим позициям минировали, а часть оставшихся мин выпустили по гитлеровским головорезам. Но пулеметы и минометы взяли с собой — они нам еще пригодятся! Немцы бешено обстреливали улицы, по которым мы отходили. Дошли до Беккеровской гавани — и ужаснулись! На причалах скопились тысячи военных, вырвавшиеся, как и мы, из огня, а в море — ни одного корабля. Последним покинул гавань «Казахстан». Командир лесовоза терпеливо поджидал опоздавших, хотя все каюты и палубы были заполнены. Но когда вражеские снаряды стали взрываться у самого борта, он получил «добро» на выход в Кронштадт.

Высоко поднимались свинцовые волны, предвещая приближение шторма. Позади бушевали пожары. Издалека доносились автоматные очереди. Гитлеровские солдаты шли по нашим следам и прочесывали улицу за улицей.