Уже темнело, взгляду все сложнее воспринимать окружающую его природу, превращая и так не совсем четкую картинку в невероятно размытую. Голоса потихоньку затихают, и остаются разве что шебуршение укладывающихся спать хонт да негромкие разговоры дозорных.

Дэрил мягко спрыгивает, тянется, разминая мышцы, загоняя чувства глубоко внутрь. Никто не должен увидеть, что творится у него в душе. Это всего лишь слабость, стыдная, недостойная, разъедающая его слабость.

Диксон дергается, напряженно вслушиваясь в шелест листвы, пытаясь уловить то, что привлекло его внимание. Он замирает, стараясь даже не дышать, боясь, что собственное дыхание заглушит неосторожный звук. И улавливает его, едва слышный, тонкий, словно писк маленького комарика. Вот только этот звук просто не может принадлежать животному. Дэрил бросает быстрый взгляд на горящие слабым дрожащим светом свечей окна. Нет, сам справится.

Рука инстинктивно ложится на ножны, нащупывая рукоять, поглаживая рельеф ручки. Он делает шаг в темноту. За спиной смыкаются высокие кусты, под ботинками тихо хрустят ветки. Все звуки как будто отрезает. И если Дэрил сейчас обернется, то увидит только чернильную пустоту. Никаких домов, никакой деревни, только бескрайний холодный космос.

В ушах слегка звенит, и только единственный звук прорывается через этот звон — тихий плачь ребенка. Инстинкты вопят об опасности, о том, что он поступает неправильно, что уходит от деревни слишком далеко, нарушая главное правило. Но голос завораживает, манит.

Из темноты смотрят тысячи провожающих его глаз, голодных, желающих урвать кусочек, осуждающих. Дэрил скалится им в лицо, потому что смерть — ничто. Уж лучше сделать это здесь, в пасти твари, нежели от уничтожающей его изнутри раковой опухоли.

Легкий ветерок шевелит волосы, щекочет шею, дергает ворот куртки, приятно согревая замерзшее тело, обещая, что чем дальше он уйдет, тем теплее ему будет. И все же он замирает, когда замечает темную хрупкую фигуру, освещенную светом полной луны, застывшую в центре поляны. Ему не нужно подходить ближе, чтобы понять, что это ребенок. Возможно, потерявшийся, а может и брошенный. Он сейчас беззащитно лежит на мягкой траве, подтянув ноги к груди, словно пытаясь тем самым согреть себя, даже не думая о том, что в любой момент откуда-то может выпрыгнуть тварь и убить его. А может, даже желая этого.

— Хей, — все же окликает его Дэрил, но ребенок так и не двигается, словно мертвый.

Мурашки страха бегут по позвоночнику, заставляя ладони вспотеть. Диксон обтирает их об штаны, шумно сглатывает и делает шаг вперед. Мышцы нехотя слушаются, тело как будто упирается в плотную стену, тяжело преодолевая ее, рискуя увязнуть в превратившемся в желе воздухе. И в какой-то момент ему кажется, что он так и повиснет в нем, застряв, словно муха в джеме. Но Дэрил продолжает идти, чувствуя боль в перенапряженных мышцах, упрямо собираясь спасти ребенка, оказавшегося в опасности этой аномалии.

Под ногами похрустывает короткая трава, выглядящая как-то искусственно, словно сделанная из пластика, выкрашенная в серый цвет и аккуратно подрезанная. Ни капельки дождя, ни жучка, ползущего по ней или даже веточки. Просто серое полотно, медленно поглощавшее фигуру беззащитного ребенка.

Пот стекает по лбу, заливает глаза, мешая видеть, но Дэрил все равно закусывает губу, смаргивает мутные капли, продолжая упрямо следовать вперед. Он должен помочь ребенку. Просто обязан. Непонятно, почему, но нужно.

Дыхание с хрипом вырывается из легких, на виске напрягается вена, рискуя просто взорваться. В голове кричит чей-то чужой, незнакомый голос, умоляющий его остановиться. Но он тонет в тихом всхлипе ребенка, сжимающим сердце, заставляющим словно животному рвать жилы, чтобы защитить.

Дэрил падает на колени, мелко дрожа всем телом. Кажется, в нем просто не осталось силы, и он не сможет больше ничего сделать. Вытянется здесь, рядом с ребенком, прижимая его к груди, и отдастся этому месту, окончательно сдастся. Но он поднимает тяжелую руку, чтобы опустить ее на хрупкое плечо, осторожно разворачивая его к себе.

В голове нарастает паника. Он скользит взглядом по бледному, освещенному лунным светом лицу, по пустым глазам, устремленном в черное небо. Внутри холодеет, ледяная ладонь страха сжимает сердце, выбивает дыхание из легких. Скула ребенка рассечена, на коже уже засохшая кровь, пухлая губа разбита.

Дэрил зажмуривается, тяжело сглатывая. Этого быть не может. Но когда он вновь открывает глаза, ничего не меняется. Это его лицо, его родинка, его глаза, его скулы, только младше на пятнадцать лет. Он даже помнил день, когда получил все эти раны. Это была всего лишь очередная драка, которая вполне нормально закончилась. Дэрил выжил. Иначе он просто не мог быть здесь…

Неожиданно светлые глаза оживают, переводя на него холодный взгляд, заставляя напрячься еще сильнее. Мальчик медленно садится. И в этом движении есть что-то неправильное, словно он делает это не сам, а кто-то управляет его телом. Голова резко поворачивается к Дэрилу, и разбитые губы растягиваются в незнакомой, пугающей усмешке.

— Ты умрешь, — холодно говорит собственный голос. — Это разорвет тебя.

Дэрил широко распахивает глаза, пытается поймать хотя бы один глоток воздуха. Кишки сжимаются, скручиваются в тугие ленты. Невыносимая боль прошивает тело, паника захлестывает сознание. Он даже не понимает, что происходит, просто спина ударяется обо что-то твердое, щеку покалывает трава. Диксон сжимается в комок, понимая, что сейчас просто сдохнет от боли. По виску скатывается слеза, теряясь где-то в волосах.

Легкие передышки между невыносимыми спазмами — как лучшая награда. Но затем все повторяется. Словно внутри ворочается острый нож или живой еж, который просто не знает, как выйти из этой темноты. Он двигается, превращая кишки в настоящую кашу.

То ли Дэрил привыкает, то ли спазмы на какое-то время уменьшают свою силу, но он слегка распрямляется, прижимает ладонь к животу, чувствуя, как дергаются под кожей мышцы. Только благодаря титаническим усилиям он находит в темноте нужный дом, поднимается по лестнице и наконец-то сворачивается на кровати, прижимая к груди ноги, пытаясь хоть как-то уменьшить боль.

Похоже, он из сна был прав. Дэрил умрет…

***

Рик нервно постукивал пальцем по шкуре, тупо смотря в темный потолок. К боку прижалась Джесси, водящая ладонью по груди. Вся такая нежная, ласковая и совершенно не вызывающая никаких эмоций, кроме желания наконец-то получить ребенка. Она была настолько обычной, что к ней просто нельзя было испытывать что-то, кроме безразличия. И Граймс был готов к тому, чтобы жить с таким человеком всю жизнь. Вот только…

Теперь, получив совершенно новые эмоции, почувствовав это ни с чем не сравнимое возбуждение, он не может жить как раньше. Есть вещи, которые полостью меняют тебя, заставляют иначе посмотреть на жизнь, для Рика этим стал Дэрил. Человек, столь желанный, что это даже пугало. Ведь изначально Рик смотрел на него только как на раба, как на инкубатор для ребенка, по совместительству неплохого бойца, а оказалось, что нашел самую большую занозу, которую не мог достать из собственного сердца.

Он до сих пор чувствовал бегущие по телу мурашки возбуждения, когда увидел Диксона с арбалетом. Нет, все произошло раньше. Когда он заметил его среди битвы, защищающим девушку и ребенка. Он был просто потрясающим, настоящим. Человеком, который сможет прикрыть Рика, защитить их ребенка, быть настоящей опорой. Правда… С ребенком была маленькая проблемка. Точнее, огромная.

И все равно, даже осознание того, что Диксон не подарит ему долгожданного ребенка, почему-то ничего не меняет. Нет, меняет, но какую-то незначительную мелочь, которая никак не влияет на решение Рика оставить Дэрила у себя, рядом с собой. Желательно в своей постели, наконец-то податливого, так же желающего Рика, как и сам Граймс его. Но для этого нужно было найти к нему подход.

Попытка добраться до мозгов через тело провалилась. Глупое было решение изначально, Рик просто пошел на поводу собственной похоти. Но… Как удержаться, когда то, что ты действительно желаешь, находится в непосредственной близости от тебя? Когда можешь получить хоть маленькую надежду на счастливое будущее? Да никак. Просто погружаешься с головой в иллюзию, наслаждаясь чужим вкусом на собственных губах. И вроде бы он должен был ощутить перенасыщение, но этого не происходит.