— Ну, хорошо, — ещё шире улыбнулась мама, вытирая салфеткой уголки губ и вставая из-за стола. — Не засиживайтесь допоздна. — Проходя мимо, она потрепала Тесея по голове и, перегнувшись через стол, легонько щёлкнула Ньюта по носу. — Спокойной ночи.

Без мамы, у которой улыбка не сходила с лица, в столовой повисла тяжёлая тишина. И похолодало, будто где-то рядом притаился дементор.

— Спокойной ночи. — Тесей встал, задвинул за собой стул и вышел. У него была странная, деревянная походка.

Ньют остался в одиночестве. Посуда со стола уже исчезла, скатерть сменилась на свежую. Только свечи ещё горели в старинных бронзовых, начищенных до зеркального блеска канделябрах. Сидя лицом к спинке стула, Ньют разглядывал своё отражение в одном из них, стоящем на декоративном трёхногом столике. Ножки его были выполнены в виде львиных лап — дед собственноручно выточил его из лавра после путешествия в Грецию к дальним родственникам.

Если оглядеться, можно понять, что больше всего памяти о прошлых поколениях Скамандеров хранила именно столовая, а не гостиная. Только здесь, в светлой длинной зале, окнами выходящей на сад, вся семья собиралась за одним столом, чтобы обменяться новостями. И здесь же они старались оставить свой след.

Критская фреска — привёз из экспедиции двоюродный дед, несколько киликов на полке потухшего камина — наследство бабушки, две халцедоновые фигурки гиппогрифов в центре стола — мамины, часы с именными стрелками — отцовские.

И только они с Тесеем не принесли ничего этому месту.

Тяжёлые мысли не покидали голову и ночью. Ньют долго ворочался в постели, силясь уснуть, но не смог. Тогда он перевернулся на спину и уставился в потолок, будто ждал, что сейчас высшие силы огненными буквами напишут ему рецепт от бессонницы.

Он резко сел на кровати, потянулся к лежащей на тумбочке палочке и нечаянно смахнул на подушку колдографию. Старая, с чуть подпаленным верхним правым углом и чётко видными следами сгибов, она была дорога сердцу. Ведь на ней они — все трое и ещё живой кот Бандит — улыбались, позируя на фоне галечного морского пляжа. На память.

Волнение удваивает страдание, часто говорила мама. Но ведь всё закончилось хорошо? Все же вернулись…

Паркет холодил босые ступни. Ньют пошарил ногами под кроватью, но не нащупал тапочки. Если он прогуляется за стаканом тёплого молока на кухню, ничего страшного ведь не произойдёт, не так ли? Не настолько пол холодный, чтобы можно было простудиться.

Часы в прихожей показывали почти три ночи. Если бы не выходной, завтра на рабочем месте Ньют чувствовал бы себя выброшенной на берег рыбой. Он не был соней, для хорошего самочувствия ему вполне хватало пяти-шести часов покоя, но нарушение режима тяжело сказывалось на умственной деятельности.

Из-под двери кухни пробивался трепещущий свет. Ньют приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Так и есть, Тесей сидел у окна и курил, подперев свободной рукой подбородок.

— Ты не спишь, — вырвалось у Ньюта. Брат встрепенулся, словно с него спало оцепенение, стряхнул сигарету над пепельницей.

— Слишком много думаю в последнее время, — криво усмехнулся Тесей, делая затяжку.

Ньют ему не верил. В неровном свете горящей на столе свечи он поднял глаза на брата, собираясь сейчас же всё тому высказать, но слова застряли в горле.

Тесей выглядел… как выразился бы Корней: «краше в гроб кладут». Ньют не замечал раньше залёгших под потускневшими голубыми глазами теней, кривой ухмылки, не сходящей с бледного лица подобно маске, и этого ощущения тяжести. Ему казалось, причиной тому был табак. Ньют не помнил, когда в последний раз видел брата без сигареты в руке. Он ненавидел этот запах, плотно въедающейся в кожу, отдавая привкусом несводимой тоски.

«Зачем ты мне врёшь?» — хотел спросить Ньют, но Тесей неожиданно заговорил:

— О чём ты говорил сегодня с Селвином? — и момент был упущен. Робость перед братом вновь подняла голову.

— Он задал несколько вопросов о Бёрни. — Ньют отошёл к плите. Взмахнув палочкой, он подпалил дрова, чтобы подогреть молоко. — Спросил о работе, о прочем таком. Да ты ведь и сам знаешь эти процедуры…

У плиты было тепло и уютно, но спиной Ньют всё равно чувствовал пристальный взгляд брата. И запах тоже никуда не девался.

— Он не спросил ничего необычного?

— Например? — Ньют обернулся через плечо.

— Он не спрашивал обо мне?

На поверхности молока появились первые пузырьки.

— Нет, но… Что происходит, Тесей? — Брат врал о бессоннице, но, может, он хоть объяснит, во что впутался Бёрни? Может, хоть ненадолго покинет свою каменную раковину? — В чём обвиняют Бёрни? Я не верю, что он преступник.

Тесей загасил сигарету и достал из портсигара очередную. Он молчал и продолжал молчать, пока не начала тлеть белая бумага и первый пепел не пал на стол некрасивой серой горкой.

— У меня есть некоторые предположения, но… Держись подальше от этого дела, Ньютон. Если предчувствия меня не обманывают, здесь замешаны опасные люди.

— Но почему?.. — Ньюту было обидно. Да, Тесей всегда был скрытным, но они ведь братья. Ему можно довериться.

— У тебя молоко сейчас убежит.

Он обернулся, едва успев поднять серебряный ковшик до того, как взбунтовавшаяся пенка перевалила бы через край. А когда обернулся — Тесея уже не было на кухне. А вместе с ним исчез и дым, и опустела пепельница.

Комментарий к Глава 2

* Исидор Севильский «Этимологии», XII.4.36

========== Глава 3 ==========

— Ньют, ты такое сейчас пропустил! — Каван была необычайно возбуждена, аж подрагивала – так хотела поведать свою историю. Может, для неё это и было типичное поведение, но Ньюту не доводилось видеть коллегу где-то помимо работы, и поэтому он был удивлён.

— Что случилось?

— Приходила репортёрша из «Пророка»! — Размахивающая руками Каван походила на мельницу. Ньют даже побоялся, что она уронит тяжёлую вешалку или один из картотечных шкафов, на грохот прибегут люди из соседних кабинетов, и тогда в маленькой комнате станет не протолкнуться, потому что наверняка Каван захочет всем рассказать о… — Спрашивала о Бёрни. Как давно работал, кем был. Представляешь, его обвиняют в убийстве!

— Что? — опешил Ньют. Он не мог назвать себя знатоком людских душ. Да что там говорить, он маму и родного брата не всегда мог понять! Но за последние три года ему пришлось многому научиться. Заточённый где-то в казематах при Министерстве Бёрни походил на мелкого контрабандиста или взяточника, но никак не на хладнокровного убийцу.

— Двоих магглов! — Каван пылала праведным гневом. — На глазах маггловского ребёнка!

Теперь Ньют смотрел на Каван во все глаза. Всё это казалось смехотворным, такие обвинения, статья для газеты. Будь здесь Тесей, он наверняка бы уже что-то понял, сложив в голове паззл. Ньют же только мог сказать, что дело нечисто.

— Бёрни… убийца?

— О! — Коллега резко обернулась к своему столу и в следующее мгновение перед Ньютом упала толстая старая папка. — Заходил секретарь из архива Визенгамота, передал дела по твоему запросу. Держи!

— Ага, спасибо, — без особого энтузиазма отозвался Ньют. С иском Фэрфорд всё ещё нужно было разобраться, и как можно скорее, потому что сроки поджимали. Конечно, если бы Ньют только и делал, что искал похожий прецедент в прошлом, перебирая в архиве папку за папкой (то есть это делал бы архивист, а от Ньюта требовалось только знать нужные номера, выяснить которые тоже было делом не десяти минут), он бы справился за неделю. Теоретически. Возможно. Разбирайся он в юриспруденции лучше. Но не просить же, в самом деле, помощи у Тесея…

— Мисс Каван, — в дверь просунулась седая голова мистера Теккерея, — будьте любезны, сделайте мне чай без сахара.

Сесиль, помимо своей основной работы, также исполняла обязанности секретаря и «девочки с чаем». Она кивнула, отрываясь от учётной книги.