Ньют вернулся к коробке. Том всё так же безмятежно спал, и Ньют опустился на колени, кончиком пальца оглаживая то место, где иголки были мягче.
После возвращения ему нравилась тишина его нового жилища. Чары оградили его от происходящего за стенами, и он, впервые за три года, мог работать, не отвлекаясь и никем не отвлекаемый. Но сейчас тишина казалась липкой, как тина, неприятной настолько, что Ньют пожалел, что у него нет обычного маггловского патефона, чтобы поставить пластинку и представить, что в комнате есть ещё люди.
Как-то само собой пришло решение. Наилучшее, пожалуй, в этой ситуации. Вряд ли мама будет против Тома, если он не станет поджигать занавески. А он не станет. За это Ньют мог ручаться.
Он принялся собирать самое необходимое в чемодан.
========== Глава 5 ==========
— Ньют, радость моя, не ожидала.
Мама стояла на веранде с волшебной палочкой. Ударившие ночью морозы превратили лужи от вечернего дождя в полупрозрачный лёд, намертво сковавший крыльцо. Исходящий от палочки жар плавил его. По ступенькам уже бежали первые ручейки.
— Здравствуй, мама. — Ньют обнял её свободной левой рукой, удерживая чемодан так, чтобы не ударить по ногам. — Я подумал, что тебе наверняка будет тяжело одной с Тесеем. Он же такой зануда.
Она звонко рассмеялась.
— Ты проходи в дом, холодно же, — похлопав по спине, поторопила она Ньюта, входя следом. Ещё не рассвело, и на улице действительно было прохладно. — На работу не опоздаешь?
— Я только чемодан оставлю, — быстро заговорил Ньют, простым заклинанием отсылая свою поклажу в комнату на втором этаже. — А вечером вернусь, всё разберу. А, и ещё со мной будет кошка.
— Ты завёл кошку? А как давно? Что за порода? Как назвал?
— Это домовладелицы. Беспородная. Хаски. Всё, мам, мне пора! До вечера.
Он обнял мать и выбежал на улицу, едва не поскользнувшись на обледеневшей дорожке, ведущей от дома к воротам. И аппарировал к «Дырявому котлу», рассчитывая попасть в кондитерскую в Косом переулке до того, как очередь желающих полакомиться фирменными кренделями с корицей выстроится до самого Гринготтса.
На четвёртом уровне в такую рань было предсказуемо пусто. Только парочка сонных волшебников выползла в коридор, и по их виду нельзя было точно сказать, ложились ли они сегодня спать или всю ночь провели на каком-то срочном вызове.
— Если эта Гризельда, чтоб ей икалось слизнями, снова поднимет нас на ноги, потому что ей в полночь полтергейст мерещится, — сокрушался один из парочки, когда Ньют к ним приблизился, — видит Мерлин, я найду способ сдать её целителям из Мунго!
— Старухе уже сто двенадцать, — флегматично отозвался его собеседник, — ей хочется внимания, вот и атакует все отделы по любому поводу. Вот увидишь, в следующий раз к ней авроров пошлют, потому что её дом осадят инферналы.
— Как этот… как его? Беркли? Бакки?
Ньют замедлил шаг.
— Бёрк. Год назад громкое было дело. Ух!
— И всё равно…
Волшебники удалились за пределы слышимости, а Ньют всё ещё стоял как вкопанный и смотрел им в спины. Наконец, мотнув головой, он продолжил путь к Бюро.
— Ты сегодня рано, — непроизвольно вырвалось у него при виде Каван. Та сидела за столом в мрачном расположении духа и что-то быстро писала.
— Мистеру Теккерею не нравится, что я опаздываю на работу, о чём он мне вчера любезно сообщил, — отозвалась она, не поднимая глаз от записей. — Ты что-то хотел?
Ньют чувствовал себя очень неловко. И это чувство только усилилось, когда он достал коробку лакричных палочек.
— Я хотел извиниться за вчерашнее, — на одном дыхании выпалил он. — Я заметил, что тебе нравятся лакричные палочки и… вот.
Каван отложила перо и, закусив губу, подняла взгляд на Ньюта.
— Ньют, ты очень милый, и твоя забота тоже очень милая, но… — Она замялась. — Давай забудем. Давай решим, что ты никогда не спрашивал, а я ничего не отвечала. Понимаешь?
Ньют неуверенно кивнул, но коробку со сладостями не убрал.
— Давай тогда выпьем чаю за… — Он забегал глазами по сторонам, ища вдохновение. Взгляд натолкнулся на календарь. — За то, что до Рождества осталось чуть больше четырнадцати дней.
Напрягшееся было лицо Каван расслабилось. Она кивнула, разворачиваясь, чтобы сделать чай, пока Ньют распаковывал лакричные палочки.
— Не думала, что скажу это, — произнесла она, расположившись на краешке рабочего стола, — но без Бёрни здесь как-то тихо.
Сидящий рядом Ньют перевёл взгляд на пустой стол, сиротливо стоящий прямо напротив двери. Даже масляную лампу и ту упаковали в коробку и унесли. Будто за этим столом никогда никто не сидел, и он просто стоял в кабинете по чьему-то недосмотру, и скоро ему найдут нового владельца, если вообще не унесут, поставив на освободившееся место новые картотечные шкафы.
— Я тут подумала вчера… Ньют, ты слушаешь?
— Я просто задумался. Продолжай, — улыбнулся он, оборачиваясь к коллеге. Она откашлялась.
— Я думаю, ты прав, Бёрни не убийца. Мне казалось, он вообще болеет, бледный в последнее время ходил.
Ньют внимательно слушал. В его памяти отложилось только то, что в последние две недели до ареста Бёрни утроил усилия по выведению Ньюта из душевного равновесия. Если он болел, это могло получить логическое объяснение. Некоторые звери, когда им плохо, становятся агрессивнее.
— Не похоже на симптомы какой-нибудь магической болезни, — нахмурившись, сказал Ньют. — У него ведь глаза были нормального цвета? — Каван кивнула. — Пятен на коже я не видел. Обычную простуду он бы вылечил за час, зайдя за зельем в аптеку.
В памяти всплыло, что в прошлом месяце Бёрни ненадолго брал больничный.
— Я думаю, это была не обычная болезнь. Я слышала, у магглов есть курительные порошки, снимающие боль и вызывающие эйфорию…
— Опиум.
— Как?
— Опиум, — повторил Ньют. — Магглы запретили его продажу, потому что он вызывает привыкание, а потом и помутнение рассудка.
Надо было признать, версия звучала правдоподобно.
— Ты в этом разбираешься?
— Нет… Не то что бы. Знакомый разбирался.
Каван замолчала, уткнувшись в кружку, которую крепко сжимала в ладонях, поставив на колени.
— Мне не нравился Бёрни, — прерывал Ньют неуютное молчание, — я не хотел бы с ним работать, но я не верю и не смогу поверить, что он убил человека. Не такой он…
— Слишком трусливый и недоумок, — вставила Каван.
— Да, именно, — непроизвольно хохотнул Ньют. — Такие не убивают людей в мирное время. — Он соскочил со стола, задев Каван, отчего та чуть не выплеснула на себя чай.
— Ты куда?! — крикнула она, стоило Ньюту схватить с вешалки пальто.
— В библиотеку! Скажи мистеру Теккерею, что я работаю с Фэрфорд!
Дверь захлопнулась.
***
«Чудовищное преступление, потрясшее всё магическое сообщество Британии», «неслыханное нарушение Статута Секретности», «министерским стирателям памяти едва удалось замять»… Эти и другие, не менее громкие, заявления сопровождали упоминание имени Бёрни уже третий день. Будь Ньют простым читателем «Ежедневного пророка», он не был бы удивлён. Подобные преступления были редкостью для немногочисленного, в сравнении с маггловским, магического населения Туманного Альбиона, поэтому каждый такой случай широко освещался прессой и становился темой для самых горячих обсуждений.
На столе стояла коробка, куда складывали свежие выпуски, чтобы потом подшить в папку и убрать на полку. Волшебники с колдографий махали руками, всем своим видом призывая купить невероятное и крайне необходимое новое средство от облысения или продукцию фирмы «Волшебные фейерверки» («Драконы! Кельпи! Грифоны! Совершенно безопасно!»). И только один волшебник на первой полосе мрачно смотрел в камеру, сжимая в руках арестантский номер.
Каван оказалась права: выглядел Бёрни очень неважно, будто не спал несколько дней и плохо ел.
Ньют бегло просмотрел оставшиеся листы, но их занимали сообщения о погоде, о рынке мётел и о новых поправках к закону о магическом транспорте. Месяц назад — Ньют помнил, потому что об этом за ужином говорили мама и Тесей — кто-то анонимно опубликовал в «Пророке» статью, где между цитат из Аристотеля и Конфуция ясно читалось «маги должны стоять выше магглов». Скандала не получилось, тираж изъяли, главного редактора попросили в бессрочный отпуск, и всё, казалось бы, затихло. Тесей отказался говорить больше, но и так было понятно, что статьи теперь проходят цензуру.