Он утробно зарычал, не желая сдаваться, ведь это значит, что всё, и неужели Трэверс правда, серьёзно…

— Упорный. — Новые полосы металла возникли вокруг запястий и локтей, прижали ноги к столу. Потом оковы чуть раздвинулись, и под ними появились плотные подкладки. — Очень упорный, верно? Ты будешь рваться так, что можешь истечь кровью. Мне это не нужно.

Тяжело дыша, Тесей вскинул голову. Они встретились взглядами. Хотелось думать, что это проверка или такой странный обряд посвящения, что это неправда, но что-то внутри надрывалось от осознания: не обманывайся!

Тесей был распят лицом вниз на рабочем столе Трэверса, массивном, пустом — все безделушки и бумаги с него куда-то делись. Сдаваться или бежать Тесей не хотел — хотел драться.

Но металл был неуступчив. Тяжеленный стол даже не шелохнулся, хотя Тесей дёргался изо всех сил, пытаясь вырваться из созданных магией оков. Нет, нет, пусти!..

— Хватит уже, синяков наставишь. — Чужая ладонь опустилась на спину, жёстко огладила поясницу, и Тесей взвыл. Полосы сжались, потянули вниз, сильнее прижимая его к начищенной до зеркального блеска столешнице, в груди сдавило, воздуха не хватало, но он не мог не…

— Торпео! — не выдержал Трэверс, и Тесея парализовало.

Холодный воздух коснулся кожи, оковы стали ближе: вся одежда исчезла, мелькнула на краю поля зрения, складываясь аккуратной стопкой в кресле.

Чужая рука снова коснулась спины, кончики пальцев пересчитали позвонки, но теперь Тесей не мог биться. Не мог отчаянно сопротивляться — так, чтобы не осознавать.

— Не то чтобы мне так нравилось. Но ты же по-хорошему не согласен. — Голос Трэверса был спокойным, ровным. Тесей слышал его приглушённо из-за шума крови в ушах.

Ещё одно незнакомое заклинание, и внизу живота словно прошла холодная волна.

Глупо было надеяться.

Любая проверка уже бы точно закончилась, не доходя до такого.

Чары не давали рваться, даже кричать, любым способом оказаться не здесь и не сейчас, не в своем теле, привязанном к столу, не принадлежавшем ему, пока что-то твердое и скользкое настойчиво впихивают в задницу.

Это должно было закончиться. Не ещё, не надо, только не следующую секунду, почему?..

Всё это не должно было происходить, но происходило. Трэверс молчал, пальцы — наверное, пальцы — хозяйничали в заднице, их нельзя было не ощущать. Они давили, растягивали, двигались туда-сюда. Почти не больно, но Тесей жалел об этом — в боли потонуло бы осознание.

Проникновение прекратилось, но должно было произойти что-то худшее — так и случилось. Подвижные, беспощадные металлические полосы раскрыли рот, проникли внутрь, надавили на обе челюсти, мягкие путы заставили поднять голову. Извивающееся, шевелящееся, с привкусом железа нечто было у Тесея во рту, двигалось там, ёрзало, пока не замерло. Удерживая так, что ни отвернуться, ни сжать зубы он не мог.

Тесей закрыл глаза.

Оковы давили не очень сильно. При каждом вдохе грудь упиралась в согретую теплом тела столешницу, край которой давил на бёдра до слабой боли. Это всё равно было лучше, чем горячее, твёрдое, влажное, ритмично скользящее по языку, нёбу, щекам.

Кончик палочки кольнул шею, и горло словно онемело. Что-то мягкое, держащее под подбородком, потянуло ещё, заставило безвольное тело запрокинуть голову.

Сначала корень языка, потом глубже — в самое горло. Очередной вдох замер на середине, прерванный тем твёрдым и настойчивым, раскрывающим…

Вдохнуть Тесей не мог, пока Трэверс не отступил. Дал подышать, после чего повторил.

Чужие жёсткие пальцы лежали на щеке, подбородок был мокрым от слюны. Тесея не скручивало спазмами, он не давился — просто не мог дышать, когда Трэверс входил, а на горло изнутри давило чужеродное, твёрдое, плотно охваченное стенками.

Голова слегка кружилась. Трэверс вытаскивал, давая вдохнуть, раз за разом, а неподвластное тело охотно цеплялось за возможность, жадно втягивая воздух. Тесей даже этого не хотел — но помешать не мог.

Времени не было: это происходило и происходило.

Потом всё же прекратилось. Трэверс отступил, оставив рот Тесея в покое, путы, удерживающие голову, ослабли, уложив щекой на стол, но терзающий губы металл никуда не делся.

— Красивый. — Пальцы коснулись виска, намотали короткую прядь волос. — Отлично смотришься. Лучше бы ты согласился, Тесей.

Горло саднило, оно ощущалось раскрытым — словно и не вытащили.

Бёдра, прижатые к окованному металлом краю, теперь напоминали о себе болью. Тусклая, ноющая, она словно вспыхнула ярче, когда его первый раз толкнули вперёд.

Трэверс повторно наложил парализующее заклинание, и Тесей ничего не мог. Запертый в своём же теле, прикованный к столу, он даже не смог сжаться, когда в него снова проникли.

Всё ещё не так уж больно. Странно. Очень интимно. Давило изнутри — мерные глубокие толчки, от которых хотелось кричать, прекратить, куда-то деться — словно без его согласия взяли не тело, а саму душу.

Горячая, быстро остывающая дорожка побежала по переносице, виску, размазалась по столу.

Тесей ждал, когда всё это кончится. Словно забившись в угол в своём же собственном сознании — оно ещё оставалось ему подвластно. Край стола ощущался болезненнее проникновения, и о нём думать было проще. Проще, чем о руках на спине, проще, чем о толчках изнутри, каждый из которых словно что-то отнимал у него.

Дышать ничто не мешало, но воздух плохо проходил в горло. Давление поднималось от груди вверх, горькое, настойчивое, мучительное — пока не стало сменяться ощущением холода и пустоты.

Пустой.

Грязный.

Было мокро. Остывающие капли покрыли ягодицы, вход, стекали вниз медленно, тягуче, липко.

Трэверс отошёл от него, и Тесей лежал, медленно осознавая. Может ли он надеяться, что всё закончилось?

— Торпео!

Нет.

Трэверс, небрежно взмахнув палочкой, отправил одежду Тесея в сторону, занял кресло, оказался на линии взгляда. Тесей видел его — уже застегнутого, приведшего себя в порядок, — но казалось, будто он сам в происходящем не участвует.

— Предпочёл бы обойтись без таких мер. — Трэверс поморщился, направил палочку на кандалы, и те немного ослабли.

Рваться уже не хотелось.

— Нет. Так не пойдет. Мне нужно твое внимание. — Палочка легко коснулась лба, и Тесея словно ледяной водой окатило. На миг все следы, ушибы, фантомы прикосновений вспыхнули огнем, потом перестали ощущаться. Тесей даже смог дёрнуться вверх, хватая воздух пересохшим ртом. В голове прояснилось, словно давящий мрак немного отступил.

— Лучше, — одобрил Трэверс. Тесей хмуро поймал его взгляд. Внутри разгоралось желание вырваться и поквитаться, хоть как, не важно…

— Ш-ш-ш. — Палец к губам. — Подумай, что будет, если, выйдя отсюда, ты пойдешь жаловаться в свой отдел?

Об этом Тесей ещё не думал. Тяжёлое, тёмное вспыхнуло в груди, окатило…

— Будет неприятно, — сказал Трэверс спокойно. — А на суде, если до него вообще дойдет, — ещё неприятнее. Ты полукровка, и у твоей семьи не так много связей, чтобы убедить Визенгамот, что это была не клевета. Ты понимаешь?

Тесей замер безо всякого парализующего заклинания.

— Словом, аврором ты так и не станешь. Если скажешь кому-то, разумеется. — Трэверс встал. — Какие-то проблемы будут и у меня, но ты отправишься прочь из Министерства.

От ещё одного движения палочкой металл изо рта исчез, как и не было. Сдерживая стон, Тесей сомкнул губы — челюсти отчаянно сводило, простреливало огнем, язык пересох и царапался, зато щека была мокрой.

По спине пробежал холодок, и уже начавшие высыхать, стягивать кожу капли исчезли.

— Веди себя разумно, и я тебя помогу, — посулил Трэверс тем же ровным тоном. — У меня есть что предложить взамен. А ты, судя по всему, мальчик амбициозный и не хочешь лишаться всех шансов, верно?

Тесей молчал, облизывал губы. Он представлял себе реакцию — семьи, коллег, Визенгамота, начальства. Хотел вернуться домой. Залезть в ванну, в горячую воду, дать ей растворить, смыть с себя это всё.