Сонный, усталый и едва соображающий, Тесей с трудом следил, как Трэверс собирался. Оделся, убрал следы, укрыл одеялом, поставил что-то звякнувшее на прикроватный столик и погасил свет.

— Я верну все охранные чары на место. Спокойной ночи, Тесей. До завтра.

***

Этот день настал.

Яркое солнце разогнало туман над Кингстон-апон-Халл, его лучи согревали лицо и ладони, ослепляли, отражённые от витрин и окон. С покатых крыш капало под ноги стоявших вдоль дороги запряжённых лошадей.

Город выдыхал заводами, шумел отбойными молотками, смеялся голосами уличных зазывал и хрипел трубами пароходов, точно бился в лихорадке. С реки несло углём и машинным маслом, стойко пахло потрохами и чем-то подгнившим. Над головой хлопало постельное бельё, растянутое на перекинутых между домов верёвках. Со стороны улицы кто-то высоко, истерично закричал, следом воздух разорвали проклятия. Взвизгнули шины.

Переведя дух и дождавшись, пока пара моряков, не вовремя оказавшихся в переулке за рыбной лавкой, докурят сигареты, Тесей аппарировал снова.

Трэверс жил в живописном местечке у переходящей в парк дубовой рощи. Фасадом его дом смотрел на изгиб реки Халл, с заднего двора можно было за пару минут дойти до озера, где плавали казарки и лебеди.

Тесей неплохо знал местность, знал, где пролегает граница маглоотталкивающих и защитных чар, поэтому предпочёл аппарировать к роще, чтобы наверняка остаться незамеченным. Прошедшие четыре дня Трэверса стерегли Росс и Макдорманд, через час их сменят Голлан и Суини, так что наверняка те расслаблялись, ожидая коллег.

Ветер швырял по безлюдной аллее прошлогоднюю листву, скрипел ветвями деревьев. Мощные, крепкие, с широкими стволами, эти дубы проживут ещё долго, увидят многое.

Тесей поднял голову, разглядывая толстые ветви. На таких, кажется, маглы раньше вешали своих преступников.

Вскоре мощёная камнем дорожка, между трещин которой пробивался сухостой, закончилась. Дальше начиналась роща. Последний рубеж.

На отшибе рос дуб, надвое расколотый молнией, но всё же устоявший и невесть как выживший. Тесей полагал — дело в магии. Здесь её было достаточно, чтобы обходить законы природы.

Он поднял уверенно сжимающую палочку руку. Защитные чары, узнавшие его, поддались охотно, но по ощущениям Тесея словно окатили ледяной водой, когда он шаг за шагом продвигался вперёд. Маленькая, незаметная брешь. Такую не найдут, да и не очень-то будут стремиться.

Вот за голым полем показались очертания дома. Тесей вынул из-за пазухи сложенную мантию-невидимку, расправил. Лёгкая, невесомая, она переливалась на свету. Пришлось ненадолго позаимствовать из арсенала.

Чтобы не оставить в рыхлой, влажной земле следов, Тесей наложил чары на обувь. На курсах преподаватель говорил, что вряд ли это заклинание пригодится, но хороший аврор должен знать как можно больше и учиться новому. На войне оно здорово помогало куда-нибудь прокрасться. Как и сейчас.

Устроившись на веранде, Росс и Макдорманд играли в исчезающие карты, комментируя каждый ход и оставив без внимания задний двор. Конечно, они совсем не волновались. Палочку у Трэверса отобрали, а на всех входах и выходах и на окнах лежали дополнительные чары, так что охрана была скорее символом, чем необходимостью.

Тесея увиденное обрадовало. Не хотелось применять к подчинённым Конфундус.

Дом казался покинутым, безжизненным. Погашенные газовые светильники, опущенные тяжёлые портьеры; где-то в глубине залов первого этажа гулял сквозняк, перебирая хрустальные подвески люстры.

Ведущая на второй этаж лестница утопала во мраке. Тесей смотрел на неё, и кровь глухо била в ушах. Собраться. Сейчас нужно собраться. Он не единожды приходил в этот дом, поднимался по этим лакированным ступеням, так почему же ноги не гнутся, как в первый раз?

Перед тем как войти в кабинет, Тесей скинул и убрал мантию-невидимку.

Трэверс сидел, развернув кресло к открытому балкону, смотрел в никуда. Рядом стоял изящный графин, наполненный чайного цвета напитком, и стакан, на донышке которого ещё осталось несколько капель. Тонкие раздвинутые занавески слабо трепыхались на ветру, и Тесей поёжился от холода, но шедшего изнутри, а не с улицы.

На всякий случай Тесей невербально наложил заглушающие чары, спрятал палочку в рукав.

— Хорошо, что ты пришёл. — Трэверс обернулся, потом полностью развернул кресло. Голос его был трезв. — Присаживайся. Какие новости, Тесей?

— Фоули развернул против тебя целую кампанию. — Поколебавшись, Тесей опустился в предложенное кресло, где, случалось, проводил целые ночи за работой. Вытащив из кармана уменьшенный утренний выпуск «Пророка», он вернул ему первоначальный размер. Заключённому под домашний арест не полагалась такая мелочь, как свежая пресса.

Трэверс читал не отрываясь. Склонив голову, Тесей исподлобья следил, как менялось его лицо, серея, теряя все краски. Большая, обстоятельная статья, в которой обвинения в убийстве могли даже затеряться на общем фоне. Тесей не брался судить, почему Трэверс связался с контрабандистами: только ли из желания ещё увеличить своё состояние или азарта или необходимости доставать запрещённые артефакты для кого-то из родни? Главное, что семья от него отвернулась, о чём и сообщила журналисту.

Тесей отказался от комментариев, так что по нему в статье тоже прошлись. Но ничего катастрофического. Шейла Мобри держала слово, и предложение от Фоули, пока облачённое в намёки и размышления о будущем за необременительной чайной трапезой, уже поступило.

Трэверс закончил чтение, сложил газету, потом ещё раз. Тесей ожидал чего угодно: вспышки гнева, проклятий, перемежаемых глотками виски или коньяка, что бы в графине ни было, попытки спешно придумать, как выбраться, или просьбы о помощи; чего угодно, но не отразившегося на холёном лице бессилия и тягостного, траурного молчания.

Если бы Трэверс кричал, Тесею было бы легче. Но в тишине тугой комок сплетался в груди, давил. Тошнило от самого себя.

— Вот, значит, как. — Трэверс подпёр кулаком подбородок, смотрел в упор. — Выходит, это конец? Убийца так и не найден, и всех собак спустили на меня.

Тесей отвёл взгляд.

Громко, тревожно пробили часы, возвещая приход полудня. Интересно, на что указывает стрелка тех, других, в обеденном зале? «Смертельная опасность»?

Трэверс молчал. Тесей тоже. Ветер раздувал призрачно-прозрачные занавески, пока шнуры на стенах сами не поднялись в воздух, не обхватили, фиксируя на месте, завязавшись красивыми узлами.

— Тебя ждёт пожизненное, — тихо сказал Тесей, точно сожалея. — Я не смогу…

— Можешь не продолжать, — фыркнул Трэверс. — Твоих связей не хватит.

Он всё-таки налил себе немного выпить, по кабинету поплыл густой аромат с нотками дуба. Поражение давило, сгибало Трэверса, как одинокое дерево в шторм. Тесей видел это по ссутулившимся плечам, застывшему взгляду, опущенным уголкам губ.

«Полукровка без связей» — так когда-то назвал его Трэверс и был прав. Но, приблизив к себе, продвигая, он открыл Тесею дорогу в дома влиятельных волшебников и волшебниц, сам представил некоторым из них, чтобы упрочить положение Аврората. Так одно выгодное знакомство стало двумя, тремя… «Полезно для работы», — полагал Тесей. Полезно для освобождения — как оказалось теперь.

— Есть способ избежать Азкабана, — будто бы неуверенно произнёс Тесей. Никто не хочет в Азкабан. — Если ты захочешь.

Небольшой прямоугольный пузырёк, жёлтая этикетка наискось, запечатанная чёрным воском пробка. В полумраке кабинета тёмно-красная жидкость походила на кровь.

Трэверс сразу узнал зелье, взял в руку, смотря на этикетку.

— Забавно… — Он горько усмехнулся. — Ты один остался мне верен.

Пробка покинула горлышко со страшным чавкающим звуком.

Тесей ухватился за край стола, привстал.

— Останься, — попросил Трэверс.

Тесей сел.

Никто не хочет умирать в одиночестве. На войне в полевых госпиталях его отравленные хлором, смертельно раненные, лихорадившие от испанки товарищи судорожно хватали за руки проходящих медсестёр, капелланов, кого угодно, лишь бы провести последние минуты рядом с кем-то, кто утешит, пообещает заботиться об оставленных родителях, жёнах и детях, передаст привет возлюбленной, которой теперь не дождаться жениха.