Оушин с любопытством наклоняет голову, сильнее надавливает. Дилан ниже опускает ладонь, намереваясь вовсе опустить её. Девушка оказывает достаточное воздействие, но кое-что её интересует немного больше, чем простое использование острого предмета. Тея скачет взглядом с ножика на профиль О’Брайена, решив не тянуть с данной идеей, иначе она успеет её осмыслить и проанализировать, поняв, насколько это неправильно.
Но он ведь сам посадил зерно, когда попросил её об этом, а она сделала вид, что не слышала, и с того момента не может думать ни о чем, кроме возникшего интереса.
Девушка быстро убирает ножик и наклоняется к его шее…
— А, — выдыхаю, приоткрыв рот, и сильнее нервничаю, принявшись почесывать щеку пальцами. — Вряд ли это действительно помогает, — не могу побороть желание спрятаться, поэтому беру кончики волос, поднося их к носу, чтобы скрыть нижнюю часть лица. Это странно, знаю, но внушает мне ощущение защищенности.
Его кожа была такой необычной на вкус.
— Да. Но я бы не хотел ехать куда-то, — объясняет, почему благодарен мне, хотя я ничем ему не помогаю. — Напиваться и… — начинает жестикулировать ладонью с сигаретой между пальцев. — Ну… — явно хочет выразиться менее грубо, поэтому так долго обдумывает. — Смотреть фильм с кем-то, — и опять с его губ срывается долгий выдох. — Поэтому очень выручает.
Киваю. Не хочу развивать эту тему. Молчу. Смотрю на угли, надеясь, что на этой неловкой для меня ноте мы прекратим говорить, но Дилан по обычаю болтлив:
— Так что спасибо за это, — но он больно часто вздыхает, чтобы казаться расслабленным, возможно, и у него возникает напряжение и дискомфорт от создавшейся ситуации. — Я тоже тебя выручу, — исправляется. — Мы выручим.
И как мне реагировать на подобные заявления? Резко поворачиваю голову, врезавшись хмурым, слегка тревожным взглядом в лицо парня, забывая о необходимости быть менее открытой в плане эмоций. Дилан устало подпирает висок кулаком, в пальцах которого дымится сигарета, и смотрит куда-то на угли, слишком серьезным тоном шепнув:
— Ты будешь в порядке.
Знаете, он будто не мне говорит. Эти слова явно были адресованы кому-то другому, и видно, какой жуткий дискомфорт у него вызывает ощущение повторения. Уверена, он подразумевает что-то свое, поэтому мне не стоит зацикливаться на его словах.
Но что-то определенно неприятно екает в груди. Опять. Понимание? Не знаю. Не могу разобрать своих чувств, просто… Нет, я не буду в порядке. Этот парень не имеет понятия, о чем говорит.
Я никогда не смогу быть в порядке.
— И успешно завершишь программу, — кажется, Дилан понимает, насколько глубоко опускается в свои мысли, и вырывается из них, вновь проявив активность в общении, словно оживая, только вот закуривает он как-то нервно. — Кстати, — морщится, внезапно задавшись вопросом. — Что намереваешься делать после неё? — обращает на меня взгляд, а я… Пристально смотрю на угли, вдруг осознав, что чем дольше мы говорим, чем сильнее развиваем тему, тем сложнее мне выплыть из помутнения, вызванного своими темными мыслями, поэтому дергаю головой, резко поднявшись:
— Пойду спать.
А Дилан усмехается, качнув головой:
— Et pourtant elle š‘enfuit (франц. И всё же она убегает).
Не имею понятия, что он говорит, но бросаю нервно:
— Доброй ночи, — мямлю. Удивительно, что он разбирает мой шепот, сдержанно вздохнув:
— Давай, — получаю в спину, спешно направившись к террасе дома.
Тот факт, что этот человек в чем-то ненормальный, такой же, как я, — он делает его интересным для меня. Потому что я способна понять его. Понять, чего не выходит, если дело касается «нормальных» людей.
***
Это какое-то особенное место? Почему каждый, кто оказывается здесь, ощущает на себе пьянящее влияние шумных волн океана, разбивающихся о скалистые выступы? Черная, непроглядная пелена неба завораживает. Дилан сидит на траве, ноги согнув в коленях, и руками опирается на них, поднося сигарету к губам. Задумчивый взгляд направлен в сторону пугающего и мрачного горизонта, но он не нагоняет страх, скорее, больше расслабляет своей чернотой. О’Брайен не любит это место, но его тянет сюда. Слушать настораживающий вой ветра и грозный прибой. Остаться наедине с разбушевавшейся стихией, как когда-то осталась его мать.
— Так и знала, что ты здесь.
Дилан на секунду прикрывает глаза, глубже глотнув никотин, и поворачивает голову, выпустив дымок через ноздри. Смотрит на приближающуюся к нему Брук. Девушка почему-то не набрасывает ничего теплого, хотя знает, как холодно возле океана, но она так боялась потерять парня из виду, что, заметив его отдаление от дома, спешно обулась, выскочив в легкой тунике.
Брук складывает руки на груди, потирает плечи, чтобы скрыть мурашки. Дилан приветствует её молчанием, принявшись снимать с себя куртку. Серьезно. Он надел и ветровку, и кофту — ему холодно, а эта ненормальная вышла в «пижаме».
— Спасибо, — Брук принимает его куртку, натягивая на себя, и хочет сесть на влажную траву, наплевав на возможность застудиться. О’Брайен с естественным для него равнодушием берет девушку за запястье, потянув к себе, пока сам садится в позе йога, позволив Брук сесть ему на колени.
Чтобы не простыла.
Брук еще раз смущенно благодарит, улыбаясь, и с приятным теплом в груди устраивается поудобнее, уложив ему голову на плечо. Смотрит в сторону горизонта. Соленный ветер бьет по лицу. Она глотает аромат никотина и поглощает напряженное молчание, которому не позволяет разрастись, ведь на языке жжется неприятное:
— Дилан? — шепчет. Парень без интереса реагирует, разглядывая дымящуюся сигарету в руке:
— М?
— Почему ты не хочешь меня?
Прекращает крутить сигарету. Медленно скользит хмурым взглядом куда-то вверх, в сторону, а Брук поворачивает голову, чтобы видеть лицо парня. Он… Опять вздыхает, причем тяжелее, чем когда-либо, и продолжает избегать зрительного контакта с девушкой, которая разворачивается, садясь на траву, согнув колени:
— Ты больше не считаешь меня привлекательной? — серьезно смотрит на него. О’Брайен ладонью трет лоб, сдержанно игнорируя. Брук пальцами сжимает его рукав:
— Что с тобой?
— Хватит, — резкость. Дилан нервно затягивает никотин, продолжив пялиться перед собой. Брук приоткрывает рот, хмурится, с волнением забегав взглядом:
— Ты считаешь, что сделал нечто плохое? — она робко шепчет, но жесткость со стороны парня не снижается:
— Мы уже обсуждали это.
— Ты не должен винить себя в том, что произошло, — видит — он сглатывает. — Ты раскаиваешься, поэтому я уже давно простила тебя, — продолжает сжимать его локоть, пытаясь заглянуть в глаза. Дилан пускает какой-то расстроенный больной смешок, скользнув указательным пальцем по своей брови:
— Это был спор, Брук, — с натянутой усталой улыбкой переводит на неё взгляд. — Я выебал тебя, проиграв в карты, — выражается максимально грубо, чтобы девушка осознала всю мощь его проступка. — Это я должен спрашивать, что, на хрен, с тобой?
Но Брук остается внешне спокойной, её чувства не задеты, ведь они уже столько раз обсуждали это, и она знает, что сказать:
— Ты оказался под влиянием Норама, — напоминает, пытаясь говорить тихо. — Как многие из нас, — опечалено улыбается. — Мои родители до сих пор… — напоминает, с тревогой ускользая взглядом в сторону. — Поэтому я боюсь его. Тебе просто не повезло связаться с ним…
— Ты оправдываешь меня, — перебивает, с возникшей агрессией вдавив сигарету в траву.
— Да, потому что… — она заикается от волнения, и Дилан не позволяет ей говорить:
— Прекрати, — холодно отрезает. Брук переводит на него взгляд, приоткрыв рот, когда чувствует, как в носу начинает колоть обида. Дилан уже нервно вынимает вторую сигарету из упаковки, чтобы закурить. Слишком много мыслей. У него в голове. Всегда. Брук это замечает. Ему нужно остановиться. Взять моральный тайм-аут. Девушка следит за его состоянием из года в год, и видит, что становится только хуже. Он мрачнеет, он замыкается и ему тяжелее контактировать с другими, выходит, его социальные навыки снижаются. Дилану требуется отпустить это. Хотя бы то, что связано с Брук. Ему и без того есть, чем себя психологически разрушать.