— Эй!

Дилан улыбается ей в ответ, продолжая держать Тею навесу, и та по-прежнему забавно дергается ногами, что-то мямля под нос, что приводит Брук в восторг, и она начинает верещать о том, какая всё-таки Оушин:

— Милашка, — девушка смеется, а Дэн разворачивается, направившись к кустам, чтобы вернуть в игру мяч. Дилан нагло улыбается, потрясывая девчонку:

— Да, когда беспомощная.

«Не смешно», — кажется, именно это бурчит Тея, пытаясь вывернуться из хватки, но то ли она настолько слабая, то ли у Дилана достаточно сил — у неё не удается, оттого она еще больше напоминает подвешенную гусеницу, заставляя Брук смеяться. Только вот девушка вспоминает об игре и оглядывается на Дэниела, поняв, что это её шанс забить пару голов, пока Тея своей неуклюжестью отвлекает её главного противника. Брук спешит отнять мяч у Дэна, который уже готов сдаться и поднять ладони, а Дилан и правда забавляется, находя подобную издевку над Оушин очень увлекательным времяпрепровождением.

— Знаешь, такие куклы есть, — О’Брайен довольно улыбается, сдерживая смех, когда Тея пытается пихнуть его ногой. — За ниточки их дергаешь, и они…

— Опусти, — Оушин осознает свое положение, поэтому просит, ведь чувствует себя некомфортно. Ситуация выводит её из равновесия. Не очень-то хочется, чтобы её кто-то трогал.

— Да ладно, смотри, — Дилан прерывается на смех, когда девчонка бьет его локтем в плечо. — Брук без тебя прекрасно справляется, — кивает на девушку, которая без остановки прокатывает мяч между воротами, насчитывая свои очки, в то время как Дэниел стоит рядом, чувствуя себя потерянным щенком, и с тем же ощущением поглядывает на Дилана. Тот обреченно вздыхает:

— А вот он не справляется без… — совершает ошибку, дернув своим плечом в момент, когда решает поиграть на нервах Теи, подняв её еще выше. Оушин успевает запрокинуть руку, без разбора нащупав изгиб шеи парня, который щипает, что есть мочи. И О’Брайен чувствует, как его правое плечо сводит от пронзающей дрожи. Рука сгибается, будто кто-то бьет по изгибу локтя молотком, на мгновение охватывает дичайшая слабость, смешанная с чувством эйфории от того, как колкая боль разливается под кожей, покрывая собой фантомное жжение. И, черт возьми, это невыносимо приятно, игнорировать подобное нет сил, но парень вовремя, частично, берет себя в руки, успев крепко обхватить Тею под грудью, не дав ей поскользнуться на траве, ведь девушка, сто процентов, не смогла бы сохранить равновесие и рухнула бы на колени.

Роббин пристально следит за происходящим, чувствуя, как в горле образовывается твердый ком.

Прижимает Тею спиной к себе, а девушка успевает ускользнуть в сторону только одной ногой, поэтому парень спокойно поднимает её, что-то ворча под нос. Роббин напряженно давит кружкой на свои губы, ведь не может расслышать, о чем говорит её сын. Оушин оглядывается, накрыв ладонями запястье руки О’Брайена, которую он кладет ей на талию, пока костяшками второй с прежней хмуростью стучит себе по виску, как бы намекая, что девчонка повела себя, как идиотка. Он практически выронил её.

Женщина хмурит брови. Оушин вырывается из хватки Дилана, когда Брук ехидно смеется, оповещая, что забила ровно двадцать голов. Тея кидается вперед от О’Брайена, всё-таки поскользнувшись на траве, но тут ей помогает удержаться на ногах девушка, обнимающая её, принявшись издеваться над проигравшими парнями.

Роббин не может сделать глоток. Смотрит. Дэн пожимает плечами, когда Дилан ругает его за бездействие, Брук продолжает с улыбкой скакать на месте, оповещая ребят о том, какие они неудачники, но больше внимания привлекает О’Брайен, который с напряжённой улыбкой кивает в ответ на издевки девушки, при этом сильно сдавливая ладонью свою шею, принявшись разминать плечо.

Роббин отводит взгляд, с задумчивым видом совершив крупный глоток.

Тея позволяет Брук обнимать себя. Вообще, она замечает, что её часто воспринимают, как ребенка или, что еще необычнее, как какую-то игрушку, и ведут с ней подобным образом, но ей это даже нравится.

Встречается взглядом с Диланом. Всего на секунду зрительно пересекается, так же внезапно отвернув голову и пальцами коснувшись волос, чтобы поднять пару прядей к лицу, прикрыв губы и нос.

***

Пора уже признать — у меня особые отношения с природой. Я люблю уединяться с ней, люблю слушать голос ветра, его общение с шуршащей листвой. Люблю атмосферу вечера, когда ночь спокойно покрывает небо, рассыпая сверкающие горошины мелких звёзд. Прикрываю глаза, прислушиваясь к тому, как суровый ветер, гоняя колющий нос аромат хвои, спорит с шумом волнующегося океана, который пытается подавить его с помощью аромата соли, но в итоге никто не выходит победителем. Всё смешивается, порождая нечто совершенное, выходящее за границы возможного.

Открываю веки. Передо мной костер. Деревяшки давно не горят, угли медленно тлеют, издавая характерный треск. Они горят изнутри красным цветом. Ветер дует — и яркость усиливается. Кровавый оттенок. Выглядит изумительно. И гипнотизирует.

Остаюсь здесь одна. После ужина все спешат в дом из-за мороза. Слышу голоса со стороны окон, но не хочу торопиться вернуться в «общество». Мне нравится мое одиночество, и я хочу пробыть в нем как можно дольше. Тем более, хочу заметить, я вовсе не одна сейчас. Вы слышите, как вокруг громко? Как шумно? Я мысленно общаюсь с природой.

Прижимаю колени к груди, следя за взмывающими вверх огненными снежинками углей. Так красиво и успокаивающе. И… Моргаю, медленно оторвав ладонь от колена. Тяну её к погибающему костру, чувствуя, как всё сильнее и сильнее кончики пальцев обжигает боль, пока в итоге я не терплю её самое сильное проявление, коснувшись углей.

В груди ускоряется сердцебиение, дыхание обрывается, становится сбитым, но я заворожена. Я поглощена. Широко распахнутыми глазами смотрю на угли, не замечая, как на лице проявляется улыбка.

Это… Это так… Господи, это так необходимо чувствовать!

Касаюсь пальцами раскаленного угля, утопая в кровавом оттенке, которым он горит, отражаясь в моих глазах, и вся кожа покрывается мурашками, а по телу проносится дрожь…

— Что ты делаешь?

Вздрагиваю, отдернув ладонь от костра. Когда-нибудь я прекращу так нервно реагировать на резкие звуки, но к тому времени я, скорее всего, буду уже окончательно лишена жизненных сил, что и вызовет у меня полное безразличие к внешним раздражителям. Поворачиваю голову, устремив напуганный взгляд на Дилана, выходящего ко мне с террасы дома, в окнах которого тускло горит теплый свет. Парень сует ладони в карманы джинсов, расслабленным шагом приближается, а на лице читается обратное напряжение. Как долго он находился позади? Следил за тем, чем я занимаюсь?

Страх исчезает с моего лица так же быстро, как возникает. Уже с большим спокойствием смотрю на парня, с не меньшим непринуждением отвечая:

— Трогаю, — констатирую факт, вновь одарив сверкающие угли вниманием.

— Это я вижу, — О’Брайен останавливается, с томным вздохом приседая на плед, и мне приходится подвинуться в сторону, чтобы заполучить больше свободного пространства для себя. Парень сгибает ноги в коленях, опирается на них локтями, собирая рукава кофты чуть выше, чтобы открыть кожу рук, и вынимает из кармана упаковку сигарет:

— Зачем? — всё-таки уточняет вопрос, дабы я поняла, что именно его интересует. Не знаю, что ему ответить. Мне не хочется излишне выдумывать, так что говорю, как есть:

— Они такие красивые, — сильнее прижимаю колени к груди, чтобы упереться в них подбородком. — Хотела попробовать на ощупь, — касаюсь пальцами мокрой травы. — Хочется всё попробовать, — неосознанно шепчу, утопая в наслаждении и умиротворении, которые приносит наблюдение за щелкающими углями. Так тихо и…

Стреляю взглядом на Дилана, ощутив его вопросительно-хмурый зрительный укол, и обнаруживаю, что парень действительно сощуренно смотрит на меня, затягивая никотин в горло. Моргаю, раздумывая над тем, что могу передать ему в качестве объяснения, и вновь принимаю решение остаться по-детски честной. Обычно, чтобы я не сказала, люди воспринимают это одинаково. Они говорят: «Странно», — так что, нет смысла напрягаться. Всё равно мне не выдать то, что мог бы сказать «нормальный» человек.