Приседаю, вытянув босые ноги. Стопы в грязи, в серой пыли. Пальцами чешу спутанные волосы. Сальные. Под ногтями кусочки земли.

Вспышка за спиной. Оборачиваюсь, устремив напуганный взгляд в сторону окна, стекло которого выбито, отчего сильный дождь имеет доступ в комнату. Гремит. Громко и сильно. И я испуганно глотаю воздух, устремив тревожный взгляд в коридор, который могу видеть, ведь двери нет.

— Мам, — у меня болит горло. Не помню, когда оно вообще бывало здоровым. Сколько себя помню, у меня постоянная простуда.

За спиной вновь раздается вспышка, за ней следует продолжительный тяжелый гром, и я со страхом оглядываюсь на окно, поднявшись сначала на колени, упираясь руками в пол, и бросаюсь вперед, хлопая босыми стопами по грязной поверхности:

— Мама? — шепчу, прервавшись на кашель, и со страхом вздрагиваю, прикрыв ладонями уши, когда за окном повторяется гром. Переступаю порог, удерживая равновесие благодаря ладони, которой опираюсь на стену, пока иду вперед по темному коридору. Вспышки молний освещают, отчего на двери в конце короткого коридора проявляется моя тень.

Слышу хриплое дыхание. Где-то… Там. В стороне прихожей, поэтому ускоряю шаг, с ужасом и паникой схватившись за ручку двери. Дергаю, толкая от себя, и весом всего тела давлю на дверь, неуклюже переступив порог.

И замираю. Маленькими пальцами сжимаю ручку. С детской озадаченностью смотрю, исследую взглядом, изучаю, а мысленно анализирую то, что передо мной. Медленно опускаю глаза, когда пальцев ног касается неестественно широко расплывающаяся лужа. Темная. Бордовая. Неясного цвета. Втягиваю в легкие кислород, но не могу вдохнуть полной грудью.

Хрипота за спиной. Часто моргаю, еле отступив назад, и оставляю небольшие отпечатки ступней темно-алого цвета.

— Мама? — коротко шепчу, резко ощутив тяжелое дыхание возле правого уха. И поднимаю голову, не успев распахнуть рот, дабы закричать во всю глотку, так как крепкая сильная ладонь сжимает мои губы, и ещё десятки рук стискивают мое тело в разных частях, оказав пальцами особое давление на глаза.

С хриплым вздохом вздрагиваю, резко приседая на кровати, но не полностью. От ударившей боли в животе падаю обратно затылком на подушку, заелозив ногами по кровати, а руками сжав ткань рубашки. Морщусь, запрокидывая голову, и пыхчу, прикрыв веки, ведь в глазах неприятно пульсирует. Виски находятся под серьезным давлением. Пот. Мне жарко. Мне душно. Всё тело влажное, ткань одежды липнет к коже.

Сквозь сжатые веки пронзает яркая вспышка — и я с дрожью распахиваю их, со страхом уставившись в сторону окна. Заставляю себя присесть. С трудом приподнимаюсь, сгибая ноги в коленях, и не могу избавиться от проявления боли на лице, так как не прекращаю её испытывать. Сердце скачет, вышибает кости, и я давлюсь кашлем, обнимая себя трясущимися руками. Пальцами стискиваю плечи. С пристальным страхом вслушиваюсь к стихийному бедствию. За окном творится какой-то безудержный хаос. Не помню, чтобы вчера по телевизору передавали штормовое предупреждение. Обычно Роббин сама сообщает о таком, или даже Дилан, но от них не поступало никакой информации. Если бы меня предупредили, я бы выпила больше снотворного перед сном.

Не могу остановить распространение судороги, что сводит мышцы тела. Словно меня обливают ледяной водой. Пот. Холодный. Стекает по спине, рукам, ногам. Мне впервые настолько невыносимо в своем теле, в одежде, что никогда не вызывала дискомфорта, скрывая всё мое тело. Но сейчас мне настолько жарко, настолько охватывает головная боль, физическое изнеможение и ноющий дискомфорт в груди, что пытаюсь справиться с потерей ориентации в темноте. Еле поворачиваюсь к краю кровати, спустив обе слабые ноги. Странно. Во мраке, шуме дождя необычно сосредотачиваешься на своем состоянии. На ощущениях, которыми охвачено тело. И я почему-то обращаю внимание на то, насколько худы мои ноги, когда руками помогаю себе опустить стопы к холодному полу. Ведь без помощи ладоней не могу этого сделать…

Морщусь, сжимая веки, и принимаюсь расстегивать пуговицы рубашки, чтобы избавиться от верхней одежды. Обычно тяжелая ткань внушает мне ощущение безопасности, но в данном случае… Я не могу терпеть эту лишнюю тяжесть, так что стараюсь избавиться от неё.

Гром. Я чувствую, как дрожит поверхность пола. Медленно оглядываюсь на окно. По ночам Роббин оставляет открытыми форточки, если не обещают дождь, но тот факт, что створка открыта, доказывает — никто не подозревал о грядущем шторме. И меня это пугает.

Не люблю… Грозу.

Сжимаю веки, когда глаза ослепляют вспышки нескольких молний подряд. Отворачиваю голову, наклонив её, и проглатываю комок… Тошноты? Я чуть не плюю прямо в комнате. Думаю, всё дело в резких ярких вспышках. Мой организм странно реагирует на многие вещи. Вплоть до припадков.

Вяло стягиваю рубашку с влажного тела, оставаясь в белой майке, и отпускаю рукав, бросив верхнюю одежду валяться возле ног. В спальных штанах так же невыносимо жарко, но не снимаю. Упираюсь локтями в острые колени, опустив мокрое лицо в ладони. Мне нужно умыться. Выбить из себя остатки ужаса, что внушает мне тревожный сон. Кошмар. Давно я не просыпалась в холодном поту.

Привстаю с кровати, корчась и ухватившись за живот. Мышцы? Они сильно болят, но я рада. Значит, мне удается воздействовать на свое тело с помощью таких минимальных нагрузок. Короткими шагами направляюсь к двери, приоткрывая её, и выглядываю в темный коридор. Касаюсь пальцами переключателя. Щелчок — свет не загорается. Электричество вышибло. Как давно разыгралась такая буря? И почему я не слышу суеты, которая обычно сопровождает громовые удары?

Выхожу в коридор, сдавливая пальцами ткань майки. Стою на месте, смотря в темноту перед собой. Слушаю тишину. Только шум сильного дождя и вой ветра. Оглядываюсь на лестницу. Почему так… Необычно? Шагаю вперед. Но не прямиком к помещению ванной.

Осторожно толкаю приоткрытую дверь комнаты О’Брайена. Роббин запрещает нам держать двери запертыми, но прикрывать разрешено. С опаской заглядываю внутрь, рассчитывая увидеть парня, закутанного в одеяло, но кровать пуста. Дверь полностью распахивается с тихим скрипом. Озадаченно моргаю, глотнув собравшейся во рту воды. Хотя, сегодня выходной. Он мог куда-то уйти. На тусовку или… Как еще развлекаются в этом городе?

Не могу объяснить, откуда проявляются первые признаки паники в груди. Стараюсь тихо шаркать вялыми ногами по полу, двигаясь в сторону ванной, и я бы уже оказалась там, дабы наконец смыть с себя холодный пот, который внезапно накрывает меня второй волной.

Когда останавливаюсь у комнаты Роббин. У распахнутой двери. И не нахожу женщину.

Тут же на лице проявляется паническая хмурость. Чувствую, как сердце в груди начинает активнее биться о легкие, и прикладываю к груди ладонь, принявшись нервно стучать в ритм. И делаю шаги назад. Дыхание ускоряется. Частым морганием вывожу себя из равновесия, ведь теряюсь в темноте, осознав, что… Я одна? Я здесь одна? В грозу?

Прикрываю веки, сдержав рваное дыхание, когда слышу, как от грома что-то в доме трещит. Яркие вспышки молний со стороны окна спальни Роббин призывают мой организм к ответной тошноте. Второй ладонью сжимаю губы, активно вертя головой из стороны в сторону. Тишина. Шум дождя. Шум ветра. И сигналы, что издает маяк, тем самым будя всех жителей города.

Со страхом срываюсь быстрым шагом с места, игнорируя боль в конечностях. Спешу к лестнице, дабы проверить первый этаж. Руки складываю на груди, обнимаю себя, принявшись с паникой и ужасом потирать свои плечи. В голове рождается безумное подозрение — я всё ещё внутри кошмара. Он продолжается. И мне необходимо проснуться. Немедленно.

Хватаюсь за перила обеими руками, бросив испуганный взгляд в коридор, ожидая увидеть в том конце высокую фигуру, и темнота играет со мной злую шутку, ведь мрак — это плотность для меня. И плотность совмещается, превращаясь в один большой силуэт. Я всегда могла будто пощупать темноту. Этого не описать, но я убеждена, что ночной мрак — это создание. И данная мысль внушает мне еще больший страх, ведь для меня ОН — создание ночи. Он и есть темнота.