— Ты чего тащишься? — Роббин хлопает сына по плечу. Тот изображает боль на лице:

— Мне тяжело.

— Лгун, — фыркает, на что парень улыбается, проходя в комнату, и стреляет взглядом в спину девушки, которая медленно перемещается, осторожно касаясь каждого предмета пальцами. Дилан ставит чемодан на пол, наклонившись к лицу матери, которая продолжает взволнованно следить за молчаливой пациенткой:

— Ты не предупреждала меня.

— О чем? — не сразу догадывается, поэтому смотрит на сына, который дергает головой, подняв брови, и они оба бросают короткий взгляд в спину Теи.

— Знаю, но… — женщина хотела сказать, но почему-то не посчитала это большой проблемой.

— О таких мелочах стоит предупреждать, — парень, конечно, отшучивается, ведь это никакие не мелочи, а Роббин касается ладонью своей груди, изогнув брови:

— А что? — пускает смешок, подкалывая сына. — Наш альфа-самец чувствует себя некомфортно?

Дилан приоткрывает рот, с непониманием щурясь:

— Что? Причем здесь… — но мать не выслушивает. Она складывает руки на груди, делая шаги к кровати, пока Тея стоит у окна, изучая строение рамы. Створки намертво закрыты. Ручка отсутствует. Они всё предусмотрели.

— Всё нормально? — Роббин улыбается, подходя к девушке. Та поворачивает голову, недолгим взглядом устремившись на лицо женщины, и кивает. Молчит.

— Вот и славно, — мать парня вытирает влажные от беспокойства ладони о свою блузку, начав отступать назад, ведь слышит стук каблуков инспектора. — Сейчас закончим с оформлением документов и сядем ужинать.

— Мисс О’Брайен? — женщина заглядывает в комнату, решив поторопить заключение договора, чтобы иметь возможность остаток выходного провести в компании со своей кошкой, банкой мороженого и сериалами на Netflix.

— Да, идемте, — Роббин направляется к ней, препятствуя попытке сына покинуть комнату. Дилан уже делает шаг к порогу, как мать давит ему на грудь, шепча:

— Помоги ей, — улыбается инспектору, выходя из помещения, а парень прикрывает веки, выдохнув:

— Мне за это даже не платят, — затыкается, ведь мать грозит ему кулаком, пока инспектор не видит, и разворачивается, последовав за женщиной.

Дилан проводит ладонью по подбородку, со вздохом оборачиваясь к девушке, которая молча смотрит в пол, продолжая держать рюкзак в руках, будто ребенка:

— Она не такая злая, — всё ещё пытается? — Только со мной. Материнская любовь, все дела, — пытается отшутиться, но реакция не следует, поэтому откашливается, вновь ощутив приступ дискомфорта. — Думаю, она хотела дочь, а получила меня, вот и бесится, — зажато улыбается, сунув ладони в карманы джинсов. Смотрит на новую временную сожительницу, догадываясь, что, скорее всего, зрительный надзор её лишь сильнее угнетает, поэтому сам начинает пялиться куда угодно, лишь бы не на неё:

— Я могу помочь… — запинается, обезнадежено выдохнув, хлопнув ладонями. — Чем-нибудь?

Девушка не обдумает, сразу же дав ответ — качает головой. Дилан кивает, смирившись окончательно:

— Ладно, — вновь слабо хлопает ладонями, после указав ими себе за спину. — Тогда… Пойду отчитаюсь командиру, — и вновь неудачная попытка. Тея только сильнее отворачивает голову, краем глаз уловив движение за окном. Парень не медлит, скорее покидая комнату, тут же ощутив, как его отпускает тяжесть. И он дергает головой, хорошенько потерев веки. Идет к лестнице.

Что ж, особый случай. С детьми как-то легче было.

Остается одна. Взгляд поднимает выше, сделав короткий шаг к подоконнику. Костлявыми пальцами касается светлых штор, осторожно потянув в сторону, чтобы открыть себе больше пространства. Теперь лучше разглядывает женщин внизу, у калитки. Они пожимают друг другу ладони, улыбаясь. Девушка не может открыть окно и послушать, о чем они говорят, поэтому молча наблюдает, не проявляя на своем истощенном лице ни единой эмоции.

— Хорошо, — инспектор уже открывает дверцу своего автомобиля, но в последний момент мнется, всё-таки решаясь высказаться. — Но… — прикусывает губу, вновь взглянув на Роббин, которая внимательно слушает, уже сгорая от желания поспешить к девушке, чтобы проверить, как она, хотя это наоборот будет излишним. Отношения с подростком выстраиваются по иной схеме. Это же не ребенок. Необходимо меньше контроля и больше свободы.

— Если вам захочется вернуть её или отдать чуть раньше, мы поймем, — с пониманием морщится, наклоняя голову к плечу, а Роббин моргает, явно испытывая растерянность, но не дает себе проявить разгорающееся раздражение по отношению к этой женщине:

— Знаете, через меня прошло много детей. Десятки, и больше, — держит руки сложенными на груди. — Думаю, я справлюсь.

— Конечно, — инспектор улыбается, соглашается и кивает головой. — Звоните, если что, — просит, забираясь в салон своей дорогой иномарки.

— Обязательно, — Роббин притворно кивает и отворачивается, закатив глаза. Невольно взгляд поднимается на окна комнаты Теи, но возле них она никого не обнаруживает, хотя в отражении стекол машины инспектора женщина отчетливо заметила девушку. Роббин опускает руки, оглянувшись на уезжающий автомобиль. Назад дороги уже нет. Если она за что-то берется, то выполняет с успехом. Тем более, сейчас у неё особая причина не пускать всё на самотек.

***

Хочешь или нет, но чистота и порядок — первое, что бросается мне в глаза. Этот дом выглядит опрятнее, чем… Чем, что? С чем мне хотелось сравнить это место? Аналогов более нет. Со своим домом? Глупость. Вещи совершенно не сопоставимые. Изучаю убранную кухню, взглядом цепляя каждый уголок, каждый предмет быта, даже вилка в моей руке блестит на свету лампы. Мебель в этом помещении отличается темными оттенками, но догадываюсь, что причина этому — нежелание видеть грязь, которую невозможно отодрать. Да, у хозяйки этого дома очень близкие отношения с чистотой. Роббин О’Брайен внешне не выглядит на сорок. Она очень стройная и на лице еле проглядываются морщинки. Глаза глубокие, карие, волосы темные, немного вьющиеся. Одета приятно, почему-то я не сомневаюсь, что она и дома ходит в опрятной одежде. Как сейчас: светлые брюки и кремовая блузка. Рядом с ней, напротив меня, сидит её сын. И не нужно разбираться в этих людях, чтобы понять, насколько они разные. Даже чисто внешне: на парне мятая футболка, волосы взъерошены. А эти татуировки… Не скажу, что меня настораживает их наличие, но его внешний вид не располагает. Я знала много людей, тела которых были исписаны подобным образом. Ужасные личности, поэтому и сейчас я невольно строю шаблон, по которому определяю, как мне относиться к этому типу.

Если честно… Мне не совсем ясна их политика. Их действия. Как можно впускать в свой дом, свой собственный семейный мир, совершенно левого человека? Не думаю, что когда-нибудь смогу понять.

— Я знаю, что ты не съешь всё, — Роббин указывает на тарелку салата с вареной курочкой, что лежит передо мной. — Я подстроюсь — и начну класть тебе столько, сколько нужно. Дай мне время, — улыбается. Молча киваю, неловко опустив глаза на листы салата. Вилкой протыкаю маленькую помидорку, чувствуя, как женщина посматривает на меня, поэтому, не испытывая ни малейшего желания, кладу её в рот, ощутив сладкий привкус на языке.

Я не голодна.

— Мне сказали, ты поёшь, так? — Роббин настолько интересуется мной? Этого не было сказано в моих документах, значит, она тщательно расспросила доктора, меня это напрягает, поэтому ничего не отвечаю, лишь коротко кивнув.

— Я тоже пела в молодости, — женщина улыбается, подняв взгляд в потолок, и вздыхает. — Прекрасное и беззаботное время.

— Потому что бездетное? — парень рядом произносит, поднося стакан с соком к губам, и женщина закатывает глаза, медленно, будто с угрозой переводя на него взгляд:

— Отлуплю ведь, — звучит грозно, даже я сжимаюсь, но парень усмехается, продолжив спокойно пить сок.

Начинаю переворачивать вилкой листы салата, сутуля плечи. Незаинтересовано наблюдаю за своим действием, кажется, вновь привлекая внимание женщины напротив, которая вытирает губы о белую тряпку, отложив ту в сторону: