— Оставь, — приказным тоном и строгим взглядом. — Это тебя не касается.

Брук успевает разжать мягкие губы до того, как Дилан отворачивается, продолжив идти. Девушка нервно переминается с ноги на ногу, дергая кончики своих убранных в хвост локонов. Вновь глоток. Кое-как. Моргает, при первом шаге замявшись, но в следующее мгновение расслабленно срывается с места, спешно приблизившись к парню со спины.

Дэн держится на локтях, наблюдая за происходящим.

Брук касается плеча Дилана ладонью, довольно ласково заставив парня остановиться, и тот не успевает сообразить, когда оборачивается, не проследив за следующим действием девушки, которая берет его за шею, заставив наклониться к себе.

Дэн отводит взгляд и опускается обратно на траву, раскинув руки. И вздыхает.

Брук целует О’Брайена. Тот совершает глубокий вдох, набрав полную грудь кислорода, и не стремится ответить на касание губ. Короткое, но давящее.

У О’Брайена было много половых партнеров, но по многим причинам с Брук они куда ближе, чем кажется. Возможно, парень невольно считает её своим другом. К сожалению, о большем не идет речь. Хотя, кто его знает? Может, Дилан ещё ответит на чувства Брук?

Девушка делает шаг назад, наклонив голову набок, смотрит на парня, который с хмурым видом вздыхает, сердитым взглядом перескочив с её глаз на губы, и не меняется в лице, хрипло шепча:

— Если он заявится к тебе, набери мне и всё, — убирает её ладони от своей шеи, разворачиваясь, и продолжает тренировку — вновь переходит на бег, отдаляясь от Брук, которая переступает с ноги на ногу, обеспокоенным вниманием провожая парня.

Роббин в замешательстве. Она стоит напротив порога, придерживая ручку входной двери, и озадаченно приоткрывает рот, изучая кудрявого мужчину в рубашке и брюках, находящегося на крыльце. Стоит с важным видом, гордо поднятой головой. Смотрит с надменностью, шмыгая носом, а женщина еле воздерживается от проявления не самых приятных эмоций:

— А вы… — запинается от растерянности. — Кто? — с неверием щурится, когда мужчина с прежним явным самолюбием откидывает прядь волос со лба, отвечая:

— Мистер Толисон, — даже его голос смазлив… — Учитель из союза.

— Но… — Роббин по-прежнему не понимает. — Миссис Керниз…

— Она уволилась, буквально пару дней назад, — мужчина поправляет черную бабочку на шее, крепко прижав к бедру небольшой рабочий чемоданчик.

— В каком смысле… — женщина отдергивает себя, с напряжением втянув воздуха в легкие, ведь она не в том положении, чтобы устраивать разборки. Она оплачивала услуги союза учебных заведений, и не ей возникать по поводу того, какого учителя им направляют. Обычно к подобным случаям обучения на дому никто с трепетом не относится.

— Ам… — Роббин мечется взглядом по полу.

— Я могу уже пройти? — с раздражением интересуется гордый мужчина, застав женщину сильнее замяться:

— Ну… Да, — ладно, посмотрим, что из этого выйдет. — Проходите, — отступает в сторону, позволив учителю пройти, но сама оглядывается на Тею, оценив возникшее беспокойство на её лице. Девушка нервно дергает заусенцы на пальцах, прячась за дверь гостиной, и её взгляд врезается куда-то в пол.

Роббин с хмурым видом закрывает дверь, повернув замок. Сглатывает.

Нехорошо. Не только потому, что она не уверена в способностях этого учителя преподавать «особенным» детям.

Но и тот факт, что это мужчина…

Роббин обещала Дилану, что больше ни один из представителей данного пола не переступит порог дома.

***

Прозвучит по-детски. Дилан О’Брайен ведет календарь. Отмечает в нем дни, периоды, когда его настигает «оно». Просто «оно», парень пока не определился с названием, потому что не особо понимает, что именно его изводит. Физически ощущается на коже рук и одновременно под ней. Хочется чесать татуированную поверхность — первая стадия влияния. Дальше хуже. Однажды Дилан изнемогал настолько, что начал водить лезвием ножа, в какой-то момент испытав столь сильный дискомфорт, сравнимый со жжением от укусов пчел, что принялся ковырять кожу. Он осознает, насколько это ненормально и пытается его контролировать. И именно данное изнеможение, изводящее его, приводит к психологическому дисбалансу в мыслях. Может, всё-таки ломка?

Нет. Бред какой-то. Дилан не зависим. У него не может быть зависимости.

Ведет автомобиль резко. В «этот период» каждый аспект окружающего мира вызывает раздражение и дискомфорт. Не способен терпеть попадающие в глаза лучи солнца, что рвутся сквозь верхушки хвойных деревьев. Окна распахнуты, но его всё равно одолевает духота. Почти докуривает сигарету, поэтому проверяет упаковку, с раздражением вздохнув и втянув больше никотина в легкие. Пусто. В комнате должна быть еще одна. Конечно, если Тея её не нашла. Дожили. Приходится прятать в своем же доме вещи. Одной ладонью управляет автомобилем. Локтем второй руки опирается на подлокотник окна, удерживая остаток сигареты у рта. Выпускает дым. Хмуро смотрит перед собой. Поток мыслей не замирает, забивая всё больше пространства сознания, не оставляя ни единой клетки для пустоты и морального расслабления. Полностью отдан размышлениям, пропуская сквозь себя воспоминания, всплывающие всё чаще в последнее время.

«Что ты мешкаешь? Сделай это».

«Давай. Она готовенькая».

Затягивает, сильнее сдавив пальцами руль, и давится, принявшись хрипло откашливать комок, встрявший в глотке.

«Как тебя зовут?»

«Брук».

Выбрасывает окурок в окно, выпустив перед собой белый дымок никотина, и ладонью проводит по лицу, на мгновение потеряв зрительную связь с дорогой. Набирает больше воздуха в легкие. Жжение под кожей усиливается, значительно распространяется по телу, и парень напряженно прикусывает костяшки, что-то промычав, дернув головой так, словно попытка отбросить нежелательное. То, о чем лучше не вспоминать.

Каждый с определенным негативом воспринимает ошибки прошлого.

О’Брайену есть, о чем жалеть.

Но больше всего злости вызывает один простой факт — он не способен прекратить, он может только контролировать это.

У Дилана возможно и нет зависимости от наркотических препаратов, но парень осознает свою нужду в «эмоциональном выплеске». Уж лучше бы он был наркоманом, ведь в таком случае, имел представление, каким образом бороться с зависимостью, а что ему делать с тем, что сидит внутри него, если он даже не способен разобраться, что «оно» из себя представляет?

Сбрасывает всё на простое и общепринятое — у него самый обычный подростковый период. Вот и всё пояснение.

Головная боль настигает апогея. Такое мощное давление в висках, что парень еле соображает, куда должен двигаться. Открывает дверь, достаточно долгое время разбираясь с замком, и поражается, что никто не решился подойти и отворить ему. Хотя, так даже лучше. Меньше вопросов прилетит по поводу его неспособности справиться с замком. Открывает, сильно сдавливая веки при моргании. Пытается вернуть себе стабильность при ходьбе, концентрацию мышления. Закрывает. Так же долго. Не пытается оправдать свое состояние. Ему стоит принять душ и лечь спать.

Разворачивается, сделав то, что так раздражает Роббин — бросает сумку на пол у входа, не желая тащить её наверх. Его руки слишком ноют, мышцы сводит. Он чувствует, как они судорожно дрожат внутри, под кожей. Снимает кофту, сжимая веки, чтобы подарить себе мгновение темноты. Не вешает, бросает на комод. От матери точно прилетит. Ладонями потирает бледное лицо, слегка вспотевшее. Делает шаг, открывая глаза, и сощурено смотрит на Тею, которая с поникшей головой сидит на ступеньках лестницы, нервно дергая пальцами пуговицы рубашки. Наверное, поэтому они у неё отрываются.

— Привет, мышь, — Дилан с хмурым интересом и усталостью подходит ближе. Девушка поглощена своими мыслями, поэтому не замечает вовсе, как парень приходит, так что в первый момент вздрагивает, упершись ладонями в ступеньку, на которой сидит, согнув ноги, поджав колени к груди. С привычным напряжением смотрит на Дилана, который слышит, как Роббин гремит посудой на кухне, готовя обед, но не отвлекается, встав напротив девчонки: