Мартин встает рядом со мной, заливаясь кашлем. Меня одолевают двоякие чувства при виде мужчины, которого я запомнил активным, бодрым и… гребаным маньяком. Последние годы ему совсем хреново. Скоро стукнет шестьдесят. Надеюсь, когда я выйду сюда работать, он еще будет моим коллегой. Хотя… что может произойти за жалких три месяца? Совсем недолго осталось — забуду об учебе, как о кошмаре.

— Тебе уже двадцать семь лет, ал-ло! — мужчина продолжает давить на меня, а я хмыкаю:

— А кому-то под шестьдесят.

Мартин хочет вломить мне затрещину, но уворачиваюсь, из-за чего парни посмеиваются, и мужчина приходит в ярость, пихнув одного из них ногой. После чего вдруг серьезно обращается ко мне:

— Когда у тебя выпускной экзамен?

Опять встаю рядом, сцепив руки за спиной, плечом к плечу с человеком, который на протяжении моего лечения внезапно заменил мне отца:

— После практики, в следующем месяце.

— Соберись! — все-таки дает мне по затылку, заставив чуть сморщиться. — Не в том возрасте, чтобы в колледже за партой зад просиживать.

Ухмыляюсь, чавкнув жвачкой, и отвлекаюсь от бедолаг, которые теперь сгорают под натиском Мартина. Поворачиваю голову, с прищуром из-за палящего солнца смотрю на группу поддержки: девушки всё в той же форме школы тренируют танцевальный номер. Новые лица. Повсюду. Молодые девчонки, так непохожие на тех, которые выступали в поддержку нашей команды.

Невольно задерживаю внимание на затылке одной из девушек, волосы которой забавно дергаются в хвостике.

Брук их так собирала. И была похожа на девчонку из средних классов. Моя практика длится уже вторую неделю. А мне все никак не прекратит мерещиться Реин. Наверное, мне не стоило выбирать работу близ тех мест, с которым связаны мои воспоминания. Психотерапевт постоянно твердит о необходимости сменить обстановку, но я уже поступил в колледж в другом штате, этого достаточно.

Теперь я готов вернуться.

Отворачиваюсь, задумчиво вскинув взгляд в сторону неба.

Редко посещаю Брук. И иногда нахожу рядом с её надгробием венок из травы. Норам приезжает встретиться с ней, и данного факта достаточно, чтобы понять — с ним всё в порядке.

— Эй, — Мартин, зажав сигарету меж зубов, роется в карманах. — Зажигалка есть? — пялится на меня, а я вскидываю бровь, с намеком покосившись в сторону тренера. — А. Ты же бросил, — он еле сдерживает усмешку. — Точно.

— Мы приехали раньше… — мисс Уитокем нервно прикусывает губу, припарковав автомобиль на жилой улице, меж рядом домов. Погода стоит на удивление теплая, хотя обычно начало лета в Северном Порту дождливое. Жаль. Мне нравится пасмурность. По участкам носятся дети, играют между собой или с домашними псами, на крыльцах, прячась от солнца, в креслах отдыхают старики. Кажется, работающие родители сплавляют своих чад сюда. Не вижу молодежи. Наверное, потому что семестр еще не окончился и все торчат в школе.

— Гораздо, — улыбаюсь, предвкушая негодование Роббин. Она крайне недолюбливает, когда гости приезжают раньше установленного времени, ведь ей нужно вычистить весь дом, приготовить еду, да и вообще… эмоционально успокоиться и, желательно, занять чем-то детей, чтобы те не мешали долгим беседам.

В данном случае, у Роббин челюсть отпадет, ведь я должна была приехать завтра.

Но мне… слишком хотелось наконец-таки покинуть стены больницы с осознанием, что больше я не обязана возвращаться туда в срок.

Выйти свободным человеком.

— Тебе не терпелось, — Кэнда глушит мотор, видя, как нервно я сжимаю свой рюкзак, ерзая на сидении пятой точкой. Был бы хвост, виляла бы им, как одержимая.

Смотрю на высокий дом и по-прежнему не могу окончательно увериться.

Я приехала, чтобы остаться.

Чувствую, как Кэнда наблюдает за мной, за моим эмоциональным скитанием, волнением и невозможностью усидеть на месте. Перевожу на неё взгляд, уже который раз, без заминки, проговаривая:

— Спасибо. За всё.

Женщина притворно фыркает:

— Ты постоянно меня благодаришь. Скоро радугой плеваться начну, — но её голос срывается из-за улыбки, что расползается на лице, стоит мне обхватить её шею руками и притянуть ближе к себе, чтобы носом потереться о прямые локоны. Не воздерживаюсь от писклявого мычания, от которого Кэнда морщится:

— Теперь я оглохла, — она явно смущена, но мне плевать. Всеми фибрами обожаю эту женщину и хочу, чтобы она это знала.

Отстраняюсь, взглянув в голубые глаза блондинки. Изогнув брови, она смотрит на меня и кивает в сторону дома:

— Беги, только под ноги смотреть не забывай.

Не сдерживаю улыбку, развернувшись, и открываю дверцу, выскочив на теплую улицу. В глаза ударяет солнечный свет. Не морщусь. Я настолько охвачена окрыляющими меня чувствами, что разум игнорирует даже тот дискомфорт, что, спустя столько лет, продолжает ныть в правом бедре.

Быстро перебираю ногами, натянув ремень рюкзака через плечо. Взволнованно поправляю пряди густых темных волос, которые, из-за влажности, самостоятельно завиваются, ложась на плечи. Миную калитку, заросшую диким виноградом. Роббин совсем не занимается садом. Ничего. Теперь уж я возьму всё в свои руки.

Дыхание сбивается подстать сердечному ритму. Так необычно. Я не переживала настолько сильно в тот день, когда мне, спустя четыре года, за успехи в лечении и хорошее поведение, разрешили на три дня покинуть больницу вместе с Кэндой. Она даже не спрашивала, чем я хотела бы заняться. Когда женщина посадила меня в машину, она просто сказала: «Так уж и быть, проведем в дороге часов семнадцать», — и отвезла меня в Северный Порт. В дом Эркиза.

Я, конечно, поддерживала общение с Роббин, но письма удавалось получать раз в полгода. Особенно первые пару лет, когда меня вновь перевели в отдел серьезного присмотра. Слава Богу, после суда Уитокем добилась моего перевода. В больнице, в которой заправлял мистер Боу, и правда «жилось» легче.

Поднимаюсь на крыльцо, встав напротив двери, и начинаю поправлять одежду: неловко, но все вещи, которые у меня имеются, либо куплены Кэндой, либо переданы от Роббин. Вот и сейчас стою в зауженных черных джинсах (их отдала мне Кэнда), распахнутой клетчатой рубашке (привет Дилан из восьмого класса) и белой майке (опять-таки доставшейся мне бесплатно от кузины Кэнды). Топчусь. Нервно дергаю ткань одежды. Оглядываюсь на Уитокем, которая выбирается из салона, прижимая к уху телефон. Наверное, сообщает Боу, что мы добрались.

Интересно, когда уже этот мужчина поймет, что Кэнда вцепилась в него мертвой хваткой? Мне было бы страшно…

Вновь смотрю на дверь. Глубокий вдох — подношу ладонь к кнопке звонка. Выдох — давлю. И отступаю назад, стиснув ремень рюкзака пальцами. За дверью раздается звонкий перелив сигналов. Слышу топот ног. И не сдерживаю улыбку, когда за шагами раздается знакомое: «А ну всем застыть!»

Роббин Эркиз, запыхавшаяся, распахивает передо мной дверь, врезавшись широко распахнутым взглядом в лицо. Молчит. Я по-прежнему улыбаюсь, чуть морщась и вжимая голову в плечи, якобы ощущая вину за неожиданный приезд. На ней домашняя широкая футболка с логотипом какой-то бейсбольной команды, спальные штаны в клетку, волосы собраны в неаккуратный пучок. Женщина упирается руками в бока, в одной из ладоней сдавив влажную тряпку:

— Уже? — цедит сквозь ухмылку, а я не выдерживаю, с таким же писклявым мычанием бросившись её обнимать. Хотя последний раз мы виделись два месяца назад, но в этот раз всё воспринимается иначе.

Ведь я приехала, чтобы остаться.

— Ты будто не рада, — выбираюсь из объятий женщины, которая закатывает глаза, хлопнув тряпкой мне по пятой точке:

— Я вообще-то запланировала на сегодня грандиозную уборку, а на завтра королевский ужин, а вы, блин, — переводит негодующий взгляд на поднявшуюся к нам Кэнду, — как обычно.

Уитокем косится на меня, убрав телефон в сумку:

— У неё с начала недели шило в одном месте.

— Понятное дело, — хмыкает Роббин, и я вновь мычу под нос, крепко стиснув её шею руками. Женщина, наконец, смягчается, прижавшись ко мне щекой: