Перевожу на неё внимание. Зрение у меня плохое, но могу ощутить, какими эмоциями наполнен её взгляд, что выражает лицо, хотя она всячески пытается сдерживать проявление эмоций.

Поднимает одну ладонь на уровень лица. Привычный жест приветствия теперь означает прощание.

Эркиз не дожидается моего ответа. Встает, закрыв дверь, и отходит назад, обернувшись на Роббин. Женщина продолжает стоять на месте, когда полицейский прощается с Ричардом, и машина трогается с места.

И тут мое сердце замирает. Когда взгляд, наполнившись осознанностью, цепляется за лицо мисс О’Брайен. До тех пор, пока автомобиль не сворачивает к спуску на дорогу, и угол обзора больше не позволяет мне видеть больницу.

Бесчувственно застываю взглядом. Сверлю им стекло окна, о которое начинают разбиваться мелкие капли моросящего дождя.

Я люблю дождь

— Так… — мисс Уитокем пристегивает меня, стараясь не задевать бедро правой ноги. — Удобно? — поднимает глаза. Не поворачиваю головы. Смотрю на ровный строй хвойных деревьев, окружающих трассу, по которой несется автомобиль.

Полицейский продолжает действовать инспектору на нервы. Но удивительным образом игнорирую их голоса, полностью погрузившись в созерцание открывшегося вида: океан. Серый. Чуть приспускаю стекло окна, вдохнув аромат соли, и с тоской упираюсь головой в сидение, сохранив голову отвернутой от салона.

— Не переживай, — женщина рядом говорит со мной мягко. Я никогда не замечала этой теплоты в её голосе. Наверное потому, что Деградация уверила меня в невозможности хорошего отношения со стороны других. -Я сама не в восторге. Так долго выбивала тебе место на реабилитацию, лишь бы подальше от этих уродов держать. Ничего. Уверена, загадочный блондин мистер Боу нам понравится, — шепчет, вынув из сумки блокнот, и протягивает мне. — Твои вещи погрузили в багажник, — зачем-то напоминает. — Я помню, как ты раздражена, если не рисуешь, — улыбается немного нервно, напоминая о моем поведении.

Смотрю ей в глаза. И не чувствую отвержения. Неуверенно беру её блокнот и карандаш. Кладу на колени, нервно почесав шею:

— Спасибо.

Не представляю, каких усилий стоит этой женщине воздержаться от шока, вызванного моим поведением. Моим нынешним поведением. Она отмирает и улыбается, сев ровно и приняв участи в бессмысленном разговоре полицейского и инспектора.

Ехать нам долго. Надо как-то себя развлекать.

Прижимаюсь к сидению, вновь взглянув в сторону океана. Ровно дышу, бесцельно исследуя горизонт. В груди продолжают терзать эмоции, но, наверное, благодаря препаратам, которыми меня напичкали, умело совладаю с собой, расслабившись под успокаивающим прибоем воды, криком чаек и шумом ветра.

Чувствую себя пустой, но в мыслях теплится огонек, который ни за что теперь не погаснет. Я не позволю.

Конечно, этого следовало ожидать. То, что я могу не справиться.

От желания умереть — к желанию добиться свободы. Иной.

Приоритеты изменились, и, если бы не Кошмар, уверена, я бы справилась.

Сжимаю карандаш пальцами, чуть нахмурив брови, и взираю на океан суровым взглядом.

Я росла в чертовом рабстве. Мое тело продавали. Разум пичкали наркотиками. Но я сбежала. Я пережила колонию для таких же ублюдков, каким являюсь сама. Выжила в приюте, в котором правила ни для кого не писаны. Попала в лечебницу с добродетелями, которые старательно внушали мне мысль о собственной никчемности.

Но я выжила. И наградой получила возможность почувствовать себя иной, понять, какого это — жить нормально. Встретила людей, которые почему-то верили в меня и интересовались мной. Которые нелепо верили в мою внутреннюю силу.

И я действительно оказалась сильнее, чем могла себе представить.

Спасла себя. Спасла Дилана.

Цель — добиться освобождения путем смерти. Деградация.

Цель — добиться освобождения путем работы над собой и завершения реабилитации. Океан.

Новая фикс-идея. Новое стремление, благодаря которому я буду существовать.

Вернуться сюда, в Северный Порт, но уже самостоятельным и свободным человеком.

Прикрываю веки, дабы прочувствовать присутствие Демона внутри. Мне не избавиться от него. Он — часть меня, мое прошлое, но ему больше не будет подвластно контролировать мою жизнь. Я даже вдруг проникаюсь какой-то любовью к Деградации. Она — это я, ребенок, запертый в затхлой комнате, в которой с ним творилось множество… отвратительных вещей.

Касаюсь пальцами груди, одолевает легкая аритмия. Разжимаю веки. Всё еще океан перед глазами.

С тоской смотрю на него, напряженно дернув уголком губ.

У меня есть цель

Боль всё еще ядовито терзает глотку. Слезы кипят в глазах. Но я полна сил и стремлений.

Я сделаю всё, чтобы отца посадили, чтобы он получил по заслугам, всё расскажу в суде, о чем так долго молчала. Он никогда не выйдет из заключения.

И приложу все усилия, дабы добиться своего освобождения.

Нервный уголок дрожащих губ ползет выше, но натянутая улыбка не влияет на печальное выражение лица.

Надеюсь, и Дилан постарается для себя. И ради возможности вновь встретиться со мной.

Главное, что я поняла, находясь здесь, в иной атмосфере, среди людей с другими взглядами на окружающую реальность, так это то, что в этом мире есть множество вещей, ради которых стоит выбрать Океан.

========== Эпилог ==========

Жара. Поле стадиона. Яркая искусственная трава — новое покрытие. Солнце высоко виснет над головами, давяще воздействуя на парней, которые кое-как, потея и хрипя, выполняют физические упражнения под пристальным наблюдением нового местного тирана. Палит прямо в глаза. По лицам стекают соленые капли. Но они продолжают отжиматься, ведь страшнее солнечного удара может быть лишь недовольный тренер, которых, черт возьми, теперь стало двое. С одним еле выживали, а тут судьба им еще какого-то хрена с горы принесла. Каждый из членов команды сквозь зубы думает о жутких тренировках и тирании, но подсознательно относятся к этому, как к испытаниям, делающих их морально устойчивее и физически выносливее.

Почему-то именно сегодня погода играет с ними злую шутку. Ни единого облачка на ярко-синем небе. Печет не по-детски, но ты хоть трижды сознание потеряй — все равно потом придется отрабатывать. Так что лучше уж сейчас попотеть, чем дополнительно в свободное время.

Футбол продолжает играть особую роль в жизни Богом забытого городка. И тренировки, как и прежде, проходят в напряженном режиме.

— Сто семьдесят восемь! — еле сдерживаю усмешку при виде таких хиленьких ребят, которые после тридцати отжиманий уже валиться начинают, жалуясь на учащенное сердцебиение и слабые кости. Наверное, тренер совсем рехнулся, раз набрал таких… Хотя, быть может, лучших вариантов нет.

А вот в мое время…

Хмыкаю, довольно дернув свистком, висящем через шею на ленте. В мое время — звучит отвратительно. Будто мне под шестьдесят с хреном. Оставлю эту роль Мартину — несгибаемому временем тренеру, которого до сих пор побаиваюсь звать по имени, хотя уже давно не являюсь членом команды.

Стою напротив ряда хиленьких парней, которые еле сгибают руки в локтях, стараясь выполнить упражнение. Жду. Не давлю на них, но внутренне довольствуюсь их физической подготовкой, чувствуя удовлетворение от превосходства над ними. Наверное, нечто подобное ощущал и тренер, когда давал нам тяжелые задания.

— Дилан, ты че как мямля?!

У самого мурашки по спине бегут, а парни начинают с большим старанием отжиматься. Сколько лет прошло, а реакция у моего организма одна и та же. Оглядываюсь на тренера — мужчину, лицо которого изрезано эмоциональными морщинами, а в волосах заметно проглядывается седина — идет, прихрамывая на одну ногу, и возносит над головой свой журнал, хорошенько стукнув им по моему затылку:

— Я на тебя дело своей жизни готов оставить, — с возмущением восклицает, пытаясь вызвать у меня чувства вины, но не меняюсь в лице, стараясь не прыснуть со смеху, — а ты не можешь просто втащить им?! — серьезно, теперь, когда я нахожусь по одну сторону с ним, воспринимать агрессию с должной серьезностью невозможно.