— Стой! Блять, ты совсем рехнулась?! — кричу, но лекарство начинает действовать с новой силой, покрывая рассудок туманом. — Ты не имеешь права! — последняя возможность ругнуться в спину Роббин. Женщина подходит к двери. Мое бессилие порождает отвратительные эмоции на лице. Морщусь, осознавая, насколько слабость окутывает меня, и упираюсь макушкой в подушку, чуть запрокинув голову:

— Мама.

Пытаюсь смотреть на неё, но в глазах вновь пляшут темные пятна. Женщина останавливается напротив двери.

Мычу, заерзав плечами, дабы отогнать вялость, распространяющуюся по телу:

— Мам. Пожалуйста.

Роббин не оборачивается. Стоит ко мне спиной. Не могу понять, насколько сильно она напряжена и что на самом деле чувствует в данный момент. Она сбегает. Открывает дверь, выходит в коридор и оставляет меня одного, утаив свои эмоции.

Сдавливаю мокрые веки, сквозь зубы процедив:

— Черт возьми.

Издаю противный стон, завершением которого становится не менее отвратительный всхлип. Лежу. Слабость. Не чувствую пальцев.

Контроль. Я должен контролировать ситуацию

Но не могу даже контролировать тело

Всё это происходит. Всё это правда происходит.

Больше не раскрываю век, ведь вижу одно огромное черное пятно, затмившее бледный свет.

И через мгновение сопротивления мой рассудок истрачивает себя.

***

Я не верила людям. Полагала, им всем поистине плевать на меня, на мое выздоровление, а их главной целью было — получить за работу со мной деньги. А помогут они мне или нет — дело, не стоящее лишнего внимания. Мною долгие годы правила ненависть к лицемерию, которое я видела в каждом человеке, работающем со мной. Их улыбки и слова, сквозящие наигранностью. Они окружали меня — гребаный маскарад из лживости. И нет ничего удивительного в том, что я не верила и тем людям, кто действительно был заинтересован во мне.

Сижу в инвалидном кресле. Нет, ходить с костылем я могу, но тело слишком истощено, поэтому медсестра помогла мне одеться, медбрат посадил в кресло и вместе с полицейским и Эркизом спустил на парковку больницы. Мы молчали по пути к лифту, молчали в лифте, молчали, выходя на улицу. Такую же приятно серую и пасмурную. В воздухе стоят знакомые ароматы, так полюбившиеся мне своей тоскливостью. Хвоя, океан, дождь. Небо мятое, выглядит грязным и висит слишком низко, или мне так кажется? Смотрю вверх, пока медбрат везет меня к припаркованной машине. Пытаюсь запомнить всё детально, чтобы рисовать картинку одинокими ночами в своей голове.

Там, куда я отправляюсь, небо другое.

Опускаю голову. Рассматриваю знакомую иномарку, рядом с которой крутится инспектор. Плохо помню эту женщину. Она показалась мне крайне нервной и раздражала постоянной болтовней. Рядом с ней стоит мой соцработник. Женщина, которую я знаю с самого прибытия в лечебницу. Уже много лет. И к которой относилась, мягко говоря, недоверительно.

Но теперь я понимаю, что она — один из тех людей, кто пытается мне помочь.

Она прошла со мной через многое, терпела дерьмовое отношение, которым я одаривала её. И она вновь здесь. Как константа. При виде которой я могу расслабиться. И не испытывать такой сильный страх.

— Привет, — женщина в бежевом пиджаке и темных брюках поправляет локон светлых волос. Широко улыбается, но улыбка все-таки отдает печалью. — Давно не виделись, — наклоняется, чтобы осторожно приобнять меня за плечи, ведь знает, как нехорошо я реагирую на телесный контакт. — Ты выглядишь гораздо лучше, — выпрямляется, заглядывая своими голубыми глазами в мои. И, наверное, поражаясь тому, что я не проявляю негатив по отношению к ней. Даже во взгляде.

Смотрит на меня с каким-то пониманием. Сочувствием. Словно она сама не рассчитывала забить меня отсюда с целью возвращения в лечебницу.

Остаюсь внешне спокойной и собранной. Киваю в знак приветствия, чем сильнее тревожу соцработницу, но она не успевает уточнить, как я себя чувствую, ведь к ней подходит Эркиз, откашлявшись для привлечения внимания:

— Извините, миссис Уитокем?

Женщина встает прямо, подтянув вниз края пиджака, и с широкой улыбкой протягивает доктору ладонь, пока инспектор нервно покуривает в стороне, не желая участвовать в происходящем. Насколько я знаю, она здесь лишь для того, чтобы зафиксировать и подтвердить подписью факт моего отъезда обратно.

— Я доктор Эркиз, — Ричард пожимает её ладонь.

Смотрю в асфальт, фильтруя мысли. Ладони сцепляю на коленях, накрытых пледом. Ни о чем не думаю, понимая, что эмоции не помогут. Как бы сильно меня не терзало внутреннее страдание, оно никак не повлияет на действительность.

Я возвращаюсь в лечебницу. Чтобы начать всё с начала.

Моргаю, приоткрыв губы. Уныние царапает ребра. Прикрываю веки, мысленно настраиваясь на шум природы, чтобы Деградация не накрыла серостью разума глаза.

— Вот и познакомились, — моя соцработница приятно улыбается, — а то все через посредников общаемся.

— Вы получили мое письмо? — Эркиз резко перескакивает к волнующей теме, озвучив её шепотом, когда мимо беззаботно проходит полицейский, обращаясь к инспектору — женщина косится на него с презрением, явно не желая трещать о чем-то вроде «погоды». Почему-то такой простой по натуре характер мужчины вызывает на моем лице неяркую улыбку.

И да, я вижу, как мисс Уитокем (вдруг осознаю, что не знаю, как её зовут) удивленно косится на меня, но отвечает без задержки, таким же наигранно таинственным шепотом:

— Насчет перевода? Да. Я изучила информацию. Знаете, думаю, это неплохое место, — не прислушиваюсь. Лучше отстраниться. И просто отдаться на растерзание ситуации. — Тем более, Тее на пользу сменить обстановку. Я добьюсь от судьи перевода. И смену ответственного врача, — наклоняется к Ричарду, хмыкнув. — Он мне тоже не по душе, — щурится. — Люблю блондинов.

Опять уголок губы дергается в улыбке.

Она такая беззаботная, а я считала её простоту глупостью характера.

Ричард пытается держаться на одной волне с женщиной, дабы заполучить её расположение и добиться дальнейшего шанса на сотрудничество.

Мистер Эркиз тоже делает что-то для меня.

— Мой друг, глава этой лечебницы, мистер Боу, блондин, — с намеком уточняет. — И не женат.

Они смеются. Уитокем искренне и открыто, а Эркиз притворяется, но выходит неплохо.

— Тогда я приложу максимум усилий.

— Постарайтесь.

Медбрат получает сигнал от полицейского и подвозит мое кресло ближе к машине. Скорее всего, она принадлежит инспектору, которая всем видом демонстрирует свое нежелание выполнять свои должностные обязанности. А ведь ей, по правилам, нужно доставить меня, полицейского и мисс Уитокемобратно. Это… долгий путь. Очень. Уже предвкушаю её раздражение.

Мужчина помогает мне встать. Боль в бедре терпимая. Наверное, потому, что я неправильно отношусь к физическим недомоганиям. Сажусь на край сидения, не смотрю в сторону больницы, избегая появления страдальческих эмоций.

— До свидания, — мисс Уитокем прощается с Эркизом, склонившись надо мной. — Тея, скажи «спасибо» и попрощайся.

— Спасибо. До свидания, — проговариваю монотонным голосом, взглядом уткнувшись в свои колени, пока сажусь ровно, упершить вниманием в спинку сидения.

Чувствую на себе взгляд Ричарда. Мисс Уитокем обходит машину, заняв место рядом со мной, инспектор недовольно валится на сидения водителя, а полицейский, не прекращая попытки установить с недоступной ворчуньей контакт, садится рядом спереди.

За всем этим полезным шумом, заглушающим мои собственные тревоги, я не замечаю, как Ричард подходит к распахнутой дверце машины, присев на корточки, чтобы заглянуть мне в лицо:

— Еще увидимся? — вопрос.

Невольно встречаюсь с ним взглядом, ощутив, как слабнет выражение моего лица.

Хорошо, что Роббин не сумела заставить себя выйти и попрощаться.

Думаю, а из задних дверей больницы на парковку выходит женщина в форме медсестры. Она встает у края крыльца, не ступая вниз, складывает руки на груди и пристально смотрит в нашу сторону.