— Я очень рада, — поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. — Наконец-то никаких инспекторов, — шепчет с раздражением.

За спиной Роббин вновь раздается неугомонный топот босых ног. Я выглядываю из-за плеча женщины, поприветствовав двойняшек Рэнди и Ралли. Представляю, какой шок испытала Роббин, узнав, что у неё будет не один пупс, а целых два. А Эркиз так вообще чуть в эмоциональный запой не ушел.

Эти два чертика ничем не уступают Дилану. Такие же активные, эмоциональные, громкие и непослушные. Роббин пришлось оставить работу, чтобы полностью отдаться воспитанию этих неугомонных зверей, которым с самых ранних лет все и обо всем нужно было знать. Потребность в изучении мира напоминает Дилана. Двойняшкам с такой же простотой дается практически всё, за что они берутся. Легкомысленные, правда, слишком. Быстро забрасывают кружки и секции.

Двум пылким брюнетам уже по девять лет.

— Уроки сделали? — пугающе ровным тоном интересуется Роббин.

Дети переводят на неё взгляды, одновременно качнув головой.

— А чего тогда встали?

Сурово. Дети надувают щеки, но мать слушают, уносясь обратно в гостиную. Первое время я еще интересовала их с точки зрения незнакомого человека, но постепенно они ко мне привыкли. И даже… немного недолюбливают, как мне кажется, ведь Рэнди нравится спать в комнате Дилана, когда тот возвращается. Для него старший брат — эталон крутости. Поэтому, когда тот возвращается домой, мальчишка не отлипает от него, утопая во внимании. Но если приезжаю я… То ребенок во всю негодует из-за того, что О’Брайен тратит время не на него, а на какую-то «тетю».

— А где Дилан? — прохожу в коридор за Кэнда, а Роббин закрывает дверь:

— Я с полной уверенностью заявила ему, что ты приедешь седьмого июля, поэтому он перенес свой отгул на завтра, а занимается сегодня.

— У него практика уже началась? — мне казалось, на следующей неделе.

— Да, — Роббин спешит на кухню, где у неё кипит суп. — И это жуть, — дает оценку тому, какой из её старшего сына преподаватель. — Это надо видеть. Один тиран-тренер был, стало два, — шутит, принявшись мешать варево в кастрюле половником. — Иногда в глазах двоится.

Кэнда устало плюхается на стул, вытянув ноги. Долгие часы в дороге её крайне выматывают. Я подхожу к столу, поставив рюкзак на край, и расстёгиваю молнию, решая выложить сладкое, которое купили в здешнем магазине. Чтобы задобрить двойняшек, а то порой я их боюсь.

— Мне нравится смотреть на него, когда он на поле, — мне посчастливилось лишь один раз попасть на матч. Дилан уже тогда часто зависал с тренером, помогая тому после аварии тренировать команду. За эти годы они достаточно сблизились. Это здорово. О’Брайен отрицает, но мне кажется, отчасти Мартин выступает для него в роли отца.

Но это лишь мои предположения.

— А меня это пугает, — Кэнда устало выдыхает в потолок, припоминая Дилана на поле.

Орать двойняшки начинают еще в прихожей, поэтому их явление на кухню никого не заставляет поседеть: Ралли чуть не сносит стул, убегая от брата, который кричит что-то про испорченную тетрадь, грозя треснуть ею же сестру.

— Прекратите носиться! — Роббин командным тоном оглушает присутствующих, и дети, разбежавшись по обе стороны стола, хватают из моего пакета шоколадные конфеты, после чего несутся прочь, обратно в гостиную. Видимо, крик — это обманный маневр. Их истинной целью было взять сладости. Привыкли, что я приношу их.

Завязываю пакет, обратив внимание на подоконник, забитый маленькими горшочками с мелкими стеблями:

— Это ростки с моего цветка? — удивляюсь.

— Да, — Роббин оглядывается. — Он сильно разрастается. Надо уже высадить на улице, — с намеком косится на меня. — Я ждала, когда ты вернешься окончательно. Чтобы ты это сделала. Мне кажется, это символично.

— Очень, — хмыкаю. Роббин вытирает ладони о тряпку, встав рядом со мной:

— Это все твои вещи? — изучает содержимое рюкзака. — Ты будто на день приезжаешь.

Я не отрываю взгляда от экрана телефона, взволновано тараторя:

— У меня их накопилось немного.

Роббин вздергивает бровь, уставившись на меня, как и Кэнда, подперевшая щеку ладонью и устало зевнувшая. Переминаюсь с ноги на ногу. Взгляд бросаю то на одну женщину, то на вторую, и в итоге Роббин сдается:

— Ладно, езжай, — махнула рукой в сторону окна, а я практически подскакиваю от бушующих эмоций:

— Я быстро, — хватаю Роббин за плечо, поклявшись. — А потом помогу прибраться, — и автоматически срывается с языка в адрес Кэнды: — Я могу ведь поехать?

Женщина даже немного побледнела, не сразу отреагировав на мой вопрос:

— Ты больше не должна спрашивать моего разрешения, — напоминает, а внутри меня что-то приятно копошится. Нервишки щекоткой терзают легкие.

— Иди уже, — Роббин подгоняет меня, убрав конфеты на самую верхнюю полку шкафа. Правда, думаю, эти умные двойняшки, если захотят, соорудят себе ступеньки из кухонной утвари.

— Я быстро, — уверяю, схватив связку ключей, которую мне протягивает Кэнда, напомнив про правила безопасного вождения. В Северном Порту на дорогах не встречаются патрули. Служителей закона здесь можно по пальцам пересчитать, лишних людей нет. Это важное уточнение. Прав-то у меня нет. Но Кэнда разрешает нарушать правило, не зря тайком же учила меня вождению.

Дилан тоже пытался… Но, кхм, преподаватель он суровый и слишком нервный.

— Вернись лучше с ним, — миссис Эркиз ставит чайник. — Тогда вы все будете обречены на помощь мне.

Я торможу на пороге, хмыкнув:

— А Ричард?

— Не беспокойся, — женщина стреляет в меня взглядом, — я и до него докопаюсь.

Уж в этом не сомневаюсь. Роббин стала строгой матерью. И детям везет меньше, чем Дилану. С ним она не была так дотошна. Так что парню, можно сказать, повезло.

Выбегаю в коридор, бросив рюкзак возле комода. Торможу напротив зеркала, изучив свое лицо. Раскраснелось. Энергия бьет ключом. Щеки румяные, глаза эмоционально наполнены. Пытаюсь пригладить беспорядочные локоны. Разглядываю одежду, разглаживая мятые участки, и невольно провожу ладонями по талии, не нащупывая ребра. Часто так делаю. Потому что это странно — не чувствовать костей. Оглядываюсь, проверив, нет ли кого поблизости, и приподнимаю ткань майки, подкрепив свои ощущения зрительным фактом.

Костей нет.

Касаюсь щек. Впадин нет.

Поправляю лямки бюстгальтера и упираю ладони в бока.

Всё на месте.

В последний раз встряхиваю волосы и быстрым шагом направляюсь к двери, покинув тихий дом Эркизов.

— Кофе? — Роббин ставит кружку на стол, держа над ней чайник.

— Спасибо, — Кэнда пребывает в глубокой задумчивости. Смотрит куда-то в сторону, пальцами барабаня по своим губам. Роббин наливает и себе кипятка, размешав сахар в обеих кружках. Прислушивается — дома подозрительно тихо. Опять эти неугомонные что-то замышляют.

Кэнда вздыхает, выглядит тоскливо и не понимает, какие чувства преобладают внутри неё:

— Я всегда испытываю радость, когда мои клиенты преодолевают трудности и получают возможность жить самостоятельно. Но всё равно переживаю. Тея была сложным пациентом.

— Она будет посещать терапевта, — это даже не обсуждается. Дилан тоже продолжает общаться со своим врачом. Раз в месяц, при необходимости, больше, посещает его, ведь проблемы порой дают о себе знать. Главное, теперь он работает над ними, а не обрастает, заглушая употреблением курительных смесей. — Мэгги сказала, что возьмет её под свое крыло, — садится напротив, подвинув одну из кружек к гостье. Уитокем кивает, поблагодарив еще раз, и сжимает кружку ладонями, долго рассматривая горячую жидкость, с поверхности которой к её лицу вздымается пар.

— Хорошо, — шепчет, вновь подперев щеку ладонью:

— Так странно… Привезти её сюда. А уехать одной.

Роббин хмурится. Ничего странного она в этом не видит. Давно пора, а эти придурки из комиссии только время тянули.

— Даже грустно, как-то… — Кэнда совершает глоток, своей апатичностью выбивая Роббин из колеи. Эркиз решает немного сменить тему, точнее, перескочить совершенно, и с таинственной улыбкой сощуривается: