На тумбе красуются одна оранжевая баночка и одна белесая. На этикетках информация, содержание которой меня не совсем интересует. Антидепрессант и транквилизатор. Прием совместный. Антидепрессант, помогающий повысить настроение. Транквилизатор, дающий успокоительный эффект. Вместе — выравнивающее настроение смесь.

Отвожу взгляд, зевнув.

Только вот спать постоянно хочется. И без психотерапии прием препаратов бессмысленнен.

Начинаю клевать носом. Ложусь набок, подтянув колени к груди. Альбом ложится рядом на подушку, ладони лезут под голову. Борюсь с собой, фокусируясь на телефоне. Хочу дождаться. Если конечно…

Вздрагиваю. Внезапно. Голова будто на мгновение опрокинулась в яму, и падение выдавило меня обратно в реальность. И эта реальность отличается от того, что я сохранила в сознании.

Темно. Почему лампа погасла?

Моргаю, с песком в глазах приподнимаясь на руках. В локтях раздался хруст костей. Щурюсь от боли, пытаясь разобрать что-нибудь во мраке. Щупаю пальцами одеяло, смятое подо мной, но при этом с плеч соскальзывает шерстяной плед. Я не… Чешу макушку. Я не накрывалась, вроде… Так обессилена, что не заметила, как задремала.

Провожу ладонью по лицу, почесываю ноготками мятый след от одеяла на щеке. Глаза немного привыкают. Белый свет фонаря со стороны улицы отражается на стене рядом с дверью. Приседаю, спустив ноги с края кровати. На тумбе мой альбом, среди листов которого потерян карандаш. Рядом телефон. Время — половина второго ночи. Прижимаю горячую ладонь к теплой щеке. Зеваю. Веки прикрываются.

Сон не отпускает.

Но шум способствует пробуждению.

Слышу, как что-то скрипит. Вряд ли в такое время внезапно вернулись Эркиз с Роббин. Я без труда догадываюсь, кто явился домой. И теперь даже зевота прекращается.

Слезаю с кровати, оставив плед волнами покрывать одеяло. Не включаю свет, боясь надолго застрять на одном месте благодаря боли в глазах. Складываю руки на груди, шагаю к двери, не выжидая ни секунды, ведь Дилан словно призрак. Одно мгновение — и его снова нет.

Надо воспользоваться моментом.

Открываю дверь. В коридоре темно, а потому сразу обращаю внимание на полоску теплого света, льющуюся из-под двери комнаты Рубби. С недоверием приближаюсь к двери, приоткрыв её после того, как досчитала до десяти.

В комнату Рубби, насколько я знаю, никто не заходит. Все вещи оставлены на тех местах, куда их бросила девушка последний раз, когда ночевала здесь. Свет ржет глаза. Сощурившись, встаю на пороге, застав парня рядом со шкафом. Он что-то… ищет? Среди книг, статуэток, прочего никому не нужного хлама, скопившегося на полках за столько лет.

Смею предположить, ищет алкоголь. У Рубии были мощные запасы.

Не обращает на меня внимание. Но, судя по тяжкому вздоху, чувствует мое присутствие.

— Эркиз разозлится, — устало прижимаюсь боком к дверной раме, наблюдая за деятельностью О’Брайена. Он не позволяет себе трезветь. Идиот. Настолько боится реальности? Правды, частью которой становится его жизнь?

Тревога за него выматывает. У меня не хватает сил даже для того, чтобы заставить себя соблюдать аспекты реабилитации, такие как: налаженное питание, принятие таблеток и витаминов, занятия физической нагрузкой, здоровый сон… Даже сон. Хотя я сильно устаю за день, глаза слипаются, но мозг продолжает переваривать мысли и волнения.

Диланнезаинтересовано мычит под нос, продолжив перебирать шкаф с целью отыскать алкоголь. Чуть прячусь за стеной, выглядывая из-за неё, как ребенок, тайно наблюдающий за родителем-алкоголиком.

— Тебе нужно сделать паузу, — носом касаюсь холодной поверхности, как-то обиженно сощурившись. — Перестать пить. Дилан…

— Отвали, — он выдыхает также устало, без злости. Наверное, у него тоже проблема со сном и запасами сил. Возможно, алкоголь помогает ему уснуть. В любом случае, не разбираю в его тоне угрозы, поэтому выхожу из «убежища», неловко переминаясь с ноги на ногу в попытке подойти ближе:

— Чем ты расстроен? — боюсь услышать ответ. Дилан застывает, пальцами сжав дверцы шкафа, и медленно поворачивает голову, уставившись на меня с таким видом, будто я задаю ему этот вопрос, направив дуло пистолета прямо в лоб.

— Чем? — даже не щурится. — Серьезно? — резко захлопывает дверцы, развернувшись и направившись мне навстречу. Встаю на месте, сцепив ладони за спиной, дабы удержаться от желания скрестить руки на груди в качестве защитного жеста. Дилан тормозит напротив, продолжая сверлить яростным взглядом мое спокойное лицо:

— Брук мертва, — он тяжело дышит. — Она решила оставить нас, несмотря на наши старания помочь ей, — то, с какой отрицательной эмоциональностью парень давит это из себя… его нехило подкосило, замечу я. — Норам пропал. Он тоже решил уйти, — с каждым новым словом его голос немного срывается на хрип. — Мать беременна. И теперь я окончательно буду последним в списке вещей, которые станут её интересовать. Она тоже ушла. Тоже оставила.

— А я? — со всей серьезностью смотрю в ответ, ожидая, чем же я заслужила столь дерьмовое отношение.

— А что ты? — он пытается выдавить смешок, но выходит сдавленно. Парень упирается одной рукой в бок, пальцами другой нервно проводит по губам, пока взгляд фокусируется на мне. Что-то в нем меняется. На место злости приходит страх и паника, и я еле держусь от того, чтобы попросить его успокоиться.

— Ты не справляешься, — моргает. Его глаза отдают влажностью, белки краснеют, отчего цвет радужек обретает глубокий оттенок карамельного меда. — У тебя ничего не получается, — откашливается, пытаясь прочистить глотку от комков эмоций. Я приоткрываю рот, с сожалением наблюдая за человеком, который начинает топтаться на месте, не совладав с дискомфортом в груди. — Ты умираешь, — сглатывает, чуть отступив назад, его пальцы нервно тянут края футболки вниз, — медленно. Ты уйдешь.

Сама ощущаю, как горло сдавленно, и дышать становится невыносимо трудно. Глаза наливаются обжигающим свинцом, а буквы еле формируются в короткое отрицание:

— Нет, — кое-как качнула головой в подтверждение.

Дилан опускает руки, плавно вскинув лицо:

— Ты уйдешь, — он будто простанывает и желает отвернуться, дабы ринуться к шкафу на поиски алкоголя.

— Дилан, — заикаюсь, поспешив за ним, и хватаю пальцами за ткань футболки, дернув на себя, чтобы развернуть обратно. И в очередной раз замечаю, что в глазах у него совершенно отсутствует ясность.

— Как все, — он мечется взглядом по полу, а я беру его за лицо, не позволяя голове так неуравновешенно балансировать. — Ты тоже уйдешь?

— Перестань, пожалуйста, — всё, это грань. Надо что-то предпринять. Сейчас же!

— У тебя повышенная параноидальность и тревожность, — говорю шепотом, пытаясь установить зрительный контакт. — Тебе нужен специалист, а не травка.

Внезапно взгляд парня замирает. Я пристально смотрю ему в лицо, понимая, что сейчас может произойти выплеск агрессии. Но не боюсь. Он мне ничего не сделает.

А если и навредит… пусть это станет его новым триггером. Тогда он точно решится на лечение.

Дилан медленно, будто ему это дается с особым трудом, поднимает глаза, уставившись на меня с примесью шока и в то же время понимания:

— Ты знаешь, — щурится, споткнувшись на ровном месте, из-за чего хватаю его за плечи, помогая устоять на ногах. — Ты её прячешь, — его ладони цепко сживают мои руки, но терплю боль, продолжив настороженно шептать:

— Ты должен остановиться.

— Ты это делаешь! — он резко переходит на крик, словно что-то в голове переключается, моментально сменив его настроение. Я вздрагиваю, но не отступаю, несмотря на то, как сильно его пальцы сдавливают кожу, заставив меня сморщиться:

— Хватит…

Но он вдруг дергает меня за плечи, отчего даже моя голова приходит в движение, резкой волной запрокинувшись и вернувшись в былое положение. Мои руки автоматически отпускают его. В глазах начинают плясать темные пятна, а боль в лобной части молотком бьет по стенке черепа.