— Так ты идешь? — интересуется, а внутри неё разгорается паника.
Ей не хочется оставаться одной. Больше.
— Конечно, — неправильно взволнованно тараторит под нос, предприняв попытку спуститься с кровати, но тяжесть в груди не позволяет двигаться.
Голоса вокруг. Кто-то пытается говорить с ней.
— Уверена? — Томас без эмоций задает вопрос, лишний раз не моргает, наблюдая за тем, как Рубби всё-таки встает на ноги. Девушка не ощущает стопами холодного пола.
Невесомость.
— Я не желаю больше торчать здесь, — продолжает сутулится, приложив к груди ладонь. Странно.
Не дышит. А надо бы. Наверное.
— Уверена? — Томас следит за её шаткими шагами в его сторону.
— Издеваешься? — Рубби зыркает на него недовольно. — Я думала, ты кинул меня, — ворчит, решая оставить больше яда до момента, когда они сядут в его машину и уедут к черту.
Шаркает ближе к порогу, пытаясь вдохнуть кислород, дабы избавиться от неясной тревоги.
Томас протягивает ей ладонь, по-прежнему не выражая эмоций на бледном лице, скрывающемся в тени.
— Хочешь держаться за ручки, как глупые романтики? — Девушка не удерживается от колкости, усмехается, но Том остается безразличным, сверлящим её лицо.
Мнется. Ей становится как-то неловко. Останавливается перед порог, за которым ждет он. Последние пару шагов дались с особым трудом.
Смотрит на Томаса. Тот смотрит на неё, продолжая держать ладонь перед собой, но за гранью палаты:
— Уверена? Или еще подождешь?
Кретин. Нет, правда, кретин. Типичный Томас. Рубби тепло улыбается, решив немного побыть глупой слюнявой девчонкой. Холодной ладонью хватает его ледяную ладонь, в шутку дернув чуть на себя, но Томас не шевельнулся, цепко сдавив пальцами её кожу.
И на его безразличном лице наконец заиграла улыбка. Печальная.
Улыбка Брук.
Парень без усилий вытягивает Рубби за порог в темноту, а она делает легкий невесомый шаг к нему, больше не ощущая тяжести в груди.
— Фиксируйте время.
========== Глава 40 ==========
Океан или Деградация?
«Ричард Эркиз».
Роббин стоит напротив двери в кабинет главного врача больницы. Хмуро смотрит на табличку с его именем и пытается глубоко вдохнуть, дабы прекратить тормошить тревожные мысли. Ей не стоит нервничать. Но как иначе реагировать на события, которые разрушающим штормом следуют одно за другим?
Разговор о беременности резко перетек в тот вечер в давящее молчание. После того звонка из больницы. По выражению лица мужчины Роббин понимала: произошло нечто болезненное, но и одновременно с тем приносящее облегчение. Это сильнейшее противостояние внутри самого Ричарда. Он пережил смерть матери Рубби. И не мог представить, как перенесет смерть дочери. Он боялся видеть скоротечное угасание, свойственное данной болезни. Но он должен был быть рядом.
Роббин чувствует неправильную вину на своих плечах. Хотя Ричард не давал ей повода, не пытался в чем-то обвинить.
Ладонь замирает над ручкой двери. Пальцы играют с прохладным воздухом. Её глаза прикрыты. Кислород тяжко поступает в легкие. Опускает голову. Собирается с мыслями.
Надо. Быть. Рядом.
Рядом с Диланом, который отталкивает её. Рядом с Теей, которой необходима чья-то поддержка сейчас. Рядом с Ричардом, мужчиной, отрешенности которого она боится.
Давит на ручку — заперто. Но ей известно, что мужчина не покидал кабинет с самого утра. Надеясь не пожалеть об этом, она вынимает из кармана связку ключей, один из которых был отдан ей Ричардом.
Открывает дверь, скованно заглядывает в строгий кабинет Эркиза. И находит главного и уважаемого врача в кресле, повернутом в сторону окна. В руке — широкий стакан, наверное, с виски. Пахнет табаком. Шторы задернуты, но створки открыты, чтобы запахи выветривались из помещения.
Роббин моментально закрывает дверь, чтобы никто не застал уважаемого человека в таком состоянии. Она никогда не видела его нетрезвым или курящим. Это и выделяло его среди остальных, это и дарило Роббин чувство безопасности рядом с ним. Он не был таким, как мужчины, с которыми у неё была связь.
Но и сейчас мисс О’Брайен не ощущает опасности. Эркиз поворачивает голову, взглянув на ней, и давит улыбку, свободной ладонью скользнув по лбу. Правда говорить себя не заставит. Роббин звенит ключами, спрятав их в карман штанов формы, и медленно подходит к креслу, нервно потирая ладони. Не знает, может ли находиться здесь, может ли разделить с ним его эмоции?
Эркиз сжимает губы. На самом деле, присутствие Роббин помогает ему совладать с чувствами. Не время сидеть и убиваться действительностью. Жизнь — та еще тварь, порой.
И всё, что ему остается, это смириться. Он не был близок с дочерью. Тратил больше времени на работу. После смерти жены предпринимал попытки стать для Рубби опорой, только она уже достигла осознанного возраста. Он для неё не был отцом. Был человеком, который позволил её матери умереть в муках.
Роббин касается плеча Ричарда ладонью, второй мягко отбирает у него стакан. Он с тяжелым вздохом трет пальцами веки, отгоняя нетрезвую вялость.
Ничего не исправить. Всегда ничего нельзя было исправить.
Отчасти его тронуло гадкое облегчение.
Ведь Рубби не мучилась.
Над полем для игры в футбол висит дождевое облако. Парни не обращают на погоду никакого внимания. Если капля упадет тебе на нос, лучше не поднимать взгляд и не производить лишних движений, пока тренер не окончит перекличку. Сурового вида мужчина с проглядывающейся сединой стоит напротив ребят, громко озвучивая фамилии. И натыкается на его «любимую»:
— О’Брайен? — вскидывает взгляд, пробегаясь им по всему ряду. Конечно, капитан должен стоять в начале, но порой Дилан вставал в середине или в конце, чтобы позлить тренера. Мужчина с ожиданием добирается зрительно до конца строя и вновь сердито фыркает:
— Где этот кретин?! — задает вопрос в пустоту. Вот уже больше месяца никто не отвечает на него. Ни друзья парня, ни классный руководитель, ни чертова мать, которая обязана знать, где шляется её сын.
Тренер с прищуром ищет среди ребят Дэниела, но тот также не является на занятия. Им всем хана. Мужчина определенно надерет этим засранцам задницы. И без того новички — хилые девчонки, а тут еще и старички отсутствуют.
Мужик он жесткий по натуре, но за своих ребят горой стоит. Он их воспитывает вместо отцов, поэтому легкое давление в глотке уместно в качестве проявления беспокойства.
— Придурки, — шепчет тренер и продолжает перекличку.
Тусклый горизонт. Тревожный океан. Бушующий ветер разгоняет людей с берега, чем позволяет Дилану насладиться одиночеством. Ежедневные скитания по окраинам города, часы, проведенные наедине с шумом природы. Парень ищет отдаленные места и сидит на берегах. Океан успокаивает его. Настраивает на… пустоту в голове. Заменяет мысли на крик чаек, вибрацию накатывающих волн, тормошение волос ветром.
Сейчас особо ничего примечательного не видит. Сидит на бордюре тротуара, ногами упираясь в песок. Возле губ держит дымящийся косяк. Отсутствующий взгляд направлен куда-то в сторону воды.
Ничего не чувствовать.
Его не будет — всего этого не будет.
Ежедневно получает сообщения от матери. Она, наверное, полагает, что он не бывает дома. Но на самом деле, он приезжает в дом Эркиза достаточно часто, чтобы принять душ и немного поспать. Просто намеренно избегает мать, которая сделала свой выбор в пользу Эркиза, и Тею, которую не хочет задеть своим поведением. Ей не стоит видеть его таким.
Сожалеет. Но иным образом не выходит затмить мысли.
Редко, но приходят сообщения от Оушин. И тогда ему становится гораздо противнее от себя.
Она сообщает ему, когда дома будет Эркиз, Роббин или она сама. А парню остается выбрать, в какой период заехать. Обычно предпочитает пустой дом. Но в редких случаях, когда он разумно оценивает свое состояние, возвращается, чтобы увидеться с Теей. Ведет себя естественно, просто либо много болтает или подыхает от тошноты. Это зависит от того, сколько он принял. Но Оушин почему-то принимает его компанию в любом случае.
