Тея видит, как активно начинает дышать парень, поэтому пытается осторожно уйти от больной темы:

— Роббин не знает?

— Нет, ей не нужно этого знать, — ему хуже. Его трясет. Тея чувствует это ладонью. И ей становится не по себе. Глотка сжимается, глаза покрывает соленая пелена.

От осознания, что столько людей, живущих, кажется, обычной жизнью, страдают от подобных детских травм. Каждый, возможно, скрывает подобное безумное воспоминание, глубоко посаженное в сознании. Тее всегда ошибочно казалось, что она одна такая бедная и несчастная с тяжелой судьбой. Как же она наивна и эгоистична. И глупа.

С этим надо что-то делать. Все его проблемы из-за непроработанных детских травм. Теперь Тея Оушин уверена, что ему нужна помощь, иначе он полностью будет охвачен Деградацией.

Ни черта у Дилана не хорошо, наоборот. Он просто прекрасно притворяется.

— Я пытаюсь исправиться, — Тея начинает с опаской. — И было бы здорово, если бы ты тоже позаботился о своем ментальном здоровье, — пытается уловить негативные эмоции на его лице. — Может, тебе обратиться к специалисту?

О’Брайен сильнее напрягается. Пристально смотрит перед собой, разрезая слой темноты взглядом. Его руки заметно дрожат. Тея наклоняется, поглаживая его волосы ладонью, и шепчет на ухо:

— Всё. Не думай об этом, — пытается вернуть парня в реальность из глубин прошлого, но Дилан слишком серьезно влез в воспоминания, потому продолжает мысленно скакать от одной картинки в сознании к другой. И все они полны какого-то безумства. Это и есть его детство? Тот фундамент, что должен закладываться для дальнейшего формирования личности?

Парень сглатывает. Не может остановить процесс.

Тея с тревогой ложится рядом, обхватив одной рукой его спину, и носом упирается в его лоб, начиная сожалеть о том, что заставила парня вернуться к темноте внутри себя.

Тяжело тормошить детские раны, тем более если они не затягиваются, а ты снова и снова их сдираешь, выпуская кровь воспоминаний.

Оушини проводит пальцами по татуировкам, нащупывает скрытые под рисунками шрамы и моргает, невольно и молчаливо роняя тяжелые слезы. Это все маскировка. Его личная. И какие бы между ними не образовывались отношения, она не будет знать всего. Он никогда не раскроется полностью, и не потому, что не доверяет, а просто не выдержит такого давления прошлого.

В этом они с ним похожи. Тея тоже вряд ли когда-нибудь будет достаточно сильна для этого.

Ей страшно. Но пути назад нет. Тея Оушин влюблена, причем речь не о розовых соплях и ангелах любви, парящих над головой. Это больная зависимость, нездоровая, как она сама. Тея никогда не научится «любить» нормально, в привычном смысле этого слова. Её психика слишком поломана, как и сломлен сам О’Брайен.

Пожалуй, они оба в равной степени безумны.

Очередная сигарета тлеет. Бутылка опустошена. Честно говоря, последние глотки дались ей с особым трудом. Рубби продолжает сидеть на подоконнике, смотреть на улицу и потягивать никотин. Просто заглушить мысли. Не думать. Не анализировать. Застыть в этом моменте. Остаться в нем.

Девушка опускает взгляд на телефон, лежащий возле стопы. Касается его экрана пальцем, открывая список контактов. Номеров не так много. Жмет на тот, что значится под именем «Кретин», и, включив динамики, ждет ответа, правда, вместо него всё тот же неприятный женский голос рвет тишину: «Абонент временно…»

Сбрасывает. Ладонь дрожит, застыв над мобильным аппаратом. Рубби рвано глотает кислород, нервно подтягивает сигарету к губам, неумело затянувшись. Частым морганием стремится остановить проявившиеся эмоции, но эффект совершенно обратный. Слезы нагло рвутся наружу, стекая по щекам. Она гневно вытирает их, шмыгая носом, но в итоге срывается на тихий плач, опустив лицо и обхватив колени руками.

Постоянно в тишине. Постоянно в темноте. И постоянно наедине со своей болью.

Почему Томас бросил её?

Удар. Еще удар под дых. Затем в челюсть и еще несколько по ребрам с разных сторон, чтобы парень окончательно свалился на колени, потеряв силы стоять на ногах. Томаса удерживают мужчины, заломив руки за спину. Один из них хватает его за волосы, дернув голову вверх, чтобы парень не мог скрыть корчащееся лицо от Босса, сидящего в кресле одной из комнат притона. Он пристально смотрит на Томаса, потягивая косячок травки:

— Понимаешь, никто не может просто так уйти от нас, — хрипловатый тон полного мужчины с вечно влажными волосами вызывает холод в груди. — Где девчонка? Приведи её обратно, иначе мы займемся вами обоими.

Томас сжимает кровоточащие губы, пытается концентрироваться не на угрожающем тоне мужчины, а на музыке, что окутывает здание притона. Но спастись от боли ему это не помогает. Парень продолжает молчать. И поэтому Босс кивает ребятам, которые тут же откидывают Томаса на пол, принявшись избивать всеми возможными способами. За чем сальный мужчина в кресле спокойно наблюдает, прося девушку подлить себе коньяка в рюмку.

Лицо Дэниела отражается в стекле окна, поскольку он включает свет в вытяжке над плитой. Только добрался домой. Весь вымок, но не спешит отправиться в душ. Стоит у подоконника, смотрит на улицу, задумчиво размышляя над тем, как он поступает. Скорее всего, верно. Пальцы сжимают телефон в кармане мокрой куртки. Он не должен звонить Брук. Он… был влюблен в образ, но на деле девушка оказалась иной. И проблема в том, что она вряд ли сумеет измениться. Она будет пытаться построить вокруг себя то, к чему привыкла, не возьмется к переменам внутри себя.

«Ты нормальный». Смешно, Реин. Ты совершенно не знаешь Дэниела. Ты тоже смотришь на обертку. Браун другой. Но в отличие от тебя он не принимает свои плохие, хоть и настоящие стороны. Поэтому, пошла ты, Реин. Браун не станет стелиться под тебя, играя роль Дилана или, что еще занятней, этого таинственного Норама.

Но пальцы странно давят на мобильный аппарат.

Дэн сжимает губы. С сомнением опустив взгляд.

Или все-таки стоит уточнить, в порядке ли она?

С мыслей сбивает звук шагов. Дэниел поворачивает голову, искоса уставившись в грудь зашедшему на кухню мужчине. Тот моментально ощущает прилив напряжения, но пытается изобразить раскованность:

— Не спится в такую погоду, да? — удается улыбнуться, но Дэн продолжает косо следить за перемещением отца, который подходит к фильтру с водой, чтобы наполнить стакан.

Тишина давящая. Наверное… это шанс наконец всё обсудить. Мужчина давно пытается выйти на контакт с сыном. Сейчас самое время. Они одни. Никто не помешает.

Набирается смелости, стоя к сыну спиной, и сдавливает стакан, так и не сумев сделать глоток. Оборачивается:

— Слушай. Я хочу извиниться, — что он несет? Он не это хочет сказать, он… — Хочу… искупить вину, — не может правильно выразить свои мысли. Что приводит к такой реакции.

— Думаешь, твоих извинений достаточно? — взгляд Дэниела стеклянный, выражение непроницаемое. Он медленно оборачивается, всем телом выражая угрожающую готовность к атаке. Словно вся поверхность его кожи поражена иглами. Он пристально смотрит на мужчину, который пытается исправиться, выразиться иначе, но Браун не позволяет:

— Ты избивал нас. Держал в постоянном страхе перед собой. Все заработанные мамой деньги тратил на наркотики, продавал все вещи, лишь бы получить еще дозу, — его тон ровный, оттого настолько пронизывает сознание мужчины, который помнит, на что способен его сын, оттого невольно отступает к кухонной тумбе, прижавшись к ней поясницей. Хотя Дэн остается неподвижен.

— Мы сбегали от тебя, а ты находил. Ты ломал маме ноги, чтобы она не могла уйти. Ты запирал меня и морил голодом, чтобы я был слаб и не смог противостоять, — с каждым произнесенным словом его голос жестче оказывает давление. — И использовал меня для манипуляций над мамой, — щурится. — Думаешь, твоего «извини» достаточно?

Мужчина проявляет страх в активном моргании и в том, как дрожит его голос:

— Я больше не принимаю, — пытается найти оправдание. — Я изменился, я работаю над собой…