— Будто она в этом заинтересована.

— Рубби, — мужчина притоптывает ногой под столом, а Роббин заметно хмурится, пытаясь промолчать. Я всё-таки поднимаю голову, взглянув в сторону девушки, которая плюет на отца, пялится на меня в ответ, выражая серьезное негативное негодование:

— Если бы она хотела поправиться, она бы не выглядела так. Столько людей пекутся о тебе, утопаешь в чужом внимании, а сама ни хрена не стараешься.

В груди кольнуло знакомое чувство вины.

— Тея старается, — Роббин всё же не выдерживает, встав на мою защиту, а Дилан косым взглядом терзает дочь Эркиза. Отчего-то я начинаю ощущать жалость к ней, поэтому пинаю парня коленом, перенося его давящее внимание на себя.

— Правда? — Рубби хмыкает. — Она так и не притронулась к еде, мисс О’Брайен, — криво улыбается, отчего, как мне кажется, круги под её глазами становятся лишь больше, словно негативные эмоции моментально ухудшают её состояние, незамедлительно влияя на здоровье. Не могу оторвать от Рубби взгляд. Она терзает свою губу, по всей видимости испытывая настолько сильную злость, что у меня каким-то образом от неё начинает болеть голова.

— Бесят такие люди, — шепчет сквозь зубы. — Почему у таких, как ты есть выбор?

— Рубби, — Эркиз грубеет, — перестань.

— У меня вот нет выбора, — с ядом прыскает девушка, ненавистным взглядом прорезая мое лицо. Я приоткрываю рот, понимая, что не могу вдохнуть полной грудью. Настолько… настолько её злость ощутима.

— Так… — Эркиз кладет вилку в тарелку, желая прервать дочь, но та срывается на крик:

— Я сдохну! Твоя дочь умирает, а ты печешься обо всех, только не о ней…

— Ты сама не даешь тебе помочь! — мужчина кулаком наносит удар по столу, отчего вся посуда издает короткий, но режущий слух звон, заставив меня и Роббин вздрогнуть, а рука Дилана на автомате ложится на мой живот, словно в попытке оградить от мужчины напротив. Сам парень с напряженной готовностью атаковать смотрит на Эркиза, который… не проявляет агрессии. Лишь давит на сжатые веки глаз пальцами, когда Рубби встает, с грохотом опрокинув стул, и шаткой походкой покидает кухню. Тишина. За окном громыхает непогода. Дождь сильными ударами капель колотит по окну. Дилан продолжает рукой «ограждать» меня от мужчины, от которого я не чувствую агрессии. Он выглядит подавленным и уставшим. Роббин обеспокоенно кладет ладонь ему на плечо, потирает, коротким взглядом наградив Дилана. Тот убирает от меня руку, встает, забирая тарелку, и подходит к холодильнику, неаккуратно поставив посуду на одну из полных продуктов полок.

Я провожаю его обеспокоенным взглядом до двери. Парень уходит, оставив меня наедине с взрослыми. Скованно ерзаю на стуле, почему-то чувствуя вину за произошедшее. Роббин продолжает одаривать мужчину успокаивающим поглаживанием по плечу. Эркиз не разжимает век и всячески старается не сорваться на выражение не совсем «мужских» эмоций.

Опускаю глаза в тарелку. Полную еды. Мясо, овощи и спагетти. Сглатываю. В голове без остановки мечутся слова Рубби. Короткое замечание, ставшее гложущей фикс-идеей.

Морщусь, наматывая лапшу на вилку. Глубоко дышу, не позволяя разуму давать оценку происходящему. Активно, словно нервно, моргаю, еле подтянув вилку к подбородку. Ладонь внезапно наливается свинцом. Пальцы немеют. В голове полнейшая паника. Начинаю хуже воспринимать окружающие звуки. Настолько мой организм противится тому, к чему не привык. Настолько не желает идти против стремлений, бок обок с которыми я существовала столько лет. Но я отталкиваю саму себя в дальний угол, сунув вилку в рот. Полностью. Губы дрожью встречают полную вкусов еду.

Пережевываю, пристальным взглядом врезавшись в стол. Стараюсь не анализировать.

Слышу только, как Роббин с волнением просит:

— Не торопись, — осторожным тоном, совсем тихо, будто боясь спугнуть мое рвение питаться.

Я продолжаю есть. Давлюсь, но меня это не останавливает. И буду есть, пока тарелка не станет пустой. Ведь я хочу измениться. Я работаю над собой. Я справлюсь. Хочу сделать это для себя. И для тех людей, которые так яро верят в меня, несмотря на мое долгое нежелание меняться.

Ради Дилана и Роббин. Я буду продолжать.

Пустая тарелка. Сижу, совершенно никакая. Уставшая и… не знаю. Чувствую себя странно. Очень непривычно. И как-то неприятно. Опираюсь на спинку стула, не в силах пошевелиться, ведь любое движение провоцирует тошноту. Окей, это был мощный рывок в сторону перемен, но… я не была к такому готова. Точнее, мой желудок.

— Как себя чувствуешь? — со мной здесь осталась только Роббин. Она отправила Эркиза принять душ, а сама занялась уборкой кухни. — Ты съела очень много… — моет посуду, оглядываясь на меня с тревогой. Я еле приседаю, опершись руками на стол, и выдыхаю:

— Как медведь, — мое сравнение заставляет женщину улыбнуться. — Хочется лечь на бок. И спать.

Роббин по-прежнему переживает о том, как мой желудок справится с такой нагрузкой, поэтому спешит попросить:

— Иди. Лучше ложись скорее спать.

Отворачивается, а я поднимаю на её затылок взгляд, вдруг ощутив прилив решимости:

— Это ничего? — произношу вопрос, зная, что женщина попросит конкретизировать.

— Что? — она лишь краем уха поворачивает голову, думая, что не четко расслышала меня. Я набираю воздуха в легкие, терпя тошноту, и вновь пытаюсь выдавить свои мысли не в самой правильной форме:

— То… что мы с Диланом?

Уверена, она хорошо расслышала мои слова. Роббин продолжает стоять ко мне спиной, намыливая одну из тарелок, а я терпеливо ожидаю её ответа. Женщина кладет посуду на полотенце, чтобы она сохла, и делает напор воды тише, чтобы не надрывать горло:

— Мне лишь страшно думать о том, что произойдет, когда между вами это прекратится, — начинает, вгоняя меня в напряжение. — Отношения, особенно в вашем возрасте, — развлечение временное, — шепчет, временно прекратив орудовать губкой. Молчим. Я опускаю глаза. Подозреваю, Роббин также смотрит на дно раковины, пока не заговаривает вновь: — Ладно. Иди. Наверное, даже хорошо, что вы будете спать… вместе, — запинается, всё-таки неодобрительно прищурившись. — Тебе будет спокойнее.

Разговор не помог. Внушил мне больше противоречий, с которыми я еле добираюсь до комнаты, то и дело поглаживая живот, чтобы тот не решил избавиться от еды. Именно так он поступал, выручая меня, потому что моя цель была совершенно обратной. А теперь придется напрячься и удержать всё в себе.

Открываю дверь, некоторые секунды простояв на пороге, пока Дилан натягивал на тело чистую футболку, в которой собрался спать. Оборачивается, взглядом поинтересовавшись, чего я застряла, а я намереваюсь обрадовать его своей маленькой победой над собой:

— Я объелась.

И реакция ожидаема.

— Объелась? — его брови даже изогнулись от удивления. Полагает, что неправильно меня понял, но я киваю, удерживая ладонями живот так, будто беременна:

— Да. Съела всё.

О’Брайен аж на край кровати приседает от заметного шока, ведь он наверняка тоже обратил внимание на мою огромную порцию:

— Всё? — уточняет, и я с довольным лицом подхожу к нему, сев рядом на край:

— Ага. У меня живот вздулся, — глажу… пузо? В общем, глажу его, как какое-то инородное создание под кожей, и встревожено смотрю на парня. — Это нормально?

Встречаю его улыбку. Он устало усмехается, кивнув:

— Я подержу тебе волосы при необходимости.

Морщусь:

— Фу, это ванильно.

И Дилан коротко смеется, смущенно почесав кончик носа пальцем:

— Очень, — соглашается, вновь взглянув на меня. Я не могу проигнорировать его улыбку, поэтому сама растягиваю губы, слегка дернув головой вверх в качестве призыва. О’Брайен улавливает намек и мое разрешение, так что быстро увлажняет губы, скользнув по ним кончиком языка, и наклоняется, коснувшись моих легким поцелуем. Я же намеренно проникаю глубже, испытав потребность крепче поцеловать парня, а тот вдруг пускает смешок мне в губы, заставив отстраниться с недоумением: