— Мышь? — Дилан шепчет, хмуро покосившись куда-то в стену, а я превращаю все в шутку, хмыкнув:

— Ты оказался не таким оригинальным в плане разработки прозвищ, — поворачиваюсь к нему, дабы полностью завладеть его вниманием, чего добиваюсь без усилий. О’Брайен улыбается, пальцами зацепившись за край моей футболки, словно… контролирует, будто бы я тут на низком старте — готовлюсь сигануть прочь от него. Причем в окно.

— Как всё прошло? — Дилан переводит тему, потянув меня за собой. По ту сторону стен начинает разыгрываться буря, нужно вернуться домой как можно скорее, а то придется заночевать в больнице.

— Вроде… обычно, — иду за ним, теряясь. — Не знаю, — складываю руки на груди, чувствуя, как расслабляюсь, шагая так близко с О’Брайеном. — Никаких ощущений, — пожимаю плечами и нахожу нечто позитивное. — Но ребята нормальные.

— Такие, как Луис? — Дилан не воздерживается от колкости и усмехается. Без эмоций поднимаю на него глаза, активно заморгав:

— Такие, как я.

Уголки его губ дергаются. Он пытается сохранить улыбку, но та меркнет по мере осознание сказанного. Я не преследую цель пристыдить его, ведь на правду не держат обиды, просто… зачем-то стремлюсь ему напомнить, кем являюсь. Порой мне кажется, что он не до конца понимает, какой путь выбирает, связываясь со мной. Он еще так молод. Зачем ему я?

От подобных терзающих мыслей, по мнению Мэгги, мы должны избавляться. Для успешной реабилитации необходимо принять свою значимость и прекратить принижать свое существование.

Я работаю над этим… пока только мысленно пытаюсь лгать себе, чтобы постепенно ложь превратилась в правду. Думаю, так оно и работает.

— Извиняюсь, — всё-таки молвит парень, когда мы встаем напротив дверей лифта. Я жму на кнопку вызова, натянуто улыбнувшись и сохранив молчание. Зря, надо что-то говорить, но сегодня был слишком стрессовый день, столько нового пришлось пережить. Мне охота пребывать в тишине, надеюсь, та не натолкнет Дилана на мысли о дискомфорте.

Двери раскрываются. Парень ладонью подталкивает меня внутрь, после чего входит сам, нажав на номер нужного этажа, и запрокидывает голову, прикрыв веки и устало выдохнув в потолок. Я искоса смотрю на него, ощутив укол тревоги из-за своего молчания. Нужно говорить. Нормальные люди общаются друг с другом, но… не хочу давить из себя слова, поэтому осторожно касаюсь пальцами его ладони, заметив, как уголок его губы приподнимается в усмешке. И сама улыбаюсь, опустив взгляд, когда двери начинают закрываться.

Как вдруг лоб пронзает жуткое жжение. Знакомое чувство, от которого подкашиваются ноги. Невольно крепче сжимаю ладонь Дилана, вскинув взгляд, но не успеваю отыскать источник давящего наблюдения в коридоре, ведь двери лифта плотно задвигаются, оставив внутри меня неясное волнение.

Кто-то смотрел.

Сильнее стискиваю ладонь О’Брайена, нахмурив брови.

Кто-то знакомый смотрел.

***

Глоток за глотком. Глубокая затяжка.

Брук Реин вновь берется за саморазрушение, ведь её не понимают. Ей не позволяют быть другой. От неё отказываются и отворачиваются. Да, верно, все вокруг препятствуют её попыткам измениться, начать нормальную жизнь, здоровые отношения. Все виноваты!

Девушка сидит на полу в гостиной, охотно поглощая крепкий ром, прожигающий горло сокрытым в себе ядом. На журнальном столике упаковка сигарет, только вместо них внутри пять косяков, сохранившихся с последней вечеринки. Реин без желания втягивает внутрь дымок, разрушающий её здравомыслие, отупляет раздумья алкоголем. Ничего не хочет. Никакой работы над собой. Это все вокруг виноваты! Не она. Она пытается создать иллюзию, в которую постепенно поверит, но все, все, все мешают и не позволяют ей справиться. Отец и мать, больше заботящиеся о судьбе их сынка. Дилан, бросивший её в такой болезненный период. Тея, отнявшая у неё О’Брайена в такой момент. Дэна, не позволяющего почувствовать себя нормально. А зачем тогда вообще признался? Зачем сам же сделал первый шаг? Чертов придурок.

Брук совершает крупный глоток, после которого способность дышать покидает её на несколько секунд. Настолько сильно обжигает глотку и нос. Девушка даже пускает слезу, на время накрывая ладонью горящее лицо. Но она бледна. Болезненно. Всё кружится перед глазами, плывет, раскачивается. Брук пытается приподняться. Надо открыть окно. Душно, но при этом кончики пальцев замерзают. Шатаясь, приближается к панорамным окнам и раздвижным дверям.

Все. Это их вина. Они не позволяют. Ты стараешься, Реин, но другие мешают тебе.

Роняет бутылку, зажав зубами косяк с травкой, и предпринимает попытку раздвинуть двери. По ту сторону бушует ветер. Опасно находиться близ воды в такую погоду, но все лучше, чем сидеть в одним стенах с теми, кто тебя не понимает, да, Брук?

Все виноваты.

Девушка, сумев раздвинуть двери, морщится от ворвавшегося внутрь ветра, принявшегося тормошить ткань штор. Океан гудит. Крошечные капли осыпают лицо. Брук стоит на месте, сощурено уставившись перед собой. Втягивает дымок. Задыхается. Волны бесновато бросаются на берег.

Шмыгает носом, вдруг осознав, что это вовсе не дождь касается щек. Почему-то холодные слезы лениво стекают по коже, добираясь до края скул. Девушка приседает на пороге гостиной, ноги вытянув на веранду, и берет бутылку, продолжив одинокое пиршество.

Продолжив погружение в обиду и злость на весь мир.

Все мешают. Никого не волнует твоя судьба. Ты — лишняя.

«…Всегда была лишней», — голос мальчишки раздается за спиной, но Брук оглядывается, заметив ребенка со светлыми волосами. Он держит в руках железную пожарную машинку, пристальным, неестественно злым для ребенка взглядом сверля макушку девочки, которая покорно сидит на полу рядом с разорванными рисунками.

Брук хмурится, когда мальчишка поднимает машинку и сильно бьет девчонку по голове, приговаривая:

«Ты. Не нужна, — процеживает, с яростью повторив удар. — Сдохни».

— Брук?

Реин продолжает пристально смотреть в сторону журнального столика, не разделяя реальность и галлюцинации, и игнорирует светловолосого парня в промокшей одежде, который медленно вышагивает из коридора, сбросив капюшон с головы. Он долго колебался, но, заприметив нездоровое поведение Реин, решился объявить о своем присутствии.

Обычно Брук моментально проявляет агрессию. Начинает кричать, бросаться вещами, пытается любым возможным способом навредить ему, но сейчас она выглядит такой… никакой. Больше, чем просто разбитой.

— Эй? — Норам проводит ладонью по влажным волосам, слегка взъерошив их. Он был уверен, что Брук скрывается от бури дома, поэтому пришел сюда. И в очередной раз ошибся.

— Привет? — звучит, как вопрос. Норам с опаской подходит ближе к дивану, пытаясь понять, что привлекает внимание девушки. Её взгляд постепенно лишается своей осознанной жесткости, оставляя место слабости и бессилию.

Нельзя доверять её внешней «расслабленности». Брук крайне нестабильная личность.

Норам набирается смелости подойти еще ближе:

— Холодно. Давай закроем дверь, — застывает на месте. Брук медленно поднимает на него опустошенный взгляд, глубоко затянувшись травкой.

— В чем дело? — он идиот? Спрашивает о таком… В чем дело. Смешно. «Много, в чем дело».

Реин хмурит брови. Но продолжает хранить двигательное спокойствие. Поэтому Норам берет на себя смелость окончательно приблизиться:

— Простынешь, — сглатывает, ожидая скорого нападения. Брук опускает глаза, долго всматриваясь в поверхность пола, и вдруг привстает, проигнорировав парня и направившись к столику, чтобы забрать упаковку с косяками. Норам прикрывает двери, оглянувшись, когда Реин исчезла за стеной, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Всем все равно.

Девушка останавливается, достигнув этажа, спиной к ступенькам. Покачивается, блекло уставившись в стену. Темнота вокруг. Краем глаз замечает силуэт ребенка и поворачивает голову, лениво переводя взгляд на светленького мальчишку, с прежней ненавистью смотрящего на неё: