О’Брайен ловит худощавую девчонку за ногу, дернув вниз. Девушка без борьбы сдается, рухнув прямо в собравшуюся на траве лужу, и кажется Роббин может расслышать её смех. Взгляд женщины обретает оттенок печального смирения. Пальцы уже не так сильно сжимают ткань штор, а пугающие мысли отступают, отголосками уносясь в черноту сознания. Она без эмоций наблюдает за тем, как её с улыбкой, но грубо придавливает Тею к траве, не позволяя подняться или откатиться в сторону, нависает над ней, сжав запястья руки, и наклоняется к её мокрому лицу…

Роббин задвигает шторы — комната погружается в больший мрак. Какое-то время стоит на месте, пальцами водя по бархатной ткани. Более не доносится смех. Снова окутывает шум дождя. Прикрывает веки.

Будь, что будет…

***

Хорошо, что я додумалась залить термос кипятком. Электричество вырубают, пришлось бы довольствоваться холодной водой или пить из-под крана. Горячий душ умело согревает после такой… ненормальной прогулки по заднему двору. Конечно, я не намеревалась изваляться в лужах, тем более искупать Дилана, но вышло, что вышло. Мы вернулись в дом полностью промокшие. Судя по припаркованной машине, Роббин вернулась. Странно, что она тихо прошмыгнула в свою комнату. Подобная недосказанность с её стороны напрягает сильнее, чем предстоящий серьёзный разговор.

Сжимаю горячий чай, поднося кружку к лицу, чтобы паром обдало лицо. Холодный кончик носа. Стою в темной кухне, улавливая вспышку за спиной, светом озарившую стену, и оборачиваюсь, обратив взгляд на окно. Форточка распахнута. Шум дождя приятно ублажает, но есть в вое непогоды что-то настораживающее.

Подхожу ближе к подоконнику, изучая темноту, царящую на улице. Грозовые вспышки разрезают горизонт океана, выглядит потрясающе и пугающе одновременно. Ощущение неоднозначное.

Поднимаю ворот вязанного свитера выше, чтобы скрыть губы. Всё равно холодно. О’Брайен прикончит меня, если мы оба заболеем. На себя как-то плевать, а вот у него матч на носу.

Стою напротив окна, пытаясь насладиться вполне себе неплохим завершением дня. Утром казалось, что уныние не отступит, но Дилан действительно неплох в качестве увеселительной таблетки. Мои уши начинают пылать от прокатившихся в голове воспоминаний. Иногда забываю об особенностях О’Брайена. Он чаще ведет себя адекватно, поэтому проявляющаяся мимолетная грубость или иные… извращенные действия в первый момент вызывают ступор. Но потом принимаешь это и даже расслабляешься, воспринимая всё это, как игру, часть чего-то ненормального и сильно будоражащего.

Темнота кажется мне привлекательной.

Боже, я и правда нездоровый человек, раз уж в последствии пережитого насилия продолжаю получать от него удовольствие.

Шум. Поворачиваю голову, взглянув в сторону коридора. Не пойму, каким образом мне удается расслышать непонятный скрип. Чем-то напоминает… А, точно.

Без напряжения выхожу прихожу, рассматривая в темноте прикрытое отверстие для писем. Скорее всего, ветер тормошит заслонку. Подхожу ближе к двери, присев на корточки, и подношу ладонь к проему, кожей ощутив давление ветра. Сквозит и свистит.

Опускаю взгляд, разглядев на полу небольшой белый конверт, и напряжение моментально проникает под кожу. Причин для волнения нет, но что-то начинает зудеть, выворачивая ребра. Хмурю брови, сжав пальцами влажный конверт, и поднимаюсь, вернувшись к порогу кухни. Здесь светлее, чем в прихожей. Верчу находку, отпивая горячего чая, и решаюсь открыть. Небось, опять реклама, но кому в голову придет разносить её в такую погоду?

Даже не заклеен. Спокойно отгибаю уголок, пальцами пошарив внутри, и вынимаю листочек. Вырезка из газеты. Судя по качеству бумаги — старая.

Первое, что врезается в глаза, — заголовок. Второе — две фотографии.

Легкие пробивает кислород. Мои губы раскрываются, веки расширяются, а руки слабнут.

Фотографии двух девочек.

«УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК»

Дыхание спирает. Отступаю назад, словно в поисках опоры, и вдруг упираюсь спиной во что-то неприятно мокрое, пахнущее перегаром. Паника тут же накрывает здравомыслие, а ладонь теряет контроль над кружкой, когда грубые мужские руки сковывают тело, перекрыв доступ к кислороду.

========== Глава 33 ==========

Шум. Дилан резко отрывает голову от подушки, прекратив сверлить взглядом экран своего телефона. Его нерешительность затягивается на долгое время и написанное Нораму сообщение так и не отправляется к адресату. Попытка наладить связь со старым другом откладывается. Он и не против. «Иногда люди меняются. Им нужно дать шанс. Так?»

Парень приседает, без напряжения прислушиваясь. Не поймет, что за звуки доносятся с первого этажа. Приглушено. Наверное, Роббин не спит? Учитывая её утренний настрой, не удивится, если женщина пребывает не совсем в трезвом состоянии. В последнее время она сама не своя, и Дилана это тревожит — неспособность контролировать чужие мысли для оказания преждевременной помощи.

Опускает телефон на тумбу, решив всё-таки проведать обстановку. Вариантов несколько: либо Роббин не вписалась в поворот, либо ветер опять выбил хрупкую дверь заднего двора, либо кто-то что-то разбил. Но больше склоняется к неуклюжей Оушин, и это вдвойне увеличивает его стремление скорее покинуть комнату и наподдать ей за неосторожность. Отчитывание — своеобразный контакт, так ведь? А Дилан как глупый сопливый мальчишка хватается за любую возможность поболтать с объектом своих непривычных желаний.

Выходит. По-прежнему тихо. Только ветер усиливается. Странно. Будто кто-то распахивает огромное окно, но они точно всё закрыли. Подходит к комнате Оушин. Её не обнаруживает. Да. Точно она опять что-то мутит в ночи.

Грохот. Довольно мощный для такой хрупкой мыши. Чего она удумала? Перестановку сделать? А что… самое время.

Бодрее приближается к лестнице, вальяжно опрокинув её имя:

— Тея? — и замирает на месте, пальцами впившись в поверхность стены, на которую опирается, дабы удержать внезапно уплывающее в темноту равновесие.

Он врезается взглядом в ответ, ни глаз, ни лица не рассмотреть за густым мраком. Незнакомый мужчина в темной одежде, скрывающий лицо под тканью капюшона. Крепкий на вид. Сидит на одном колене, склоняясь над телом Оушин. Кажется, девушка без сознания, её тонкие руки раскинуты в стороны, голова неподвижно лежит на боку. Огромные ладони неизвестного крепко сжимают ей рот, вдавливая ткань какой-то серой ткани, пропитанной специальной жидкостью, что без труда вышибает сознание из головы жертвы нападения.

Дилан не имеет понятия, как долго они смотрят друг на друга. В его рассудке что-то дает трещину — и представшая перед глазами картины искажается, внушая фантомный ужас, знакомый ему с детских лет. Он будто видит отца, и реакция парня вполне ожидаема: тело наливается напряжением, каждая клетка воспламеняется, возвращая под кожу колкий зуд.

— Ты… — неясно, каким образом он сохраняет способность мыслить, и этим пользуется незнакомец, не ожидающий, что в доме есть кто-то кроме Оушин. Он ведь своими глазами видел, как эта чертова стерва Роббин уехала, оставив девчонку одну. Мужчина не был готов к подобному, тем более к схватке с вполне молодым и на вид крепким парнем, поэтому он пользуется возможной слабостью противника и вскакивает, когда Дилан срывается вниз. Безжалостно мужчина наносит сильный удар ногой по затылку Оушин, отчего тело той секунду содрогается, а сам срывается прочь через заднюю дверь дома. Это срабатывает и дает ему время. Дилан первым делом подскакивает к Тее, трясущимися пальцами схватив её за лицо:

— Те… — не дает себе закончить и бросается к двери на задний двор, опять-таки замешкав на пороге. — Твою же! — мечется взглядом из стороны в сторону, в итоге бросив затею преследовать… грабителя или… Кто это, черт возьми, был?!

Запирает дверь, бросившись обратно к Оушин, и падает на колени рядом, вновь принявшись ощупывать её голову:

— Тея? — взгляд беспокойно озирается, каждый раз возвращаясь к лицу девчонки. Сердце гулко стучит под ребрами, сбивает дыхание, ведь сознание по-прежнему рисует странные картины прошлого. Воспоминания, о которых О’Брайену стоило бы забыть для поддержание здравого смысла.