А он и не жив вовсе. Уж точно не ощущает себя. Не существует. Дайте ему еще пару минут.

Наконец, эмоциональность начинает спадать. Лицо приобретает долгожданную «ровность». Сердце продолжает скакать, но к боли привыкает, поэтому выглядит спокойней. Хрустит костяшками. Не анализирует. Это просто кошмар. Они ему давно не снились, но… если будет разбирать сон, то зациклится на нем, и кошмары продолжат преследовать его.

Поворачивается к краю кровати. Спускает стопы к паркету. Вновь сутулится, опираясь локтями на колени, а к губам прижав сцепленные в кулак ладони. С тяжелой задумчивостью смотрит в пол.

За окном не гремит. Ночь спокойная, оттого кажется ненастоящей. Больно тихая для Северного Порта. Быть может, Дилан еще в кошмаре?

Щипает себя за щеку. Нет. Не сон. Проводит ладонями по темным волосам, низко склонив голову.

И внезапно приходит нежданный дискомфорт, о проблемах с которым он уже успевает позабыть. Резко хватается за затылок, стискивая его пальцами, и морщится, двигая плечами. Запрокидывает голову, веки прикрывает с настороженностью. Режущая боль проходит от спины, между лопаток, и спускается ниже, вдруг отозвавшись узлом внизу живота, на который парень давит другой ладонью, заметно помрачнев.

Опять? Сколько времени прошло? Вроде, несколько дней. Ломка быстро дает о себе знать. Или догадки Теи оказались ошибочными, и его дискомфорт никак не связан с травкой? Сам О’Брайен полагает, что связан, но не полностью. Еще до начала употребления Дилана немного подкашивало желание трахнуть кого-то с необъяснимой грубостью. Обычно при этом он ощущал простое покалывание в животе. Когда начал покуривать, тогда эти ощущения будто деформировались. Скорее всего в наличии дискомфорта сыграла предрасположенной его извращенной психики и воздействие курительных наркотиков. Так что отчасти Оушин была права.

Интересно, изменилось бы её мнение о парне, узнай она, что травка — это лишь причина «извне», а по натуре Дилан просто любит жесткий секс? Скорее всего, девушка начала бы остерегаться его, что было бы верным решением.

Ведь, как бы О’Брайен не старался быть «другим», все-таки гены дают о себе знать. Дилан имеет нечто общее со своим отцом. И любовь к насилию — лишь верхушка айсберга.

Радует то, что ОБрайену от матери досталась способность анализировать свои действия и себя самого. И он прекрасно осознает, что это аморально. Но осознания недостаточно.

Потому что сейчас, четко понимая весь ужас своих желаний, он яро хочет зайти к Оушин и сделать что-нибудь… Что-нибудь нехорошее. Очень нехорошее. Настолько, что от одной мысли об этом сводит низ живота новым приливом желания совершить это.

Ему требуется уехать. Срочно.

Кое-как, с дрожью в коленках, поднимается с кровати. Бредет по темноте к столу, на котором оставил вещи. Мокрые. Черт. Разворачивается, покачиваясь на вялых ногах. Тело против него. Тело изнывает. Тело жаждет получить адреналин, испытать удовлетворение. И Дилан страшится, что сознание встанет на сторону физического наслаждения.

Сражение. Борьба со своим вторым «Я» начинается прямо сейчас, пока он дрожащими руками натягивает кофту поверх черной футболки и только после меняет спальные штаны на джинсы. Обувается. Фокусирует все свои моральные силы на поддержании контроля. Не позволяет извращенным фантазиям занять место здравомыслию.

Выходит из комнаты, тихо прикрывает дверь. Тяжелый взгляд опускается в пол. Вокруг звуковая пустота, ничего не слышно. У него в голове вакуум. Странный шум на заднем фоне мыслей. Поворачивает голову. Взглядом в темноте натыкается на дверь комнаты Оушин. Влажная ладонь соскальзывает с холодной ручки. Смотрит.

Мысли.

Дыхание под замок.

Делает шаг к чужой двери.

Нет. Уйти. Срочно! Не слушай Его. Это не ты. Это отголоски отца.

Разворачивается, спешно направившись вперед по коридору к лестнице. Сдавливает ладони в кулаки. Плевать, куда. Надо уйти. Но не в притон. Надо свалить туда, где не будет травки, но будет какая-нибудь тупая малолетняя шлюха. В бар «Эдди». Точно. Там официантка… Не помнит, как её зовут, но они с ней уже спали. Точно. Точно. Точно. Он сделает это с ней. Всё то, что хотелось бы с другим человеком, но с ним нельзя… Верно, с Теей нельзя так. Нельзя подвергать подобному истязанию. Молодец. Ты осознаешь это. Дилан, ты справляешься. Ты…

Замирает на последней ступеньке, а девушка от неожиданности чуть не выпускает стакан с водой из рук, но успевает прижать его сильнее в груди. Напуганно смотрит на парня, но, осознав, кто перед ней, успокаивается.

Тея Оушин вышла за водой, но ей показалось, что кто-то ходит мимо окон, поэтому она поспешила в гостиную, чтобы выглянуть на террасу через окно и унять паранойю.

Она сдержанно улыбается Дилану, все еще чувствуя неловкость и вину за произошедшее вечером.

А у него в ушах стучит давление. Оно полностью приглушает окружающие звуки, подавляя анализ реальности, тем самым его мысли слышны четче, громче. Дилан разбирает каждую идею, пришедшую в голову, оценивает её, но внезапно самоанализ не дает результатов. Черт возьми, её не должно быть здесь и сейчас. Пристально смотрит на девчонку, которую угнетает молчание, поэтому она шепчет через силу, дабы хоть как-то стабилизировать их отношения. Всё-таки… О’Брайен был очень зол вчера. И не разговаривал с ней до конца дня.

— Ты… — она вдруг придает значение тому, как он одет, и заметно хмурится. — Ты куда-то уходишь? — ему нехорошо? У него ломка? Или… Поднимает глаза, ни сколько не переживая о пристальном и каком-то неестественном наблюдении молодого человека. — Может, я могу чем-то помочь?

Удар в шею. Оушин не успевает осознать, как кружка выпадает из рук, звоном тревожа тихую прихожую, а сама бьется затылком, спиной, кажется, всем тело об стену, вжимаясь в неё с нечеловеческой силой. Ледяная ладонь сдавливает глотку. Тея распахивает веки, с тревогой уставившись на Дилана, который стоит слишком близко, стискивая пальцам одной руки её шею, тем самым вдавливая в холодную поверхность позади.

Осознание… медленное. Оушин моргает. В одно короткое мгновение её поглощает темнота в глазах от нехватки кислорода. Девушка сжимает веки, с хриплом запрокидывая голову, а пальцами впивается в запястье парня, но не пытается отдернуть его ладонь.

О’Брайен буквально нависает над ней. Он кажется намного выше, быть может, это зрительный обман в темноте, да и перед глазами Ошуин сильно плывет. Он с судорогой наблюдает за её попытками поглотить больше воздуха, чувствует, как вяло её пальцы сдавливают его запястье, вовсе не оказывая сопротивления. С тяжелым вздохом наклоняет голову, дабы приблизиться к её лицу. Её рот распахнут, она старательно вдыхает через него, и у парня мышцы сворачивает от удовлетворения, которое приносит подобное зрелище. Он разжимает губы, еле касаясь ими её губ, ловит чужие хрипы, невольно прикрыв веки, чтобы погрузиться в сбитое дыхание девушки.

Как же… она дико его достала.

Давай просто сделаем это. Получим то, что хотим. Это так доступно. Она не сможет сопротивляться.

Веки еле разжимает, давление на хрупкую шею Оушин ослабевает, но лишь потому, что поднимает вторую руку, большим пальцем коснувшись края её губ. Тея смотрит куда-то в сторону, её лицо ничего не выражает, даже легкой боли после удушения. Дилан сдерживает её на месте, с туманной увлеченностью наблюдая за своими действиями.

Проникает большим пальцем ей в рот, резко, глубоко, и Оушин давится, активно закашляв. Теперь хватается за запястье другой руки, но опять-таки не пытается отдернуть её. Просто контролирует. О’Брайен в нервном ожидании прикусывает свой язык, и когда, наконец, принимается вводить внутрь её рта палец, его охватывает та самая изводящая дрожь.

Внутрь. Глубже. Выводит. Скользит по нижней губе. Затем вновь вводит. Оушин протяжно дышит, с прежней хрипотой. Её тяжелый взгляд соскальзывает со стены за спиной О’Брайена и задерживается на уровни его ключиц. Она с замиранием сердца пропускает сквозь себя происходящее, не совсем понимая, какие именно чувства вызывают действия парня. Но девушка не напряжена, расслаблена. Её голову болезненно тянет, головокружение приятно, мысли становятся вязкими, слово сладкий мед.